Ленивый любовник — страница 74 из 101

– Ах! – воскликнула Долли Харритон, и пара других дам прореагировала таким же образом.

– Приснится мне этот Берт Арчер, – в полголоса сказала Нина Перельман.

– Мне уже снится, – сообщил я любезно и возвратился к рассказу. – Как видите, мои дорогие, эта проблема на самом деле достойна детектива. Наверняка с вами беседовали последние два дня. Теперь я расскажу вам о наших взглядах на эту историю. Мы считаем, что смерть Дайкеса как-то связана с рукописью Берта Арчера, предполагаем, что Джоан Веллимэн погибла потому, что прочла рукопись, а Рэчел Абрамс была убита потому, что печатала роман. Естественно, нам нужен Берт Арчер или рукопись. Мы должны найти автора или рукопись, а еще лучше и автора, и рукопись. Иначе – крышка! Есть какие-нибудь предложения?

– Боже мой! – вздохнула Ция Лондеро.

– Надо постараться достать экземпляр романа, – заявила Порция Лис.

Кое-кто иронически усмехнулся.

– У меня есть небольшой сюрприз, – продолжал я импульсивно. – Сейчас наверху находятся два человека, связанные с нашим делом. Они ждут возвращения мистера Вульфа. Если вы ничего не имеете против, я попрошу их спуститься сюда и рассказать нам все, что знают они. Это может быть интересно. Ногой я нажал помещенную на полу кнопку звонка. – Если, разумеется, вам еще не наскучила эта история.

– А кто они? – неприязненно спросила миссис Адамс.

– Отец Джоан Веллимэн и мать Рэчел Абрамс.

– Это будет не слишком весело, – буркнула Долли Харритон.

– Конечно, – признался я. – Дела и люди, с которыми сталкиваются детектийы, редко бывают веселыми.

– Я хочу их увидеть, – важно сказала Элен Трой. – Это очень гуманно.

В столовую вошел Фриц, и я обратился к нему:

– Где мистер Веллимэн и миссис Абрамс? В южной комнате?

– Да, сэр.

– Попроси их оказать нам любезность и спуститься сюда.

– Хорошо, сэр.

Фриц вышел, а я спросил, не хочет ли кто подкрепиться чем-либо покрепче кофе. И получил три заказа.

IX

Бланш Дьюк чуть не испортила все дело. Когда Фриц привел в столовую миссис Абрамс и мистера Веллимэна, на них сосредоточились взгляды десяти пар глаз, хотя для двоих или троих это представляло некоторые трудности. Я встал, представил гостей друг другу и принес два стула: один поставил справа от себя – другой слева. Миссис Абрамс, в черном платье из шелка – может быть, искусственного, – сидела, сжав губы, но держалась хорошо. Веллимэн, одетый в тот же серый или схожий с ним костюм, внимательно оглядел лица, стараясь делать это деликатно. Он сидел прямо, не касаясь спинки стула.

Я уже открыл рот, чтобы заговорить, но Бланш неожиданно опередила меня.

– Может быть, вы хотите что-нибудь выпить для храбрости? Чем могу служить?

– Большое спасибо, нет, – любезно ответил мистер Веллимэн, а миссис Абрамс покачала головой.

– Прошу вас выслушать меня, – с ударением повторила Бланш. – У вас горе, у меня огорчения всю жизнь. Я знаю, каково это чувствовать. Надо хватить чего-нибудь для храбрости. Две рюмки джина, одну вермута.

– Успокойся, Бланш! – цыкнула миссис Адамс.

– Иди к черту! – выпалила Бланш. – Это дружеская встреча. И так ты подговариваешь Корригана, чтобы он меня выгнал, ведьма!

Я охотно выкинул бы ее в окно, но попробовал сгладить неловкость.

– Я хорошо подготовил коктейль, Бланш?

– Хорошо, мистер…

– Называй меня Арчи.

– Хорошо, Арчи.

– Уж такой я есть. Неужели ты думаешь, что я откажу в рюмке миссис Абрамс или мистеру Веллимэну, если они захотят выпить.

– Не думаю.

– Значит, все в порядке. – Я обернулся вправо, так как условился с миссис Абрамс, что Веллимэн начнет говорить первым. – Я только что рассказал дамам о деле, которым мы занимаемся. Они заинтересовались им, отчасти потому, что работают в той же адвокатской фирме, где служил и Дайкес. Я вспомнил, что миссис Абрамс и мистер Веллимэн ожидают этажом выше возвращения мистера Вульфа, и мне пришло в голову, что мистер мог бы что-нибудь рассказать о своей дочери, Джоан. Я думаю, вы не возражаете?

– Не возражаю.

– Сколько лет было Джоан?

– Девятнадцатого ноября исполнилось двадцать шесть.

– У вас есть еще дети?

– Нет. Джоан была единственной.

– И, наверное, хорошей дочерью?

– Лучшей никогда не было.

В этом месте наступил неожиданный сбой – во всяком случае, неожиданный для меня. Миссис Абрамс отозвалась несколько подавленным голосом:

– Наверное, она не была лучше моей Рэчел.

Веллимэн улыбнулся. Я до сих пор не видел улыбки на его лице.

– Мы тут много разговаривали с миссис Абрамс, – сказал он. – Сравнивали. Не стоит волноваться, мы не будем спорить. Ее Рэчел тоже была хорошей дочерью.

– Нет решительно никакого повода для спора, – признал я. – Какие планы на будущее были у Джоан? Она думала о замужестве или о дальнейшей работе по специальности?

– Этого я точно не знаю, – ответил Веллимэн после короткой паузы. – Я уже говорил вам, что она с отличием окончила колледж. Смит-колледж.

– Да, действительно.

– Около нее вертелся один парень из Дортмута. Мы думали, это что-нибудь серьезное. Джоан тогда была слишком молода, но обладала достаточной рассудительностью, чтобы понять это. Здесь, в Нью-Йорке она четыре года работала в издательстве. В Пеорию писала о разных…

– А где находится Пеория? – спросила Бланпт Дьюк.

Веллимэн смерил ее гневным взглядом.

– Пеория? В штате Иллинойс. Дочь писала о разных молодых людях, но не похоже, чтобы она хотела связать с кем-нибудь свою судьбу. Мы считали, и особенно жена, что пора бы ей об этом подумать. Джоан настаивала на карьере в издательстве. Она зарабатывала восемьдесят долларов в неделю. А в августе прошлого года, когда я приехал в Нью-Йорк, сам мистер Охолл говорил мне, что возлагает на нее большие надежды. Мы тоже очень надеялись на нее, и нельзя сказать, что мы были разочарованы. Как раз вчера я думал над всем этим. – Он склонил голову, чтобы посмотреть на мать Рэчел, и снова повернулся ко мне. – Мы разговаривали с миссис Абрамс в той комнате, наверху, и оба чувствовали одно и то же, но за два дня она еще не передумала всего, как я. Я говорил ей, что, если бы получил у вас бумагу и карандаш с поручением записать все, что я думаю о Джоан, то наверняка нашел бы десять тысяч подробностей, а может быть, и больше. Что делала, говорила, как вьнлядела. У вас нет дочери?

– Нет. Вы многое должны помнить.

– Очень многое. Временами я думаю, что не заслужил того, что произошло. Может быть, был слишком заботлив по отношению к ней? Думаю, да и отвечаю: нет. Временами Джоан поступала не так, как должно. Например, в детстве она часто лгала, а когда выросла, я не всегда одобрял ее поведение. Но когда я спрашиваю себя, могу ли я осудить хотя бы один из ее поступков, которого она, на мой взгляд, не должна была бы делать, должен признать, что не могу.

Он отвернулся. Затем посмотрел на лица женщин. Не спешил. По-видимому, что-то в них искал.

– Нет! – повторил он с силой.

– Значит, Джоан была идеалом, – сказала Клер Буркхарл.

Может быть, это не была явная ирония, но Бланш Дьюк выкрикнула со злостью:

– Не притворяйся ты, гордость вечерней школы! Человек несчастлив! Его дочь умерла! Ты кончила школу с отличием?

– Я никогда не ходила в вечернюю школу, – обрушилась на нее Клер, – а окончила курсы секретарш в «Олифен Бизнес».

– Я вовсе не утверждаю, что Джоан была идеалом, – вмешался Веллимэн. – Не раз делала такое, что я и сейчас не одобряю. Я только пытался объяснить вам, что это выглядит иначе сейчас, когда ее уже нет. Даже если бы я мог, то не изменил бы в ее образе жизни ни одной мелочи. Прошу это понять. Вы сидите здесь, веселитесь. Если бы это видели ваши отцы – были бы они довольны? Но представьте себе, что кто-нибудь из присутствующих девушек был бы сегодня убит. Разве со временем отец осудил бы ее за это? Конечно, нет. Я уже вспоминал, какая она была хорошая, и сказал лишь о том, что дает повод для размышлений. – Он снова наклонил голову, обращаясь к миссис Абрамс. – Ведь я прав? Вы так же думали о своей Рэчел?

– Рэчел? – Она закивала головой. – Прошло только два дня. Я хочу быть с вами честной. Когда мистер Веллимэн говорил, я сидела и думала. Рэчел не пила никогда. Если бы я увидела ее с рюмкой в руке, то сказала бы, что она не является примерной дочерью и еще несколько неприятных слов. Я была бы очень сердита на нее. Если бы, однако, Рэчел могла сегодня усесться за этот стол и пила больше, чем любая из вас, если бы даже напилась так, что не узнала бы меня, я сказала бы: «Не жалей себя, Рэчел! Пей, дорогая детка. Пей!» – Она безрадостно развела руками. – Я хочу быть с вами откровенной, но, наверно, говорю непонятно. Может быть, вам непонятно, что я хочу сказать?

– Мы все отлично понимаем, – вставила сдавленным голосом Элеонор Грубер.

– Речь идет о том, чем была для меня Рэчел. Я осталась не одна, как мистер Веллимэн. У меня есть еще две дочери. Шестнадцатилетняя Дебора хорошо учится в средней школе. Нэнси девятнадцать лет. Она поступила в колледж, как Джоан мистера Веллимэна. Обе они более предприимчивые, чем Рэчел. Она не зарабатывала восемьдесят долларов в неделю, как мисс Веллимэн. Должна была выплачивать аренду за помещение бюро, были и другие расходы. Но не жаловалась, а однажды, когда работала и ночами, заработала в неделю сто двадцать долларов. Только прошу не думать, что я пользовалась деньгами Рэчел. Некоторые наши знакомые придерживались такого мнения, но это неправда. Она была счастлива, что младшие сестры находчивее и сообразительнее. Нэнси на ее деньги смогла учиться. А когда у Рэчел было немного свободных денег, я не раз говорила ей: «Купи себе что-нибудь или поезжай на курорт». А она отвечала со смехом: «Я создана для работы, мамочка». Она звала меня мамочкой, а Нэнси и Дебора – мамой. Это, дорогие мои, большая разница. Вы знаете, что она умерла всего лишь два дня тому назад? – Это прозвучало несколько риторически, но женщина повторила настойчиво: «Вы знаете?»