Дамы высоко оценили суп, а еще выше пирожки «Мондор». Говор за столом не умолкал, и беседа шла гладко почти без моих стараний. Только время от времени мне приходилось заполнять паузы. Однако, когда дошли до утки, я был рад, что Ниро Вульф не видит, что все дамы, за исключением Элеонор Грубер и Элен Трой, отнеслись пренебрежительно к этому блюду. Остальные уже насытились. Поглядывая, как они лишь слегка отведывали деликатес, а то и вовсе к нему не прикасаются, мне пришло в голову, что от полной неудачи нас может спасти лишь сильнодействующее средство. Я напряг голос, чтобы обратить на себя внимание.
– Прекрасные дамы! – заявил я. – Мне нужен совет. – Речь идет о…
– Речь! Мы хотим речь, – пискнула Клер Буркхарл.
– Так ведь это и есть речь, идиотка! – остановил ее чей-то голос.
– Слушайте! Слушайте, – вмешалась Элен Трой.
– Речь идет о демократии, – продолжал я. – Людей нельзя ни к чему принуждать, даже к салату, приготовленному Фрицем. Как хозяин и ваш поклонник, что вам уже известно, я жажду, чтобы вы хорошо провели время и покинули этот дом со словами: «Арчи Гудвин – человек, достойный доверия. Мы полностью на него положились, а он дал нам свободу выбора». Да или нет?
– Да! – крикнула мисс Бланш Дьюк.
– Спасибо. – Я с важностью наклонил голову. – Хочу спросить, кто из вас намерен попробовать салат? Фриц в вашем распоряжении. Да или нет?
– Нет! – раздалось шесть или семь голосов.
– А вы, мисс Дьюк? Вы остались при своем «да»?
– К черту! Конечно «нет»! Я не знала, что речь идет о салате.
– Значит, мы дарим тебе салат, Фриц. Но я не устраиваю голосования о креме с миндалем. Это дамы непременно должны попробовать.
– Да, сэр, – ответил повар и начал собирать тарелки со своим почти нетронутым шедевром.
Я не сочувствовал Фрицу, так как заранее предостерегал его, потому что лучше, чем он, знаю кулинарные вкусы американок. Конечно, на банкете в клубе гурманов утка вызвала бы больше энтузиазма. Настроение несколько исправила реакция на крем с миндалем. Дамы чувствовали себя свободно, не слишком придерживаясь правил приличия, потянулись за ложками, хотя Фриц еще не кончил подавать.
– Это божественно! – заявила Порция Лис и обернулась к мисс Адамс. – Ведь правда?
– Не знаю, Порция. Мне еще не подали, – ответила та, но вскоре и она должна была признать, что крем действительно великолепный.
Больше никаких комментариев не было. Элен Трой покончила с кремом первой. Она встала, отодвинула стул и, опершись ладонями о край стола, наклонилась вперед. Ее прыщи были уже не розовыми, а малиновыми.
– Слушайте! Слушайте! – объявила она.
– Речь! Кто скажет речь? – спросил чей-то голос.
– Это моя речь.
Кто-то засмеялся.
– Да, моя речь, – повторила Элен с ударением. – Да! Я все время думаю, как нам отблагодарить мистера Гудвина, и теперь хочу внести предложение. Предлагаю, чтобы одна из нас подошла к мистеру Гудвину, обняла его, поцеловала и назвала по имени: Арчи.
– Которая? – поинтересовалась Мейбл Мур.
– Проголосуем. Я выставляю собственную кандидатуру. Я даже уже встала.
Послышались протестующие возгласы. Клер Бурк-харл, ее соседка с левой стороны, потянула Элен за локоть и усадила. Назывались разные кандидатуры. Кто-то предложил тянуть жребий. Полчаса назад я не возражал бы, считая, что перст судьбы укажет на Цию или Элеонор. Теперь я не мог рисковать положением, которое позднее было бы нелегко исправить. Поэтому я взял слово.
– Следовало бы и меня спросить!
– Не прерывайте! – гневно бросила Бланш Дьюк.
– Прошу прощения, но я должен. Может разразиться скандал. Если одна из дам, не знаю, которая, подойдет сейчас ко мне, обнимет меня и поцелует, то я могу забыть об обязанностях хозяина дома. Зато…
– Кто же, кто же? – прервали меня многочисленные голоса.
– Зато, – повторил я, игнорируя вопросы, – если бы это сделала другая, я не в силах был бы скрыть разочарование. Я не называю никаких имен, и давайте забудем об этом. Так или иначе, никто не отверг пока это предложение, хотя оно не является обязательным.
Я потрогал себя за правое ухо и продолжал:
– Оно было неверно сформулировано. Кто бы, по правде сказать, получил удовлетворение? Не я. Вы, дорогие дамы. Приятнее целовать, чем быть расцелованным. Только прошу понять меня правильно. Как хозяин, я с удовольствием сделал бы милым гостям приятное. С большим удовольствием! Есть ли какое-нибудь предложение?
– Да. Даже два, – заявила Ция Лондеро.
– Очень приятно, слушаю вас.
– Во-первых, все мы могли бы называть вас по имени: Арчи.
– Согласен. Если, разумеется, мне будет позволено называть вас Шарлотта, Бланш, Долли, Мэйбл, Порция, Элеонор, Клер, Нина, Элен и Ция.
– Разумеется. Во-вторых: вы детектив. Расскажите нам о своей работе что-нибудь особенно захватывающее.
– Что же… – задумался я. Посмотрел направо и налево. – Решим также вопрос с кофе. Да или нет?
Я не уверен, что все, но большинство ответили: «Да!» Фриц как раз расставил на боковом столике чашки и принялся разливать напиток. Я немного отодвинул стул, положил ногу на ногу и, уставившись в потолок, покусывал губу.
– Расскажу вам о том, чем сейчас занимаюсь, – предложил я наконец. – Я мог бы, разумеется, рассказать о каком-нибудь старом деле, давно оконченном. Но мне кажется, что вас больше заинтересует наше последнее дело. Конечно, я не буду вдаваться в подробности, имеющие конфиденциальный характер. Вы согласны?
Согласны были почти все. Только миссис Абрамс внезапно сжала губы, а серые глаза Долли Харритон могли бы выдать беспокойство, сиди она ближе.
– Расскажу только самое главное, – начал я небрежно, – в противном случае мне не хватило бы ночи. Речь идет об убийствах. Их жертвами стали три человека: Леонард Дайкес, служащий адвокатской фирмы, в которой вы работаете, молодая девушка Джоан Веллимэн, рецензентка уважаемой издательской фирмы, и вторая девушка, Рэчел Абрамс, имевшая собственное машинописное бюро.
Пробежал шепот, дамы стали обмениваться тревожными взглядами.
– Я не признаю за собой вины, – решительно объявила Нина Перельман бархатистым, мягким голосом, на котором не отразилось пять или шесть коктейлей «Манхеттен».
– Три убийства, – отозвалась Элеонор Грубер. – А убийца был один?
– В свое время я затрону и это предположение, – ответил я. – Первый раз мы столкнулись с этим делом, когда к нам обратилась полиция со списком пятнадцати мужских имен, написанных рукой Леонарда Дайкеса. Список нашли между листами книги, находившейся в его комнате. Ни мистер Вульф, ни я не заинтересовались этим списком. Мы едва посмотрели на него. Позднее…
– А зачем вам показали бписок? – перебила Долли Харритон.
– Потому что не обнаружилось следов человека, носящего какую-нибудь из этих фамилий. Полиция надеялась, что, возможно, мы что-нибудь придумаем. Их ждало разочарование. Шесть недель спустя появился мистер Джон Р. Веллимэн и рассказал нам о смерти своей дочери, останки которой были найдены в парке Ван Кортлэнд. Отец подозревал, что это было убийство, а не несчастный случай. Он много нам рассказал и показал копию письма Джоан, своей дочери, домой. Там было упомянуто о телефонном звонке мужчины, который представился как Берт Арчер, автор романа, посланного осенью издательской фирме, где работала мисс Веллимэн.
– Боже мой! – жалобно вздохнула Бланш Дьюк. – Снова Берт Арчер.
– Мне не хотелось бы вас утомлять, – вставил я, но большинство дам решительно запротестовали. – Хорошо, итак, Джоан прочитала роман Берта Арчера, забраковала его и отослала рукопись со стереотипным отказом, подписанным ее именем. Звонивший по телефону предложил ей двадцать долларов в час, если она согласится обсудить с ним его произведение и внести поправки. Она приняла предложение и условилась с ним о встрече на следующий день после работы. Так, по крайней мере, она писала в письме домой. На следующий день вечером Джоан Веллимэн рассталась с жизнью.
Я потянулся за чашкой кофе, отпил глоток и уселся поудобнее.
– А теперь, дорогие дамы, прошу вас держаться за стулья. Прошло шесть недель с того момента, когда полиция показала нам список, на который мы только взглянули. Но, посмотрев на письмо Джоан Веллимэн, мистер Вульф и я моментально вспомнили, что Берт Арчер фигурировал в списке Дайкеса. Это свидетельство существования какого-то звена, соединяющего Леонарда Дайкеса и Джоан Веллимэн. А так как обоих постигла неожиданная насильственная смерть, напрашивалось предположение, что их гибель не только взаимосвязана, но имеет что-то общее с именем Берта Арчера. Вы просили что-нибудь захватывающее из работы детектива. Разумеется, я мог бы рассказать вам, как преследовал в Центральном парке убийцу, стрелявшего в меня. В этом есть своя прелесть, признаюсь, но наверняка это не так захватывающе, как поиски Берта Арчера. Если бы не мы, один полицейский работал бы над делом Леонарда Дайкеса, другой, в Бронксе, ломал бы голову над гибелью Джоан Веллимэн. Благодаря нам следствие сдвинулось с мертвой точки. Разве это не захватывающая история?
Маленькое отклонение от истины в деле выявления имени Берта Арчера я посчитал несущественным. Если бы Вульф находился на месте, он мог бы представить собственную версию. Но его не было, а я был. Я осмотрелся вокруг, дабы убедиться, что кофе есть во всех чашках и что у всех дам под рукой есть сигареты и зажигалки.
– Теперь я позволю себе нарушить тайну, – продолжал я. – Если бы это попало в газеты, полиция вряд ли была бы довольна и наверняка утратила ко мне всякую симпатию. Но меня и не особенно жалуют в этих кругах, так что все равно. Итак, мисс Абрамс была частной стенографисткой и машинисткой, имела маленькое бюро на восьмом этаже дома на Бродвее. Позавчера она выпала из окна и тут же скончалась. Прошу вас обратить внимание на это обстоятельство, как на еще одно проявление захватывающей работы детектива. Наверняка это сочли самоубийством или несчастным случаем, если бы я не вошел в бюро мисс Рэчел Абрамс через две или три минуты после того, как она через окно покинула комнату. В ящике ее стола найден блокнот в коричневом переплете. Бедняжка записывала в нем доходы и расходы. Среди доходов были записи, из которых следовало, что в сентябре прошлого года мисс Адамс получила девяносто восемь долларов и четырнадцать центов от некоего Берта Арчера.