суде же после побега Алексея из колонии прокурор-женщина отметила особые человеческие качества подсудимого и сказала, что, вполне вероятно, люди, подобные Алексею, во время войны могли стать героями. В словах прокурора прозвучал упрек всем, кто в буднях мирного времени не сумел распознать натуру юноши и вывести его в настоящие герои. Прогадал сам Алексей, не меньше его прогадало общество.
Было детство без отца (Алексею не исполнилось двух лет, когда отец покинул семью и уехал в другой город). У матери — свои заботы, не до сына. Чтобы занимался чем-нибудь на досуге и не мешал жить, раздобыла где-то по дешевке и подарила разобранную, видавшую виды «Яву». К великому ее удивлению, мальчик, не без помощи приятелей, довольно быстро собрал мотоцикл, завел и стал ездить. Учился он тогда в пятом классе. Гонял в школу, вызывая недоумение учителей и восхищение ребят. Водительских прав, разумеется, у него не было, и начались нелады с гаишниками.
Страсть к автомобильной технике с годами ничуть не угасала, а, наоборот, разгоралась ярким пламенем. Появилась компания, разношерстная по возрасту, да и по жизненным устоям: шоферы, автомобилисты-частники с сомнительной репутацией, лихачи-мотоциклисты… Кто с правами, кто без них, и все — в контрах с автоинспекцией. Среди этих людей Алексей оказался чуть ли не моложе всех: иным было под тридцать. Но он не привык уступать даже старшим, он должен быть на виду, в числе первых, и заслужить их одобрение. Старшие хвалили за лихачество, еще и подначивали. Садились за руль пьяные, носились по городу, превышая все дозволенные скорости, не разбирая дорог — под красный, под зеленый.
Кое-кто из этой группы не только лихачествовал. Милиция подозревала их и в угонах машин, и в кражах, и в спекуляции запасными частями. Мало-помалу компания развалилась. Пришел день, когда арестовали и Алексея за соучастие в ограблении пьяного, севшего в такси.
В колонии Алексей строптивился, конфликтовал с начальством, получал наказания. Ему казалось — несправедливые. Однажды кто-то из заключенных сказал начальнику отряда, будто Алексей собирается бежать, хотя такого намерения на самом деле у него не было. Алексея вызвали, пригрозили неприятными последствиями для него, если он попробует осуществить свою затею. Алексей вспылил, нагрубил и сказал, что теперь-то он наверняка убежит назло всем…
Практически бежать из колонии было невозможно. Бросивши сгоряча слово, Алексей не мог от него отказаться, — он не бросал слов на ветер. Слово превратилось в клятву.
Три месяца обдумывал он план побега, готовился к нему и в один из летних дней осуществил. Это был дерзкий побег среди бела дня. Он потребовал от Алексея колоссальнейшего напряжения сил, воли, хитрости и выдумки, достойных, как говорится, лучшего применения. Только все это было ни к чему. Он пробыл на свободе всего двое суток. Поднятая на ноги милиция перехитрила его. Тогда-то Соколов и ловил Алексея.
Потом состоялся суд. И снова — колония…
Прошли годы. После окончания срока, несколько укороченного за безупречное поведение и работу, Алексей вернулся домой и вскоре наведался к Соколову.
— Э-эх!.. — горестно проговорил Михаил Александрович, осматривая повзрослевшего Алексея и покачивая седой головой. — Что же ты с собой понаделал!..
— Что было, то прошло, дядя Миша, — сказал Алексей веселым голосом, давая понять, что о прошлом вспоминать не стоит. — Не хочу быть вором. А раз сказал, так и будет. Вы ведь мое слово знаете. Но совет нужен, а может быть, и кое-какая помощь, я же инвалид. Кроме вас, у меня никого нет… Как к отцу…
И Соколов принялся помогать своему бывшему подопечному.
Профессия у Соколова самая современная: его дело — раскрывать кражи автомобилей, мотоциклов, снятых с них деталей и уворованных вещей. По возможности — предупредить.
Лет двадцать назад в уголовном розыске не было такого подразделения. Теперь есть. Мир развивается, движется. Мир оседлал колеса. Колеса вертятся, наворачивают километры, требуют резины. Сколько таких колес в Ленинграде? Четырех-, пяти-, шестизначные цифры? Соколов не знает, не считал, но кому надо, тот знает. Много колес, и все равно их не хватает. Не хватает фар, ветровых стекол, бамперов, каких-нибудь колпаков, «дворников», масляных насосов и прочего, именуемого запчастями. Да и самих машин еще недостаточно. А раз нехватка, значит, висит угроза воровства, продажи из-под полы краденого. Есть, разумеется, и другие причины, но эта — существенная.
Интерес к автомобильной технике, особенно у мальчишек, безбородых еще отроков, растет быстро. Машина — богатство, подросткам недоступное. Есть транспорт попроще — мотоциклы, мотороллеры, мопеды, но и ими обладают единицы. Вот и тратят эти мальчишки все свое свободное время (а его у них много!), чтобы нацелиться на стоящую где-нибудь без присмотра машину или мотоцикл, завести и прокатиться. Это же факт, и к нему не повернешься спиной, что восемьдесят процентов угонов приходится на подростков, юношей!
Что же делать? Соколов считает, что необходимо создать центр, базу, называй как угодно, и может быть — не одну. Такой центр, подобно магниту, стянул бы к себе всех юных любителей автомобиля. Пусть они там под присмотром опытных инструкторов-механиков, шоферов, копались бы в моторах, учились ездить, познавали бы премудрости водителей-асов. Та же профилактика, только покрепче, чем беседы.
— Конечно, кое-что для этого нужно. Специальная территория, например, — автономная, отгороженная от городских магистралей, с общепринятыми дорожными знаками, не карликовая, но и не гигантская, а так, чтобы ездить можно было свободно. Гаражи, мастерские, машины. Машины не новые, разумеется, из старья, которые не жалко разбирать и собирать, но все-таки на ходу. Затраты? Да. Но без затрат ничего не бывает. А тут затраты не ахти какие великие по масштабам большого города. Заводы, автохозяйства могут поскрести у себя по задворкам без ущерба для производства. Мы-то знаем, сколько добра скапливается у них, лежит, ржавеет, списывается! Здесь же все это пригодилось бы. Выгоды — неоспоримые. Во-первых, мы займем делом подростков, интересным, любимым для них делом. Это — главное. Во-вторых, сколько можно дать тем же автохозяйствам шоферов, механиков, даже если не все изберут себе эти специальности! В-третьих, в любом случае, мы сделаем людей грамотными в техническом отношении, заставим понимать, что такое машина, уважать ее, если хотите…
— Но ведь есть, кажется, подобные кружки?
— Есть, — махнул рукой пренебрежительно Соколов. — Именно кружки! Где они? Сколько их? Кто из пацанья знает об их существовании? Нет, я не о том. Кружок есть кружок. Там больше лекции, изучение по таблицам, схемам. Ну, может быть, тисочки какие-нибудь… Ребята любят практику во всем объеме, чтоб своими руками потрогать, пощупать, обжечься, наконец. Покумекать. И — ездить. Вот и пускай себе ездят на собранных, отремонтированных самими машинах. Зачем им тогда заниматься угонами?
Мысль человеческая бьется беспрестанно, ищет, как лучше, комбинирует, примеряет. Идеи вырастают из жизни, опыта. То, что раньше было хорошо и достаточно, теперь нехорошо и недостаточно. Мысль Соколова мне кажется интересной и весьма обоснованной. Но от мысли до ее материализации — солидная дистанция: годы, может быть, многие годы. Может случиться, что она и вовсе не материализуется, заглохнет. Как известно, прежде всего она должна овладеть массами. Нужен энтузиаст, а лучше — группа энтузиастов, которые загорелись бы идеей, прикинули бы с карандашом в руках, где, что, сколько, сумели бы доказать важность и целесообразность ее не умозрительно, а конкретно, ходили бы по инстанциям, увязывали, согласовывали, пробивали. Найдутся ли такие энтузиасты и кто они — комсомольцы, пенсионеры, педагоги или кто-нибудь еще — неизвестно. Ноша на их плечах окажется не из легких. И нужна еще смелость.
В этом деле существует тонкая, деликатная сторона вопроса, о которой вслух не говорится. Когда юный угонщик садится за руль чужой машины, он отвечает перед законом сам. Разбил машину, покалечился — виноват он, и никто больше. Если же это, не дай бог, произойдет на воображаемой Соколовым базе, ответственность понесет уже инструктор, руководитель. Соберутся же там не маменькины сыночки, не розовощекие бутузы, пионеры-отличники, а шалопаи, которых сейчас модно называть «трудными ребятами». А за ними, за каждым в отдельности — глаз да глаз… Теперь понятно, почему требуется гражданская смелость…
Но пока мысли зреют, жизнь идет своим чередом. Соколов занимается профилактикой, как положено, возвращает владельцам исчезнувшие автомобили, мотоциклы, приемники, колеса и прочее и прочее, дежурит круглосуточно раз или два в месяц — по графику, проводит рейды. Рейды он любит, полагая, что они имеют свои неоспоримые достоинства как при раскрытии преступления, так и в целях профилактики.
К ним он готовится загодя и тщательно. Сколачивает оперативные группы. В них, наряду с милицейскими оперуполномоченными, участвуют общественники, большей частью автомобилисты-любители. Каждую группу инструктирует, определяет ей свой микрорайон, дает определенные задания, назначает старших. И сам, конечно, всю ночь мотается по тихим заснувшим улицам с одной из групп. Потом обрабатываются результаты. Все непорядки — как на ладони. Тут ленивый водитель грузовика не дотянул до гаража, бросил машину у дома, а сам пошел спать. Там остановили подозрительно вихлявший МАЗ. Подозрение не лишено было основания: веселый усатый шофер оказался под градусом. В первом случае с грузовика сняли номер, Соколов написал официальную бумагу руководству, в чьем ведении находилась машина, шофера наказали, досталось и завгару за недосмотр. В другом — отобрали у шофера права…
В таком вот рейде однажды зимой на Софийской улице патруль увидел двух мужчин, которые околачивались возле «Жигулей». Одного задержали, другой убежал. Сам по себе факт мелкий, незначительный, но настораживающий: что было нужно этим людям ночью, в мороз, у чужой машины? Спросили. Задержанный ответил: «Оправлялись». Кто был второй? Не знает, случайный прохожий. Липа, конечно. Встретились около четырех часов ночи случайные прохожие для того, чтобы оправиться у «Жигулей». И вдруг один из них неизвестно почему побежал… Кто поверит? В карманах у задержанного оказались две отвертки и плоскогубцы. Тоже странно, но что делать, — не пойман, не вор. Старинная поговорка и сейчас к месту. Фамилия мужчины — Юрьев. Проверили и записали. Имя и отчество, год рождения, адреса, где работает и живет, тоже проверили, записали и отпустили на все четыре стороны.