Компаньоны не ответили утвердительно.
Когда все ушли, я потянулся и, зевая, спросил:
– Обсудим дело теперь или отложим до завтра?
– А что у нас есть для обсуждения, черт побери? – Вульф отодвинул кресло и тяжело встал. – Иди спать! – приказал он и направился в сторону лифта.
Наутро в пятницу мне фатально не везло. Я неоднократно оставался у разбитого корыта.. Когда я позвонил Цие Лондеро, чтобы предложить ей вместе поразвлечься, то услышал, что девушка после полудня уезжает на уикэнд и возвращается лишь в воскресенье вечером. Тогда я набрал номер Элеонор Грубер, следующей кандидатки, но узнал, что вечером и она занята. Я просмотрел списки имен, стараясь быть объективным, и выбрал Бланш Дьюк. Когда нас соединили, я убедился, что Бланш не горит энтузиазмом. Может быть, однако, она никогда не бывает в настроении, обслуживая коммутатор. Вечер пятницы у нее тоже был занят, но мы договорились о встрече в субботу вечером.
В течение дня я выслушивал телефонные рапорты Саула, Фреда и Орри, а незадолго до шести Саул появился в конторе. Единственная причина, по которой я не стал бы голосовать за Саула Пензера во время выборов президента Соединенных Штатов, заключалась в том, что он никогда не одевается прилично. Не имею понятия, каким чудом он мог бы заполучить голоса жителей Нью-Йорка в этой своей заплеванной коричневой кепке и старом коричневом костюме. Со всеми заданиями шефа он справляется хорошо. Кроме меня, пожалуй, никто не управится с ними лучше. Так почему его не избрать президентом? Стоит подарить ему костюм и шляпу, и посмотрите, что будет дальше.
Саул устроился на краю одного из желтых стульев и спросил:
– Ничего нового?
– Ничего, – ответил я. – Как тебе известно, обычно невозможно предвидеть, когда закончится расследование. Но на этот раз все совершенно ясно: работаем до последнего доллара нашего клиента.
– Так плохо? Мистер Вульф сосредоточился?
– Это значит работает или бездельничает? Бездельничает. Начинает расспрашивать людей, где они были в три пятнадцать в понедельник двадцать шестого февраля. На гения он чертовски не похож.
Вульф вошел в канцелярию, поздоровался с Саулом и уселся за стол. Саул начал докладывать, как всегда очень обстоятельно. Он сообщил имена судьи, председателя суда присяжных и остальных присяжных, характер процесса, который проиграл О’Маллей, с упоминанием имен заинтересованных сторон и так далее, и так далее. Суд получил напечатанную на машинке анонимку, содержащую достаточную информацию, чтобы после двухчасовой проверки добраться до председателя суда присяжных. Все попытки найти автора анонимки закончились ничем. После резкого разговора с представителем власти взяточник признался, что получил от О’Маллея три тысячи долларов наличными. Было найдено больше половины этой суммы. Луис Касбон был защитником на процессе по делу председателя суда присяжных и О’Маллея и благодаря блестящему знанию юридического мира добился победы в обоих случаях.
Саул потратил целый день, стараясь добраться до архивов и посмотреть на анонимку, но это ему не удалось.
Председатель суда присяжных, получивший взятку, был продавцом обуви и носил имя Андерсон. Его жена представила веские аргументы. Во-первых, она не писала доноса. Во-вторых, не знала о подкупе мужа. В-третьих, даже если бы и знала, то не пошла бы доносить. В-четвертых, не умеет печатать на машинке. Андерсон полностью ей верил, что свидетельствовало лишь о том, что доверчивость некоторых мужей безгранична. Однако Саул убедил меня и шефа лить в том, что различает ложь даже через бетонную стену. Он предложил привести к нам Андерсонов, но Вульф отверг предложение и поручил ему, чтобы он с Фредом и Орри занялся не связан-ньши с фирмой приятелями и знакомыми Дайкеса.
В субботу утром посыльный принес большой конверт. Внутри находилось письмо Эммета Филпса, напечатанное на фирменном бланке.
Уважаемый сэр!
Согласно вашему желанию, я посылаю некоторые материалы, составленные Леонардом Дайкесом.
Вы найдете среди них заявление с просьбой об увольнении, датированное 15 июня 1950 года, которое Вы хотели посмотреть.
Скорее всего, мистер О’Маллей был прав, утверждая, что заявление он передал мистеру Бриггсу, так как оно находилось в наших материалах. Мистер
О’Маллей посетил вчера контору, и я проинформировал его, что заявление обнаружено. Очень прошу вернуть материалы, когда надобность в них отпадет.
С уважением, Эммет Филпс.
Заявление Дайкеса об увольнении занимало целую машинописную страницу, напечатанную через один интервал, но не содержало ничего такого, о чем бы не сообщил Корриган.
Дайкес вежливо просил об увольнении, так как сплетни, обвиняющие его в написании доноса на О’Маллея, могут помешать репутации фирмы и, кроме того, при реорганизации следует считаться с необходимостью смены персонала. Автор письма использовал в три раза больше слов, чем требовалось.
Остальной материал – заметки, указания, копия письма – наверняка хорошо продемонстрировали Вульфу, как Дайкес владел пером, но во всем остальном имели такую же ценность, как прошлогодние таблицы соревнований по боксу. Вульф просматривал их и передавал мне, а я старательно читал фразу за фразой, не желая, чтобы меня обвинили в недостатке наблюдательности, как это произошло, когда я прохлопал имя Берт Арчер.
Закончив, я вручил пачку бумаг шефу и, бросив какую-то банальную фразу, принялся выстукивать на машинке письма, продиктованные раньше.
Неожиданно я услышал вопрос.
– А это еще что?
Я встал, чтобы посмотреть, о чем идет речь. Вульф передал мне над столом заявление Дайкеса с просьбой об увольнении.
– Вот эта надпись, сделанная на полях карандашом. Что она может значить?
Я посмотрел внимательнее.
«Пс 146–3».
– Ага, – кивнул я, – заметил ее. Может быть, городская школа номер 146, третий класс.
– Но «с» строчное.
– Да, да. Я должен это расшифровать?
– Нет. Наверняка дело пустяковое, но необычность этой надписи возбуждает любопытство. Тебе ничего не приходит в голову?
Я вытянул губы и повнимательнее пригляделся к знакам.
– Пока ничего. А тебе?
Вульф потянулся за письмом и, морща лоб, пробежал листок взглядом.
– Это любопытно. Большое «П», маленькое «с» и затем не инициалы. Я знаю только одно выражение, для которого употребляется всегда такое сокращение. Цифры; которые следует за «П» и «с», подтверждают мое предположение. Ну и что ты скажешь?
– «Пс», наверное, постскриптум, а цифры?
– Нет. Дай Священное Писание.
Я пошел к полкам и вернулся с Библией.
– Найди псалом 146 и прочти третий стих.
Я посмотрел оглавление и, найдя нужную страницу, прочел про себя третий стих 146 псалма.
– Вот, черт побери! – выругался я.
– Читай! – рявкнул Вульф.
– «Не доверяйте князьям – сынам человеческим, в которых нет спасения», – прочитал я громко. – «Не доверяйте…» – название романа Берта Арчера. Наконец ты наткнулся на след, да и то рикошетом. Вот странное совпадение, которое ты обязательно хочешь увидеть, снабжено именно такой пометкой, и ты ее углядел. Бывают удивительные…
– Ерунда! – гаркнул Вульф. – Это не стечение обстоятельств. Каждый дурак поймет смысл этой надписи.
– В таком случае, я круглый идиот.
– Ничего подобного. – Вульф был доволен и склонен к снисхождению. – Добычей мы обязаны тебе. Ты расспрашивал их женщин и напустил на них страху. Один, а может, и не один человек настолько испугался, что решил дать нам знать о связи Берта Арчера с фирмой.
– На кого ты думаешь? На дам?
– Скорее на господ. Именно их я просил о материалах, составленных Дайкесом. Ты напугал мужчину или мужчин. Я хотел бы узнать, кого. Ты сегодня вечером с кем-нибудь встречаешься?
– Ага. Со светловолосой телефонисткой. Три желтых оттенка на голове.
– Хорошо. Узнай, кто сделал эту пометку характерным угловатым почерком. Я надеюсь, что не сам Леонард Дайкес. – Вульф сморщился и покачал головой. – Небольшая поправка. Узнай лишь, у кого такой почерк, но лучше не показывай своей даме письмо и пометку.
– Постараюсь, хотя это будет чертовски трудное дело.,
Дело отнюдь не было чертовски трудным, ибо письмо легко подобрать. После соответствующей операции в своей комнате я направился без двадцати семь на свидание, имея в кармане нового светло-гранатового костюма одно из писем Дайкеса, которое я собственноручно снабдил таким иероглифом:
КоЗ –4620.
XIII
Бланш Дьюк повела себя неожиданно. Перед ужином она заказала себе два коктейля по собственному рецепту – джин, вермут, гранатовый сок и перно – и на том успокоилась.
И ничего больше! Кроме того, она была в скромном голубом платье и не переборщила с косметикой. Ну а что самое главное, оказалось, она танцует лучше, чем Ция Лондеро. В общем, хотя она не произвела в «Боболине» сенсации, но и не шокировала публику. Благодаря ей великолепный оркестр играл еще великолепнее. Около десяти я был готов оплатить счет (вместе с нашим клиентом), но, однако, помнил, что нахожусь при исполнении служебных обязанностей.
После самбы, которую мы протанцевали совершенно фанатично и так слаженно, будто исполняли уже в сотый раз, возвратились за столик. Я напомнил, что за ужином принято предаваться воспоминаниям и хорошо бы чего-нибудь выпить, но получил отказ.
– Плохо, – сказал я. – Пока что я великолепно развлекаюсь, но ведь я пришел сюда работать. Слушай, Бланш, мне хотелось, чтобы алкоголь развязал тебе язык, а ты пьешь только воду. А без спиртного ты не разговоришься.
– А я очень люблю танцевать, – ответила она.
– При таком воздержании – ничего удивительного. Я тоже люблю танцевать, но передо мной стоит сложная проблема. Я должен забыть о развлечениях и что-нибудь из тебя вытянуть.
Она покачала головой.
– Я не пью, когда танцую, потому что очень люблю танцевать, – повторила она. – Завтра днем я буду мыть голову. Попробуй тогда. А почему ты считаешь, что именно из меня есть что вытянуть?