Тетя Фрося говорит:
- У вас всегда так - то собака, то еще что-нибудь. Ворота наши где?
- Ну какая вы, тетя Фрося, странная! При чем тут собака и при чем тут ворота?
Тетя Фрося поняла, что собака тут совсем ни при чем. Вытерла руки полотенцем и сказала:
- Ну, ладно, пойдем посмотрим на твою рыжую собаку.
Вышли на крыльцо.
Собака стояла на прежнем месте и еще усерднее вертела хвостом. Видимо, она хотела нам понравиться.
Тетя Фрося почему-то решила, что эту вислоухую собаку зовут Пашкой.
- Таких собачьих имен не бывает,- сказал я.- Это не Пашка.
- Нет, Пашка,-упрямо сказала тетя Фрося,- Видишь, как она машет хвостом? Иди сюда, Пашка!
И, представьте себе, собака подошла.
Неужели ее и в самом деле так зовут?
Но нет, уже потом я подзывал Пашку по-всякому.
- Иди сюда, Жучка.
- Иди сюда, Муха.
- Иди сюда, трух-туру-рух.
И Пашка все равно подходила. Видимо, у нее собственного имени никогда и не было.
Но дело тут, конечно, не в этом.
Дело в том, что Пашка с тех пор осталась у нас насовсем.
Не гнать же ее, если она пришла.
Очень удобно нам стало жить с Пашкой.
Появятся во дворе знакомые или родственники, Пашка ничего. А чужой - только сунься!
Не собака, а золото.
Если бы у нас Пашка раньше была, ворота ни за что не утянули бы.
Но про ворота это я сказал просто так. Мне этих ворот даже ничуть и не жалко. Если б я сам не был виноват, тогда дело другое…
А между тем сборщики металлолома все ходят и ходят. То один во двор заглянет, то другой.
И добыча у них все какая-то пустячная. То ржавое ведро, то обруч от кадушки.
Из такого обруча много металла не выплавишь.
Смотрел я, смотрел на этих сборщиков и решил так: надо им помочь.
И в самом деле - разве трудно? У нас во дворе этого металлолома хоть отбавляй.
Пошел я по двору и начал собирать всякие железки и складывать в кучу.
Сначала нашел грабли без ручки, потом - ржавый топор, потом - колеса от детского велосипеда, потом еще что-то.
Большая куча набралась.
Гостей моих долго ждать не пришлось.
Только сложил все в кучу, только подумал про них, а они уже тут как тут.
Один рыжий и полный, как буханка белого хлеба, а второй, наоборот, голенастый и черный, как галка.
Стоят около бывших ворот и во двор заглядывают.
- Вы чего там стоите? - спрашиваю.- Идите сюда.
- Да, «идите»! А собака?!
- Собака не тронет. Это Пашка. Она хороших людей за версту чует.
Ребята переглянулись, пошептались и бочком вошли во двор.
- А она в самом деле не цапнет?
- Конечно, нет. Я ж вам уже сказал…
Ребята покосились еще раз на Пашку - и прямо к металлолому.
И что-то показалось мне, будто я этих мальчишек где-то уже встречал.
- Послушайте,-говорю.-Это не вы забрали у меня старые, ненужные ворота?
Рыжий и круглый, как буханка хлеба, шмыгнул носом и сказал:
- Не, это не мы. Это из пятнадцатой школы. Мы сами хотели забрать, а они сами забрали.
Мальчишки взвалили на плечи весь мой металлолом, поблагодарили и ушли.
После этого случая я уже совсем про ворота не вспоминал.
И тетя Фрося тоже помалкивала. Как будто бы у нас их совсем никогда и не было.
Но ворота еще раз напомнили о себе…
Через несколько дней я вышел с Пашкой на улицу посидеть на скамеечке и посмотреть, что там делается и что там нового.
Может, там уже Валя и Андрейка едут. Очень уж они долго в деревне загулялись.
Сижу я на скамеечке, а Пашка лежит рядом на траве и, закрыв глаза, о чем-то думает.
И вдруг слышим мы страшный шум и грохот.
Что там такое? Что там так страшно грохочет?
Пашка вскочила на ноги и стала смотреть в ту сторону.
Скоро я понял, в чем дело.
По Садовой, прыгая на ухабах, катил грузовик с прицепом.
А на этом грузовике и на этом прицепе звенели и грохотали длинные новенькие рельсы.
И тут я вам должен сказать, что я очень обрадовался этому делу.
Почему? Да очень просто - эти рельсы, которые вез куда-то грузовик, наверняка сделаны из металлолома.
Ну, конечно, из металлолома.
И для того, чтобы сделать эти красивые новенькие рельсы, переплавили все - и мои старые, совсем никому не нужные ворота, и ржавый топор и много других железных штуковин, которые насобирали по дворам и свалкам ребята.
Я стоял и улыбался от радости и гордости.
Пашка, по-видимому, тоже что-то понимала.
Она не рычала на грузовик, как некоторые другие легкомысленные собаки, и не бежала за ним сломя голову.
Нет, она смотрела на рельсы и добродушно помахивала рыжим пушистым хвостом.
Грузовик укатил, куда ему было надо, а я ушел домой.
Сел я к столу и думаю - написать мне про все это рассказ или не надо?
Ведь ничего такого особенного не случилось.
Что же делать - писать или не писать?
Думал я, думал, а потом все-таки решил - напишу.
Пускай Валя и Андрейка приедут и пускай почитают.
Вытащил я новую тетрадку, почистил хорошенько перо, чтобы не сделать кляксу, и начал писать.
А Пашка в это время лежала за окном и, положив морду на передние лапы, смотрела на меня.
И казалось мне, она думала: «Если б не эти ворога, так и меня сейчас бы тут не было, и рельсов не было и вообще ничего бы не было».
Пашка не ушла со своего места, пока я не окончил рассказ.
Вот так лежала и смотрела.
Я думаю, если бы Пашка была ученая, ей бы тоже было приятно прочитать этот рассказ.
«МУЖЧИНСКИЙ ДЕНЬ»
Дежурная по классу Света Ложкарева подошла на перемене к Диме Королькову и сказала, чтобы он бросал свою книжку и убирался вон.
Дима заткнул уши пальцами и продолжал читать.
- Катись сейчас же! - крикнула Ложкарева и замахнулась на Диму тряпкой.
Читать книжку, когда у тебя над душой стоит девчонка и размахивает мокрой тряпкой, невозможно.
Дима грохнул крышкой парты и вышел из класса.
При всем при этом Дима ругнул Ложкареву, сказав, что теперь ей не поздоровится и так далее и тому подобное.
Возле дверей Дима увидел Вовку Сорокина, которого все в классе называли пухлятиной.
Ложкарева еще раньте его выкурила. Вовка даже не успел захватить сверток с пирожками и двумя мандаринами, которые мать давала ему, чтобы у него не развивалось малокровие.
Вовка щелкал зубами от голода и злости на Ложкареву.
Если б был такой аппарат и этим аппаратом заглянуть в душу Вовки, можно б было увидеть там сплошное черное пятно.
Вовка с тоской думал о пирожках, мандаринах и о том, что теперь у него наверняка разовьется малокровие и его не возьмут ни в авиацию, ни во флот, ни в пехоту. Кому там нужны малокровные!
- Чего стоишь? - спросил Вовку Дима.
Вовка надул свои толстые щеки, посмотрел на закрытую дверь класса и сказал:
- Я ее все равно убью!
Но тут Вовка, конечно, перегнул. Вовка был трусливым человеком, и его при случае колотил кто попало, даже первоклассники.
Дима не стал напоминать Вовке про эту его слабость. Какой-никакой, а Вовка был сейчас союзник.
- Мы ей зададим перцу,-сказал Дима.-Она еще узнает!
Союзники прошлись по коридору, пошептались, а потом остановились и стали дергать дверь за ручку и колотить по ней коленками.
- Открывай! - кричал Дима.
- Откр-р-ывай! - захлебывался от злости Вовка.
За дверью, которую заложили с той стороны шваброй, сначала все было тихо, а потом послышался какой-то ужасный топот. Казалось, по дикой прерии мчалось стадо бизонов.
Но это были, конечно, не бизоны, а девчонки, которых напустила в класс Ложкарева.
Стадо подбежало к двери и хором крикнуло:
- Нельзя, мы делаем уборку!
Говорят, у людей есть какая-то чаша терпения, и если она переполнится, тогда берегись!
У Димы и Вовки тоже были чаши, и из этих чаш, будто из фонтана, брызгали злость и ядовитые слова.
Именно в это время, когда у Димы и Вовки брызгали слова, по коридору шел дежурный с красной повязкой на рукаве.
Дежурный увидел, что два приличных молодых человека колотят коленками по двери, взял их за плечи и басом спросил:
- Вы что делаете, разбойники?
Дежурный выслушал сбивчивый рассказ Димы и Вовки, кивнул головой, а потом, неизвестно зачем, записал их фамилии в записную книжку.
После этой истории Диме и Вовке как-то сразу расхотелось колотить коленками по двери и произносить ядовитые слова.
Они отошли в сторонку и стали вспоминать, из-за чего и как все это получилось.
И тут они, конечно, вспомнили, что виновата во всем Светка Ложкарева и вообще все девчонки.
И зачем только их придумали, этих девчонок!
- Давай с ними никогда не водиться, - предложил Вовка,- ни вообще, ни в классе.
- Без звона?
- Конечно, без звона. Я знаешь какой!
Вовка скривил свою пухлую физиономию и заскрипел зубами, как настоящий пират.
Дима знал, какой на самом деле Вовка, но он снова промолчал, потому что Вовка был сейчас союзником.
Пираты договорились, что пойдут сегодня домой не по Ленинской, а по Садовой, где жила Света. Они поймают там Ложкареву и вздуют ее за все проделки.
- Мы ей покажем, где раки зимуют! - сказал Дима.
- Покажем! - повторил Вовка.
В коридоре, разбрызгивая синие искры, затрещал электрический звонок.
Заговорщики ударили по рукам и пошли в класс.
Этот день, когда приятели дали друг другу клятву не водиться с девчонками и поколотить в четыре кулака Свету Ложкареву, был какой-то особенный.
Новости и неожиданности подстерегали их на каждом шагу.
Ну да, это было в самом деле так.
Только Дима и Вовка вошли в класс - новая новость.
На Диминой парте, поблескивая коричневой обложкой, лежала чья-то новенькая общая тетрадь и прекрасная и тоже абсолютно новенькая автоматическая ручка.
Сначала Дима растерялся, но потом быстро взял себя в руки и понял что к чему.