льные требования. Этого, надо полагать, не случится, ибо чересчур много оказалось бы вакантных «директорских кресел»… Дело в том, что в жизни мы вообще часто применяем различные мерки к себе и к другим. А уж что касается начальства, да еще начальства «своего», непосредственного…
Вернемся к той встрече «за круглым столом», с которой я начал эти заметки. Участники ее, выговорившись, сошлись во мнении, что нужен разумный, реалистический компромисс. Все-таки директорская рать — не футбольная или хоккейная команда. Там-то можно расставить игроков в соответствии с их индивидуальными способностями, хотя и это далеко не всегда удается тренерам. Директора же при всем их человеческом, личностном отличии друг от друга должны отвечать определенным, если хотите — стандартным требованиям. Но ведь личность оттого и личность, что не укладывается в рамки стандарта! А в том, что директор современного, да еще крупного предприятия обязан быть личностью, вряд ли кто-нибудь усомнится. Требования, как видите, ко всему прочему, не только стандартные, но еще и противоречивые.
Я видел много разных директоров. Со многими был знаком прежде и знаком теперь, а некоторых знаю довольно близко. Все это люди непохожие друг на друга, со своими привычками. Однако всех их объединяет и нечто общее — какая-то нечеловеческая работоспособность, какая-то трогательная и, в сущности, бескорыстная любовь, преданность своим заводам. И — хроническая, пожизненная нехватка времени, Я вот подумал сейчас: наверное, профессор Любищев, о котором столь ярко написал Даниил Гранин, стремился, не ведая о том, прежде всего помочь директорам, научив их подчинять время, как делал это сам. Увы, в отличие от большинства людей, директора не принадлежат ни себе, ни своим семьям. У них нет своего времени, которым они могли бы распоряжаться.
Теперь признаюсь: эти заметки — о генеральном директоре производственного объединения, которого я знаю уже более тринадцати лет и который мне чем-то определенно нравится, хотя я и не могу сказать, что мне нравится в нем все.
Я спрашиваю себя; почему пишу именно об этом директоре? Быть может, он больше других знакомых мне директоров отвечает моему пониманию личности руководителя и его роли на предприятии?.. Вряд ли, потому что в то время, когда мы познакомились, он не был ни генеральным, ни просто директором. Скорее всего, меня привлекли какие-то его человеческие качества. Пожалуй, не в последнюю очередь — противоречивость его характера, настойчивость, граничащая порой с упрямством, целеустремленность и любовь к жизни, к простым ее радостям.
Уже работая над этими заметками (впрочем, я работал над ними все тринадцать лет), я как-то невзначай спросил у него, когда он понял или почувствовал, что будет директором. Он порядочно думал, прежде чем ответить.
— Не было такого чувства, — сказал убежденно. — Скорее я думал, что останусь на партийной работе.
Когда мы познакомились, он был секретарем парткома завода, позднее работал секретарем райкома и первым секретарем одного из горкомов КПСС в Ленинградской области.
Мы шли от площади Александра Невского к Суворовскому. Был вечер, и был дождь. Оба мы были молоды: ему — тридцать семь, а мне — тридцать четыре. Но он к тому времени уже четвертый год был секретарем парткома, успев до этого поработать технологом, мастером, начальником участка, начальником цеха. На фоне, так сказать, седин и «матерости» тогдашнего директора завода он выглядел даже моложе своих молодых лет. Контраст тем более заметный, что директор был человеком известным в среде хозяйственников, далеко не однозначным и отношение к нему окружающих было сложным. Вот что я сам писал об этом директоре:
«Саенко (фамилия изменена — Е. К.) не годится в натурщики для иконописца, и, по правде говоря, я бы не взялся написать о нем очерк под рубрикой «Твои современники», потому что в нем много такого, чего не приемлют иные редакторы, как будто им знакомы лишь люди прилизанные, как на худой новогодней открытке: голубоглазые, розовощекие, с укладкой феном… Одни знали его как сильного, опытного руководителя, с приходом которого заводская жизнь должна измениться к лучшему, другие были недовольны его назначением, прослышав от знакомых о крутом характере Саенко, а третьи помалкивали, ничего не говорили вслух, но меж собой шептались: „Поживем — увидим… Директора приходят и уходят, а мы остаемся…“»[1]
Писал я это несколько позднее разговора с секретарем парткома, а тогда, прогуливаясь по Невскому в серых дождливых сумерках, мы говорили о всякой всячине, но это только казалось, что о всякой всячине, потому что я-то пытался извлечь из нашего разговора нужную мне для очерка информацию о директоре, пытался вызнать, что думает о нем секретарь парткома, и это было не простое любопытство — это было необходимо, ибо директор был не только крут характером, но, как мне казалось, частенько несдержан без особой надобности.
Нет, сейчас я не открою, что мне говорил секретарь парткома, который нынче сам стоит во главе объединения. Не потому не открою, что его тогдашние слова чему-то там не соответствуют, не нравятся ему или мне. Все проще и… сложнее. Прежде всего, было бы смешно восстанавливать беседу тринадцатилетней давности, которую я не записывал. Вольно или невольно, но я бы стал подгонять текст беседы под общий тон этих заметок, ибо искушение сделать своего героя провидцем очень велико. А он вовсе не провидец. Партийная работа научила его разбираться в людях, видеть в них больше, чем видят другие, угадывать заранее возможные поступки людей.
Секретарь парткома. Привычное, обиходное словосочетание. Но как же редко мы задумываемся над тем, что стоит за этими словами! Ведь секретарь парткома при всем том, что он облечен большим доверием и ему даны большие права, отнюдь не поставлен над директором. Принцип единоначалия никто не отменял. И все же не кто другой, как секретарь парткома, может впрямую, непосредственно влиять на директора, поправлять его и направлять. А чтобы влияние это было действенным, целенаправленным и неназойливым, нужно хорошо знать человека, видеть его сильные и слабые стороны. Личность Саенко, на мой взгляд, явилась неким оселком, на котором оттачивался талант будущего генерального — организатора и воспитателя. Конечно, ростки этого таланта заметили раньше, чем он стал секретарем парткома (иначе он не стал бы им!), однако ростки эти могли ведь и захиреть, увянуть, оказавшись в тени, какую отбрасывала фигура Саенко.
Не захирели, не увяли, но окрепли, налились необходимой силой, опытом. Ибо остаться самим собой, сохранить свое лицо и свое «я», работая вместе с Саенко, дело отнюдь не простое. Однако, на мой взгляд, генеральный многому и научился у Саенко. Хотя бы не повторять ошибок, которые допускал тот…
— Надо бы навестить старика, — говорит генеральный.
— Надо бы, — говорю я. — Недавно встретил его на улице…
— И как?
— Лев, нисколько не стареет.
— Это мы с тобой стареем. Слушай, давай навестим старика, а?..
Нет, генеральный не апологет Саенко. Он понимает, что сегодня от директора требуются принципиально новые качества. Сегодня мало сильной воли и умения «подать себя».
— Ты помнишь, — спрашиваю я, — первый наш откровенный разговор?
— Конечно. Мы шли по Невскому, потом зашли в «стекляшку» и выпили с тобой коньяку.
— И кофе.
— Ты еще ворчал, что кофе плохой.
Мы оба смеемся, вспоминая тот вечер, и мне приятно, что генеральный, обремененный черт те знает какими заботами, хранит в своей памяти и такую малость, такой пустяк, как мимолетный разговор под дождем с начинающим, молодым литератором…
— Так я ведь тоже был начинающий и молодой!
Дело не в этом, совсем не в этом. Дело в том, что помнить — свойство его характера. Необходимое для его должности и положения свойство.
«Он помнит все, — говорит нынешний секретарь парткома объединения. — Иногда разговариваешь с ним, что-то ему доказываешь, а он сидит, будто бы и не слушает тебя, а сам все-все запоминает. Кто бы и с какой бы просьбой к нему ни обратился, он никогда не забудет. И не только не забудет, но обязательно сделает все возможное, чтобы помочь человеку. А если не может помочь, скажет прямо. Это очень важное качество для руководителя — не уходить и от самых острых вопросов, проблем…»
В чем-то они похожи друг на друга, генеральный и Саенко. Возможно, что именно это обстоятельство толкнуло меня к попытке написать о генеральном. Вернее, к попыткам, ибо я пытался писать много-много раз. Не получалось, чего-то не хватало. Каких-то живых деталей, штрихов. Было общее и не было частностей. Может быть, мешало обилие материала, хорошее, в сущности, знание своего героя: на протяжении всех тринадцати лет нашего знакомства мы время от времени встречались, хотя и не слишком часто.
Похожесть и непохожесть генерального и Саенко сказываются буквально во всем. Оба начинали свой трудовой путь на этом заводе, только Саенко давным-давно в качестве подручного (ученика) слесаря, а генеральный пришел на завод из института. Оба уходили и возвращались, только одного, Саенко, понижали и повышали в должности, а второй, генеральный, уходил на партийную работу. Они похожи и внешне. Оба, что называется, мужики крепкие, здоровые. Наверное, в старину такие ходили с рогатиной на медведя.
Вот здесь было бы очень просто продолжить сопоставление, продолжить в пользу генерального, тем более, что с тех пор, как он принял бразды правления, на заводе, а после и в объединении сделано действительно много хорошего, полезного, необходимого. Заметно переоснастился станочный парк, на смену старым, малопроизводительным станкам пришли новые, высокопроизводительные. Построены новые цеха. Совершенствуется технология производства. Много внимания уделяется социально-бытовым проблемам. В деятельности самого генерального, конструкторских и технических служб главное место занимают вопросы перспективного характера. Одна только цифра: по сравнению с концом девятой пятилетки выпуск продукции со Знаком качества вырос в пять раз! Разумеется, все эти успехи достигнуты трудом коллектива, но нельзя забывать и о том, что генеральный директор возглавляет этот коллектив и от него прежде всего зависит, как работает объединение сегодня и как будет работать завтра.