«Как они туда забрались? - спросил я отца. - По пожарной лестнице?»
«Любовь еще и не туда загонит, - ответил отец. - Вырастешь, сам узнаешь».
«А почему они своих фамилий не пишут? - спросил я. - Разве мало на свете Коль и Тань?»
Отец пожал плечами:
«Ты у них и спрашивай. Откуда я знаю!»
Когда я рассказал Степке о «Коле + Тане», он обиделся и чуть не полез на меня с кулаками.
Но мы все же помирились со Степкой, и он рассказал, что надписи на Пурсее делали отважные матросы и капитаны. Каждый, кому удавалось благополучно провести корабль через Падун, писал об этом на скале. Выходит что это не просто скала, а судовой журнал смельчаков.
Надписей было много. Высоко вверху на плоском покрытом ноздреватым мохом камне было высечено: 5 июня 1911 года пароход «Второй» спустился на парах по порогу». И хотя камни не сообщали больше ничего о подвиге смельчаков, я представил себе и старинный пароход «Второй», и замерших в тревожном ожидании матросов. В длинных рубашках, босиком, они стоят на мокрой палубе, не отрывая глаз от седого Падуна. Капитан мужественно смотрит вперед.
Сквозь грохот слышится его уверенный голос:
«Не робей, братцы, проскочим!»
Кто этот отважный человек? Камни не дают ответа на этот вопрос, угрюмо хранят известную только им тайну.
Мы начали внимательно исследовать потрескавшиеся каменные плиты. На глаза попалась еще одна надпись. Она сообщала, что в 1950 году померилась силой с грозным Падуном команда катера «Орел». Я увидел не только дату и название катера, но также и фамилии моряков - капитана Королева и механика Черепанова.
- А почему твой дед не расписался на этой скале? - спросил я Степку.
Степка внимательно посмотрел на меня, а затем перевел взор на обомшелые плиты Пурсея, как будто бы разыскивал среди героев фамилию своего деда. Он долго смотрел на крутую каменистую глыбу, но так ничего мне и не ответил. Видимо, Степка и сам не знал, почему старый лоцман не пожелал прославить свое имя.
Ну что ж, если этого не сделал дед Степки, ошибку исправлю я сам. Я поплыву с лоцманом на барже и потом, когда мы отважно пройдем пороги, напишу на самой высокой скале… Впрочем, что же я буду писать, если до сих пор даже не знаю фамилии деда? Но это дело поправимое. Фамилию мне скажет Степка. Написать можно будет так: «Здесь вместе с сибирским лоцманом бесстрашно проплыл по Падунскому порогу первый москвич-доброволец Геннадий Пыжов».
Глава десятая
СНОВА «МАЛЫЙ». КОМАР. ЗАГОВОР ПРОТИВ СТЕПКИ
Я начал готовиться к великому путешествию. Разведал, когда лоцман собирается ехать в Братск, и буквально не спускал с него глаз. Куда дед, туда и я. В конце концов дед заметил это и сказал:
- Что ты, однако, липнешь ко мне?
План у меня был такой. Поеду на автомашине в Братск, а там проберусь на баржу и спрячусь в какой-нибудь темный угол. Когда баржа будет подходить к порогам, я выйду из укрытия и скажу:
«Здравия желаю, товарищ лоцман!»
Старик очень удивится и подумает: «Отчаянный, однако, народ эти москвичи!»
И вот наконец настал долгожданный день. Лоцман собрал в сумочку краюху хлеба, соленого омуля, несколько головок лука и сказал Степке:
- Ну, я, однако, поехал.
Меня приглашать не надо было. Дед из избы - и я за ним. Забрался в кузов и сел на самое удобное место, как настоящий пассажир. Лоцман в это время уже сидел в кабине рядом с шофером. «Ну, - думаю, - теперь дело в шляпе. Вперед, товарищи моряки!»
К сожалению, получилось совсем не так, как я предполагал. В самую последнюю минуту, когда, казалось, машина уже вот-вот тронется с места и начнет прыгать и танцевать по знаменитой кишке, произошло следующее. Совершенно неожиданно для меня над бортом кузова показались голова и рыжие усы «малого».
- А ты, мальчик, куда? - спросил «малый», или, как вы уже догадались, отец Комара.
Я сразу же сообразил, что надо делать. Сел удобнее на скамейке и равнодушно сказал:
- Шофер знает куда. Поехали!
Ни слова не говоря, «малый» высадил меня из машины а сам сел за руль рядом с лоцманом и дал короткий, но внушительный сигнал.
Кто мог предположить, что «малый» теперь уже не «малый», не ученик, а настоящий шофер!
Этот день угостил меня еще одной неожиданностью. Когда я подошел к избе, то сразу же увидел на заборе знакомую, но совершенно свеженькую надпись: «Степка прохвост» (прежнюю надпись Степка уже давно стер). Сомнений не могло быть: таинственный Комар снова появился на Падуне.
Степка был дома. В левой руке он держал ботинок, а в правой - вытертую до самой деревяшки сапожную щетку. Степка не обратил внимания на мой приход. Он лишь на минуту прервал работу, отвел ботинок в сторону и придирчиво посмотрел на него, как хозяйка на стрелку весов в магазине.
- Степка, - торжественно сказал я, - Комар здесь.
Эта новость не произвела на Степку впечатления.
- Знаю. Он приехал с матерью насовсем. В шестой палатке живет.
- Пойдем?
Степка снова отвел ботинок от глаз и сказал:
- Некогда заниматься чепухой. Меня вызывает секретарь комсомольской организации Аркадий Смирнов.
Странно! Я даже не знал, что Аркадий уже секретарь. Почему же он забыл о нашей дружбе и водится с каким-то Степкой?
- Зачем он тебя вызывает? - недовольно спросил я.
- Дельце одно хочет поручить нам, рыба-салака.
- Сам ты салака! Тебе поручать будет, что ли?
Степка провел последний раз щеткой по ботинку и, видимо оставшись довольным своей работой, сказал:
- Не только мне, братуха.
- Ты не обезьянничай! Говори толком!
- Я и говорю толком: тебе, Комару. А потом еще Тане и Мане. Вчера на Падун приехали. Хорошие девчонки. Из Ленинграда.
- Не хочу я никаких дел иметь с твоими Танями и Манями! Понял?
Я думал, что Степка начнет кипятиться, обзывать меня писателем и так далее, но ничего этого не произошло. Степка отвернулся и стал молча зашнуровывать ботинки. Ну что ж, не хочешь разговаривать, и не надо. Обойдемся и без тебя.
Я хлопнул дверью и вышел на улицу. Как насолить Степке? Пожалуй, лучше всего объявить ему бойкот. Не замечать, не отвечать на вопросы и, конечно же, не брать больше в руки веника и топора. Надо перетащить на свою сторону и Комара. Не дорога Степке дружба, пусть остается со своими Танями и Манями!
Приняв такое решение, я отправился разыскивать Комара. Падун - не Москва, человек здесь не затеряется. Я подошел к шестой палатке и увидел худощавого веснушчатого паренька с шапкой рыжих кудрявых волос на голове.
Комар вытряхивал из матраца серую пыльную труху. Рядом поблескивала степным золотом гора свежей пушистой соломы.
- Здравствуй, - сказал я и протянул мальчишке руку. -Ты Комар?
- Ну я.
- Дружить будем?
Комар подозрительно покосился на меня и спросил:
- Тебя Степка подослал?
- Ничего подобного! Я объявил Степке бойкот. Теперь мы с ним враги.
Лицо Комара оживилось. В глазах блеснули искорки.
- А не врешь?
- Вот еще! А почему ты со Степкой поссорился?
Комар помолчал, снова смерил меня недоверчивым
взглядом:
- Ивана Грозного он мне испортил.
- Какого Грозного?
- Того, что сына копьем убил. Подошел к картине и сказал: «Долой кровавых царей!» - и размазал все лицо.
Мне было очень приятно познакомиться с художником. Я помог Комару набить соломой матрац и вместе с ним пошел в палатку. В самом углу за фанерной перегородкой стояли две кровати, табуретка; над столом, прикрепленная булавкой к брезенту, висела картина. На ней были нарисованы зеленое море, черные скалы и человек с волосатым лицом.
- Кто это?
- Неужели не узнаешь? - удивился Комар.
Мне не хотелось огорчать нового товарища, но узнать, кого он изобразил на картине, я решительно не мог!
- Это Пушкин, - подсказал Комар. - С картины художников Репина и Айвазовского.
Но дружба дружбой, а кривить душой я не мог.
- Пушкин был молодой, а у тебя бородатый старик, - сказал я.
- Это не борода, а бакенбарды. Раньше все такие выращивали.
Комар помрачнел. Наверно, обиделся, что я не похвалил его картину.
- Ты думаешь, людей легко рисовать? - спросил он. - Даже у Айвазовского люди не получались…
- А ты бы рисовал только одно море, - посоветовал я.
- Без людей неинтересно…
Комар был прав. Картины и книжки без людей не стоят выеденного яйца.
Кстати, я сообщил Комару, что хочу писать о своей жизни, и пообещал показать ему тетрадку. - Пойдем завтра на порог, - предложил я Комару. - Ты будешь рисовать, а я писать. Идет?
Комар охотно заключил союз. Мы крепко пожали друг другу руки и поклялись дружить до гроба.
Так и начался великий заговор против Степки…
Глава одиннадцатая
ЧТО ПРИДУМАЛ АРКАДИЙ. У ПАДУНА. ИЗМЕНА КОМАРА
Степка встретил меня вопросом:
- Где ты ходишь? Целый час ищу!
Я сделал вид, что не расслышал. Сел к столу и начал перечитывать тетрадку.
- Ты что, оглох?
Я снова промолчал и еще внимательнее склонился над тетрадкой.
Степка подошел ко мне, сел напротив:
- Что за мода такая? Почему молчишь?
- Не о чем разговаривать.
- Чудило, чего сердишься? Я тебе штуку одну хочу рассказать.
- Какую еще штуку?
- А такую. Аркадий нам дело хорошее придумал.
И Степка рассказал мне, что придумал братуха Аркадий.
Наши плотники построили на Падуне несколько домов. Теперь мы должны помогать плотникам - выносить из домов мусор, стружки, мыть окна и двери.
- И это все? - разочарованно спросил я Степку, когда он закончил рассказ.
- Не нравится?
- Очень нравится. Ищи веник. Сейчас побегу.
Нет, я просто не понимаю - из-за такого пустяка отрывать человека от дела!
Я обмакнул перо в чернильницу и начал писать.
- Бросишь ты свою чепуху или нет? - вскрикнул Степка и даже стукнул кулаком по столу.