– Из-за аварии мы не успели обменять.
– Ничего страшного.
Я прошел обратно через пар, в нужном месте меня обдало кипятком, затем я миновал болото, поскользнулся и выкатился по ледяной горке в морозный день. Одежда моментально заледенела. Ледяной и богатый, я добрался до Ярославского вокзала и успел на поезд.
В общем вагоне я не выделялся в толпе своими мешками. Все что-нибудь да везли – набивные ситцы, дефицитные книги, ягнят и телят…
Уже начало темнеть, когда я оказался в Ярославле. Долго путался в улочках, пока нашел деревянный дом с дымящейся трубой. Здесь находилось местное издательство и книжный склад. В большой комнате я увидел каких-то расхристанных мужиков в волчьих шкурах, горилку на столах и этакую красивую местную стерлядь, сидевшую нога на ногу посреди мужиков, которые вились вокруг и пускали слюни.
За письменным столом восседал в странной позе, откинувшись в кресле с открытым ртом, нужный мне человек. Во рту ковырялся худощавый мужик в меховом жилете, по виду – библиотекарь.
– Дергайте! – крикнул издатель.
Оказывается, издателю вырывали зуб. Кто-то дернул дверь, и зуб, привязанный к двери веревочкой, вылетел. Раздались аплодисменты. Объявили тост за здоровые зубы. Все выпили, крякнули и уставились на меня.
– Чем имеем честь? – спросил издатель.
– Вот именно! – хихикнула стерлядь. – Чем вы честь имеете?
– Я, собственно говоря, автор книги «Кайф».
– Ах, да! Вы приехали за деньгами. Что ж, присаживайтесь. Будьте как дома.
Скоро принесли два мешка денег, и я убрался.
Может, это мода такая грядет – рассчитываться трешками? Сложно сказать. Я спрятал мешки в канаву возле вокзала, купил билет до Питера. Потом, прихватив мешки, дождался поезда и долго ехал домой, прижимая наживу к сердцу.
Про Космического Прыгуна, про ленинградские рестораны
Советская власть сдавалась все больше. Железный занавес трещал по швам. Все больше соотечественников проникало в иные миры…
Весной 90-го я встретил в метро старого товарища Игоря Назарова. Мы с ним еще в 70-е постоянно соревновались на легкоатлетических стадионах. Роста мы одного, результаты у нас были одинаковые.
– Ты знаешь, что создана федерация ветеранов и скоро ты сможешь снова прыгать в высоту с разбега? – спросил Игорь.
– Как это так? – авансом обрадовался я.
– Легко, – сказал Игорь. – После сорокалетия ты попадаешь в младшую возрастную группу, сорок – сорок четыре года. Есть группы «сорок пять – сорок девять». И так далее – хоть в сто лет приходи и прыгай.
Я стал по утрам бегать кроссы внутри микрорайона, где жил, размахивать руками-ногами, нетерпеливо ожидая, когда исполнится сорок. Дебютные соревнования прошли успешно – страсть еще кипела внутри и хотелось побеждать. Выяснилось, что летом в Венгрии пройдет Кубок Европы среди ветеранов. Осталось только поехать и всех победить.
…Накануне зимой я уже проезжал через Венгрию, пропустив поезд в Рим и проведя на вокзале глупые сутки. Второй раз биться лбом о Будапешт было бы стыдно. Поэтому я взял с собой все: мини-раскладушку, плед, простыню, банки с консервами, растворимый кофе, кипятильник, сахар и шесть двухфоринтовых монет для телефона. Еще в сумке были тренировочный костюм, спортивные тапочки и надорванные шиповки. Когда-то в юные годы мои суперноги перебрасывали меня через планку на высоте в 2 метра 15 сантиметров. Теперь, частично изгнав из внутренностей тренировками никотин и алкоголь литературно-музыкальных буфетов, к сорокалетию я мог похвастаться результатом почти в 1 метр 90 сантиметров. Кто не понимает, тому бесполезно объяснять.
Загодя я получил вежливое приглашение на Чемпионат Европы. В нем, в частности, предлагалось оплатить расходы бундесмарками. Так же как и у других питерских ветеранов, марок у меня под рукой не оказалось, и мы почти распрощались с надеждой. Но тут пришло известие, что в виде исключения от советских готовы получить и в рублях. Сосчитал рубли – не хватило. Отправился во Внешэкономбанк, который задолжал мне денег по договору с пражским издательством. В банке послали меня на три буквы, возможно, и на четыре. Я пошел куда послали, рассчитывая по дороге ограбить прохожих. Деньги, однако, нашлись, и я заплатил положенное, вовремя пришел на вокзал и с группой не молодых, но бодрых покатил на юг.
Львов: тепло, красивые женщины и митинги. В толпе видны лозунги типа «Хай живе КПСС на Чернобольской АС!» За Львовом поезд переваливает Карпаты, а там уже не наша земля. Перед таможней ветеранов бросало в озноб – все читали постановление об ограничении вывоза товаров, но все что-то везли, по русской неизобретательности упирая на водку…
Мы выходим из поезда. Я самый молодой среди этих серьезных мужей, директоров и доцентов, полковников и подполковников, среди этих достойных старушек с выправкой ворошиловских стрелков. Эх, вечная моя неразменная молодость!
Я лежал на раскладушке и смеялся:
– Где же ваши хреновые спонсоры?!
Бывший Директор, свернувшись в углу по-собачьи на спальном мешке, не унывал:
– Просто банк не произвел расчеты! Он просто не принял деньги! Возмутительно!
– Вот и отлично! – подал голос Энергичный Работяга. – Посмотрите на Полковника! Он спать собрался по стойке «смирно».
Полковник составил две парты, лег на спину, укрылся простыней, стал похож на мертвого и пожаловался:
– А я хотел бежать десять километров. Десять километров бежать в таких унизительных условиях!
За несколько часов до этого нас встретили на вокзале, посадили в трамвай, и мы «зайцем» переехали Дунай. Затем отвели в обычную среднюю школу и сказали: «Будете здесь жить». По школе уже бродили другие советские граждане, превращая учебные классы в лежбища. Отсоединившиеся, но еще не достигшие конвертируемости, обеспечивающей комфорт отелей-мотелей, прибалты вернулись временно в состав Московского царства. Отсутствие спальных принадлежностей компенсировалось обещанием кормить. Я рассчитывал на привезенные консервы, но в неразберихе попал на казенное довольствие.
Следующим утром предприимчивый народ рванул торговать на рынок. Я отдал знакомому свой продовольственный набор вместе с кипятильником, рассчитывая на наживу, и отправился гулять из Буды в Пешт. День стоял знойный. Хотелось пить. Я пил из всякого «копытца» – фонтанов и фонтанчиков. Мочил голову, гулял и глазел по сторонам. И вдруг увидел на дне фонтана денежку в пять форинтов, протянул руку и ухватил. Теперь было с чего начинать жизнь.
Вечером возле школы крепкая ветеранская женщина наяривала на трехрядке, а несколько пожилых пар резвилось возле нее. «Нормальный сумасшедший дом, – подумалось мне. – Чувство родины не должно покидать нас!» За реализованные консервы и кипятильник я получил деньги и уже по-настоящему почувствовал почву под ногами.
На следующий день мне предстояло состязаться с сорокалетними сверстниками. Только после многокилометровых прогулок по жаре я уже толком не помню, в какую сторону бежать и какой ногой отталкиваться. Находясь на грани солнечного удара, я все-таки разглядел и запомнил Валерия Брумеля. Он для спорта все равно что Гагарин для космоса. Не было у меня в юности большего кумира. Меня даже знакомят с Брумелем, представляя как журналиста, на что он отвечает, хотя я и не просил, что на интервью у него нет свободного времени…
После «Непшстадиона», опустошенный недавней схваткой с жарой, возвращаюсь в спецприемник школы и вижу фанерную стрелку на стене. Один переводчик с финно-угорских языков обучил в Питере двум словам: «шор» и «бор». На стрелке начертано «Бор», то есть «Вино»… На родине тогда буйствовал алкогольный дефицит, и я устремился по направлению, указанному стрелкой. «Бор» находился в подвале. В прохладной тишине скучающий продавец в кожаном фартуке прямо из бочки накачал в полиэтиленовый баллон 1,5 литра мускателя за восемьдесят форинтов. 1,5 литра для меня многовато, но почти каждому человеку хочется всего и сразу.
Возле школы на парапете газона сидит и скучает Космический Прыгун.
– Добрый день, – говорю.
– Добрый день, – отвечает. – А что это у тебя такое?
– А это у меня сухой венгерский «бор» мускатель. Венгерские же «боры» по праву считаются одними из лучших в Европе.
– Что ж, я готов дать тебе интервью. Ты же просил!
– Конечно! – восклицаю я и начинаю брать интервью, в течение которого мы, пользуясь своим местонахождением, несколько раз совершаем антидефицитные демарши.
– Для меня это цирк. Шапито! Клоунада какая-та, – говорит интервьюируемый по поводу ветеранских соревнований. – Я же профессионал. Космический Прыгун! Видишь часы?
Космический Прыгун снимает часы. На оборотной стороне дарственная надпись по-английски.
– Голландская королева подарила. Нет, английская! Может, мне часами торговать? Я – пур мен. Нищий! Меня почетным гостем пригласили, а форинтов не дали. Вчера из шведской газеты подходит – можно интервью? Мое интервью двести долларов стоит.
Мы уже в пятый раз идем в «Бор», а Космический Прыгун говорит по дороге просто так, ему, я вижу, скучно со мной, но одному, похоже, еще скучней:
– Тут один три «Хольстена» взял, а после заявляет мне: «Кто ты такой?» Он – кооператор, двадцать тыщ в месяц клепает, а у меня пенсия еле-еле на хлеб. Но я-то Космический Прыгун, а он в финал на Токийской Олимпиаде не попал. Он мне все про купленное пиво, а я ему говорю: «Тебя в Москве на кол посадят, бензином обольют и подожгут рэкетиры, а меня в Америку зовут лекции читать. Лекция – пять тысяч долларов».
– Какой гад! – кричу и плачу. – Как он смел так Космическому Прыгуну!
– Они мне все завидовали. Всегда. Даже Тер-Ованесян. Всегда мечтали, что б плохо. Кому они теперь нужны? Мне на приеме вчера: «Вы и в Финляндии будете почетным гостем». И футболки дали. Три штуки.
После мы в общаге поглощаем «бор». Затем Прыгун дремлет в кресле, а я ухожу прочь и, плохо соображая, таскаюсь полночи по чужому городу в поисках школы…