Ленивый любовник — страница 97 из 101

Ко мне он обратился только один раз, вскоре после обеда: попросил принести ему письмо Филпса вместе с конвертом, в котором находились все документы. Он старательно рассмотрел все это через увеличительное стекло и спрятал в ящик стола. В подобной ситуации я предпринял один шаг на свой страх и риск. Веллимэн еще жил в Нью-Йорке, поэтому я позвонил ему и пригласил на вечер, так как считал, что он заслужил это. Миссис Абрамс я не звонил – знал, что намеченное собрание не заинтересует ее независимо от исхода событий.

Незадолго до ужина я сделал второй самовольный шаг. Вульф сидел за своим столом, погруженный в раздумья, и оттягивал нижнюю губу большим и указательным пальцами, явно не будучи настроенным развлекать гостей за столом. Поэтому я пошел к Фрицу и объявил, что мы с Саулом поедим у него в кухне. Я сообщил об этом шефу, который посмотрел на меня невидящими глазами, глухо застонал и пробормотал:

– Хорошо. Но чему это поможет?

– Может быть, у тебя есть для меня какие-нибудь приказания? – спросил я.

– Да. Перестань болтать.

За семь часов, прошедших с момента ухода Крамера, я услышал от него не больше двадцати слов.

В десять минут десятого все были на месте, только

Вульф еще сидел, закрывшись в столовой. Заботясь о входной двери, я поставил в холле Саула, а сам усаживал гостей в канцелярии. Кресло, обитое красной кожей, я зарезервировал за Крамером. Юристов, включая О’Маллея, я устроил в первом ряду. Веллимэн уселся в дальнем углу около глобуса, сержант Перли Стёббинс у стены, за инспектором, стул для Саула Пензера я поставил рядом со своим столом. Дам я намеревался рассадить позади их начальников и соответственно расставил стулья. Однако у некоторых были иные планы, Несколько секунд я говорил с Крамером, повернувшись спиной к гостям, а когда обернулся, то увидел, что четверо сидели на диване. Я не среагировал на это, хотя из-за своего стола имел ограниченные возможности наблюдать за ними. Чтобы увидеть их, я должен был повернуть кресло или голову на девяносто градусов. Без сомнения, шеф тоже предпочел бы аудиторию более компактную.

В двадцать минут десятого я отправил Саула с рапортом, что все собрались, и вскоре в канцелярию вошел Вульф. Не задерживаясь, даже не поздоровавшись, он двинулся к своему столу и неспеша удобно уселся.. Шум и шопот затихли, а он окинул присутствовавших взглядом слева направо и обратно. Затем обратился к Крамеру.

– Вы хотели бы что-нибудь сказать, инспектор?

Крамер отказался.

– Нет. Все отдают себе отчет в том, что это собрание неофициальное, а я присутствую как наблюдатель.

– Вы предложили мне прийти сюда, – сердито бросил Луис Касбон.

– Я пригласил всех, кто захочет. Можете уйти.

– Можно слово? – спросил О’Маллей.

– В чем дело?

– Я хочу поздравить и поблагодарить мистера Вульфа. Он нашел ответ на вопрос, который волновал и беспокоил меня с прошлого года. Мы все являемся его должниками и обязаны сказать ему об этом,

– Ничего подобного! – вылез Бриггс, упрямо моргая. – По-моему, поведение Вульфа оскорбительно. Я заявляю об этом по зрелом размышлении. И пришел сюда, потому что обязан…

– Тихо! – рявкнул Вульф, и все посмотрели на него, с удивлением, – Я не позволю, – начал он холодно и обвел глазами всех собравшихся, – устраивать здесь ярмарку, Мы имеем дело со смертью и с убийцей. Я занимаюсь этим по роду своей деятельности, но отдаю себе отчет в важности и значительности проблемы. Я надеюсь, что в течение ближайших двух или трех часов мы совместными усилиями добьемся правды о четырех убийствах, что в свою очередь приведет к вынесению смертного приговора одному из присутствующих здесь. Для этого мы здесь собрались. Я сам не мог бы многое исполнить, но буду руководить развитием событий.

Вульф плотно закрыл глаза. И через несколько минут вновь открыл их.

– Вы все знали, – продолжал он, – мистера Корригана, который умер ночью в пятницу. Вы знаете также, о документе, написанном якобы им, в котором он признается, Что донес на бывшего компаньона и совершил три убийства. – Вульф выдвинул ящик и достал оттуда бумаги. – Вот копия признания, которое было хитро задумано и блестяще отредактировано, однако меня оно не смогло провести. Я нашел одну фатальную ошибку, быть может, автор не мог ее избежать, ибо эта неоценимо важная подробность была известна третьим лицам. Когда Корриган…

– Вы отрицаете подлинность исповеди? – спросил Касбон. – Вы утверждаете, что не Корриган написал ее?

– Совершенно точно.

В шуме, который пробежал среди присутствующих, можно было услышать разные слова. Вульф спокойно продолжил:

– Когда Корриган находился в Калифорнии, за всеми его действиями тщательно наблюдали. С этой ситуацией должен был считаться автор исповеди, и именно здесь он совершил ошибку. Из документа следует, что Корриган знал, о чем говорится в рукописи Дайкеса. Что он два раза ее читал. Но в Лос-Анджелесе его старания направлялись к одной цели: он хотел увидеть рукопись. Это подтверждает тот факт, что, когда он покинул дом миссис Поттер, оставив там Финча, он помчался в отель, чтобы произвести осмотр в номере этого Финча. Если бы он знал содержание романа Дайкеса, такой шаг не имел бы смысла. Согласно исповеди, Корриган убил двух женщин только потому, что они знали содержание рукописи. Если бы он украл и уничтожил копию Финча, он выдал бы себя с головой.

Нет! Совершенно ясно и не подлежит никакому сомнению, что Корриган хотел любой ценой увидеть рукопись. Хотел узнать ее содержание. Мистер Гудвин был тогда в Лос-Анджелесе. Он видел Корригана. Разговаривал с ним. Ты согласен со мной, Арчи?

– Абсолютно, – ответил я.

– А следовательно, Корриган никогда не держал роман в руках, наверняка его не читал, и вся исповедь является фальшивой. – Вульф стукнул пальцем по документу. – Мы найдем здесь еще одно подтверждение. Дайкес якобы уверял Корригана, что все экземпляры рукописи «Не доверяйте…» уничтожены, что не существует больше копий, и Корриган поверил этому. Он действительно должен был верить этому Дайкесу, ибо в противном случае не убил бы двух женщин. Значит, когда он получил письмо миссис Поттер с известием, что у какого-то агента издательства есть экземпляр романа, он должен был почувствовать засаду и избрать совсем другую линию поведения. Ясно?

– Я должен был обратить на это внимание сегодня утром, – вздохнул Крамер.

– Вы считаете исповедь целиком фальшивкой? – спросил Филпс.

– И вы утверждаете, что Корриган не писал на меня доноса? – добавил О’Маллей.

– Нет. Это ответ обоим. Но мнимое признание, не соответствующее истине в таких важных подробностях, должно вызвать сомнение не только по существу содержания, но и относительно личности автора. Несомненным можно считать только то, что подтверждается фактами. Например, мистер Крамер доказал, что анонимное письмо было отпечатано на машинке, находящейся в Клубе путешественников, что только у Корригана был доступ к этой машинке и только он мог воспользоваться ею. Это я считаю фактами. Равно как и сообщения о калифорнийских событиях. Это и больше ничего. А особенно личность автора. Наверняка не Корриган написал исповедь.

– Почему? – разом спросили две или три молчавшие до сих пор женщины.

– Если он не знал содержания рукописи, зачем же ему убивать людей? У него не было никаких мотивов для этого. А если он не убивал, то зачем ему признаваться в убийствах? Нет! Он этого не писал.

– Но он сам застрелился, – тяжело вздохнула миссис, Адамс, которая выглядела на десять лет старше своего и так солидного возраста.

– Не думаю. Ведь в таком случае это он должен был позвонить ко мне, чтобы я услышал звук выстрела. Это он должен был сказать, что послал мне письмо, а потому…

– Что? – прервал его Крамер. – Он говорил, что послал письмо?

– Да. Я не упоминал об этом, сообщая в полицию, чтобы избежать перехвата моей почты. Он говорил, что послал письмо! Мистер Гудвин слышал. Так, Арчи?

– Да.

– Но Корриган не писал этой исповеди, а значит, не мог послать ее мне. Нет, миссис! – Вульф повернулся к миссис Адамс, – Он не покончил с собой. Далее мы коснемся этого вопроса, если никто не собирается защитить тезис, что Корриган был автором мнимой исповеди.

Ответом было молчание.

– Для этой цели нам нужна новая личность, которую мы назовем Икс. Это будет достаточно щекотливое дело, так как мы во многих случаях не знаем точно, что делал Икс наверняка, а что мог делать. Несомненно, в тот день между двумя и десятью часами вечера он провел пару часов в квартире Корригана, где составил тот документ, о котором идет речь. Несомненно, там же был и Корриган. После сильного удара по голове он потерял сознание и мог так и не прийти в себя или был связан и лежал с кляпом во рту. Мне больше импонирует этот вариант, так как я немного знаю Икс. Я думаю, что Корриган был в Сознании, а Икс напечатал на машинке текст, подготовленный заранее, и читал его вслух. Он действовал в перчатках; а когда закончил, приложил пальцы Корригана к листкам бумаги, к конверту, не забыв даже марку. Не знаю, установил ли он заранее время действия. Думаю, что да. Ибо Икс любил твердое алиби. Мы наверное узнаем, что он приготовил себе алиби на тот вечер, между половиной десятого и половиной одиннадцатого. В десять он включил радио, если оно уже не было включено раньше, схватил какой-то тяжелый предмет и еще раз ударил Корригана по голове так сильно, чтобы оглушить его, но не убить. Затем положил его, связанного, на пол рядом с телефоном и набрал номер. Со мной он разговаривал измененным голосом, хриплым и взвинченным. Одновременно он приложил к виску Корригана дуло пистолета, в нужный момент нажал спуск, бросил на пол пистолет и телефонную трубку и, может быть, даже сам с грохотом упал. Скорее всего, он должен был это сделать, но тут же вскочил, ему было некогда. Как я уже сказал, он действовал в перчатках, а мертвую ладонь Корригана приложил к рукоятке пистолета, положил пистолет на пол и вышел. Я думаю, на это понадобилось не более двадцати секунд с момента, когда я услышал по телефону выстрел. Я даже не сомневаюсь в том, что дверь не была заперта на ключ. Если даже дверь была заперта, у Икс было много возможностей достать ключ. Письмо, адресованное мне, эту исповедь, он бросил в ближайший почтовый ящик. Тут его след терялся. О его дальнейших действиях мы узнаем, когда придет время выяснить его алиби.