На Глеба напустились мальчишки и девчонки из балетного кружка, и он сдался.
Глеб пошел в зал, сел в уголке и стал смотреть, как танцует Варя.
Варя знала, что Глеб смотрит, и старалась изо всех сил.
Она была в коротенькой, как заячий хвост, юбочке из марли и в туфельках с прямым твердым носком.
Глебу не понравились ни эта юбочка, ни танцы.
Настоящие балерины вон как танцуют, а Варя не танцевала, а просто-напросто прыгала по сцене, как заяц или коза.
Ей даже учительница сказала:
- Варя, у тебя мало грации.
Какая уж там грация! Только время зря тратит.
Из-за этих козлиных скачков Глеб и Варя чуть не опоздали на открытие станции.
Когда они прибежали сломя голову домой, возле станции уже толпился народ.
Тут были не только свои, но и совсем незнакомые Глебу люди.
Строители пришли прямо с работы. В телогрейках, коротеньких полушубках, в растоптанных валенках. Они вполголоса говорили о своих делах и поглядывали на новую таежную станцию. Над толпой, покачиваясь, плыли легкие синие дымки от папирос.
Станция сегодня была какая-то вся праздничная - светлая, пахнущая смоляным тесом и еще не везде просохшей краской.
Глеб пробрался поближе и увидел самое главное и неожиданное… Над входом, чуть-чуть повыше круглых электрических часов, висел большой портрет.
Молоденький паренек с комсомольским значком на гимнастерке смотрел на Глеба строгим, изучающим и в то же время добрым взглядом. «Ну что ж, Глеб, - говорил этот взгляд, - здравствуй, я рад, что познакомился с тобой…»
Так вот, оказывается, какую картину рисовали тайком от всех на станции!
Глеб сразу же узнал этого паренька.
Все было точно так, как на фотографии: и волосы, и нос, и тонкие, упрямые губы. И только глаза на фотографии были темные, а тут - голубые, с черным живым зрачком.
- Тише, товарищи, тише! - услышал Глеб голос Георгия Лукича.
Георгий Лукич подошел к главному входу станции, взмахнул над головой какой-то бумажкой.
- Товарищи, мы получили телеграмму… Нашей таежной станции по просьбе лесорубов присвоено имя отважного геолога Ивана Демина.
Георгий Лукич хотел продолжать, но тут все зашумели, захлопали в ладоши.
Сильнее всех хлопали Глеб и Варя.
Все, что случилось с ними в тайге, а может быть, и то, что ждет их впереди, было связано теперь с именем Демина. Они тоже будут такими, как он, - мужественными, смелыми, честными. Они готовы идти вперед хоть сейчас. Им ничего не страшно…
Рядом с Глебом с ребенком на руках стояла Варина мать. Она смотрела на портрет Демина и вытирала платочком заплаканные глаза.
Глебу хотелось сказать ей что-нибудь хорошее, но он не находил слов, чтобы выразить те чувства, которые теснились сейчас у него в душе.
После Георгия Лукича выступил Лука, потом Сережа Ежиков, потом Зина-Зинуля. Они говорили, что будут работать еще лучше и никогда и ни за что не забудут Ивана Демина, который погиб, как солдат, за счастье своей родины.
Ярко светило над тайгой зимнее солнце. Возле Трех Монахов раскатисто и звонко, будто праздничные салюты, бухали взрывы.
Глава семнадцатая
Ночью раздался стук в дверь.
- Кто такой? - спросил Лука, нащупывая в темноте выключатель.
- Я, открой…
В вагон, осыпанный с ног до головы снегом, вошел Георгий Лукич.
Снял с бровей сосульки, посмотрел на Сережу Ежикова и сказал:
- Ну и намело, Лука. Путеукладчик стоит, дороги забросало. Прямо не дай бог… Папиросы у тебя есть?
Георгий Лукич взял у Луки папиросу, закурил и снова посмотрел на Сережу.
Услышав разговор, проснулся Сережа. Открыл сначала левый, потом правый глаз и шумно зевнул.
- Ну и спать охота, просто как из пушки, - сказал он, сбрасывая одеяло. - Снова машины разгружать?
Сережа уже привык к ночным побудкам. Недавно в речку свалился с откоса бульдозер, а вчера и позавчера десятиклассники разгружали машины и прятали бумажные мешки с цементом, чтобы они не расквасились за ночь от снега.
Узнав, в чем дело, Сережа надел свой синий с «молнией» посредине комбинезон и начал не торопясь, по-хозяйски наматывать на ноги портянки.
Глеб знал, что Лука все равно никуда его не пустит, и поэтому даже не встал с кровати.
Лука и Георгий Лукич подождали, пока Сережа оденется, и ушли. Глеб бросил в печь несколько поленьев и снова полез в постель.
За окном бушевала метель. Ветер резко и отрывисто гудел в железной трубе красного вагона. На выщербленный пол лилась из дверцы узкая полоса печного света. Она то угасала, то снова вспыхивала неярким багрово-смуглым огнем. И тогда из темноты выглядывали разные, не видимые раньше предметы - уголок полосатого коврика возле кровати Луки, брошенный кем-то окурок и уже совсем крохотная белая щепочка.
Глеб долго смотрел на эту светящуюся точку. Потом глаза стали слипаться, голова потяжелела, и он уснул.
Утром буран утих.
Глеб позавтракал на скорую руку, взял сумку с учебниками и вышел на крыльцо.
Снегу за ночь намело до самых дверей вагона. Пушистые сугробы накрыли и высокую поленницу дров, и бочки с бензином, и черный замасленный трактор возле «конторы».
Вокруг - ни звука, ни шороха. Наверное, десятиклассники отправились в Ушканью падь, где работали теперь путеукладчик и бульдозеры.
Глеб подумал, что просеку сегодня рубить не будут. Какая тут просека - вон сколько снегу за ночь наворочало. Ни проехать, ни пройти.
И почему это десятиклассникам так не везет?
То одна неприятность, то другая, то третья…
Так и сыплются одна за другой.
Казалось, теперь-то у них все наладилось!
Недавно в газете «Магистраль» напечатали фотографию десятиклассников.
Получились все очень здорово - и Лука, и Сережа Ежиков, и Зинуля.
Глеб тоже хотел сняться вместе со всеми, но фотограф прогнал его, и поэтому на карточке вышли только левое ухо и краешек заячьей шапки.
Но все равно все сразу узнали, что это его ухо.
Варе, конечно, было очень завидно, но она тоже сказала:
- Это, Глеб, твое ухо. У тебя ухо на волнушку похоже.
И вот теперь, после снегопада все полетит вверх тормашками. Десятиклассники не выполнят норму, и Георгий Лукич снова начнет пачкать мелом красную фанерную доску…
Глеб посмотрел еще раз вокруг, вздохнул и начал примерять коротенькие, подбитые оленьей шкурой лыжи.
Таких лыж ни у кого не было - широкие, легкие, быстрые, как ветер.
Скрипнула дверь, и на крылечке «конторы» появилась Варя.
- Глеб, иди сюда, у меня, Глеб, необыкновенная новость! - крикнула Варя.
Но Глебу сейчас было не до новостей. Он наклонился и стал развязывать перепутанные крепления.
У этой девчонки всегда какие-нибудь новости.
Если ее посадить в погреб и погреб запереть железным замком, все равно что-нибудь разнюхает.
Удивленная таким поведением Глеба, Варя стала на лыжи и лихо подкатила к Глебову вагону.
- Ты, Глеб, почему не идешь? У меня, Глеб, новости.
- Знаю я твои новости! - буркнул Глеб. - И без новостей как-нибудь проживу.
- Не, Глеб, ты ничего не знаешь. Папа звонил по телефону директору леспромхоза.
- Ну и что?
- Ничего. Папа говорит: «У нас чепе[2], пришлите нам людей», а директор говорит: «У меня у самого чепе, у меня людей нет. Я сам задыхаюсь». Ты знаешь, Глеб, зря папа отдал Драндулета директору. Такой хорошенький был Драндулетик…
Глеб даже зубами заскрипел от злости.
Балаболка!
Даже смотреть на нее и то противно.
Глеб приладил крепления, взмахнул палками и пошел твердым размашистым шагом прочь.
- Глеб, ты зачем сердишься? - крикнула Варя. - Ты не сердись, Глеб!
Но Глеб пошел еще быстрее. Чш-ш, - шумел под лыжами снег, - чш-ш!
Он долго петлял меж деревьев и выбрался, наконец, на берег реки.
Справа, где кончалась гряда островерхих кедров и начинался редкий березняк, залегла меж снегов Ушканья падь.
Над сугробами виднелась решетчатая стрела путеукладчика, мелькали, будто горошины, крохотные фигурки строителей.
Глеб приложил руку к бровям, стал разыскивать Луку.
Но куда там - разве найдешь среди этих крохотных, абсолютно одинаковых горошин…
За холмами блестели на солнце лопаты. Слышалось глухое, прерывистое урчание. Видимо, рабочие заводили и никак не могли завести замерзший за ночь бульдозер.
- Глеб, подожди! Подожди-и, Глеб!
Расставив палки, будто крылья, Варя мчалась с пригорка. Мальчишеская шапка ее сидела на затылке, по ветру мотались из стороны в сторону прямые, светлые, как солома, волосы.
- Подожди-и, Глеб!
Варя обогнала Глеба и вдруг круто затормозила и стала поперек дороги.
- Ты, Глеб, зачем убегаешь? Убегать не надо! Я тебе хочу секрет рассказать, а ты убегаешь. Так, Глеб, товарищи не делают!
- Какой еще секрет?- уже чуть-чуть помягче, чем раньше, спросил Глеб. - Снова про Драндулета?
- Не, Глеб, теперь не про Драндулета. Я сама придумала…
- Ну?
Варя подошла к Глебу еще ближе и тихо, как выдают большую тайну, сказала:
- Знаешь что, Глеб, давай пойдем к директору школы?
Глеб ждал от Вари какой угодно чепухи, только не этого.
- Ты с ума сошла? - спросил он.
- Не, Глеб, я не сошла. Ты сам сошел. Сам ничего не придумаешь, а сам говоришь… Придем к директору и скажем: «Юрий Иванович, вы сами обещали повести всех на экскурсию. Давайте пойдем на стройку сегодня. У нас сегодня чепе». Ты думаешь, директор не поймет? Он, Глеб, все поймет. Он знаешь какой? Он у нас добрый…
Добрый! Лучше бы уж молчала.
Директор школы Юрий Иванович только недавно закончил институт.
Посмотришь на него со стороны и подумаешь: ну что это за директор - худенький, курносый, и на лице, совсем некстати для директора, - веснушки.
Но на самом деле директор был человеком серьезным. Даже чуть-чуть строже, чем надо.
Где что ни случится, директору все известно: