— Ребята, смотрите — Чиж!
— Ну и что? — сказал мальчишка постарше.— Подумаешь, Чижа не видала. Пошли, вон звонок…
И ребятишки убежали в класс. А Чиж остался в коридоре один. Там было тепло и тихо, никто не собирался обижать Чижа, и поэтому настроение у него вскоре определенно поправилось. Он весело чирикал, вертел головкой в разные стороны и в конце концов уселся на цветок, стоявший на подоконнике. Цветок немного покачался, но выдержал. Вокруг стояло много цветов в горшках, а между ними выстроился длинный стеклянный аквариум с золотыми рыбками. Все это напоминало Чижу знакомый лес и пруд…
И Чиж окончательно освоился. Покопался в земле у корней цветка, нашел семечко, съел, еще разок чирикнул и полетел осматривать свои новые владения.
В это время внизу что-то заскрипело, потом затрещало и снова заскрипело… Кусочек паркета отвалился, и из дырки в полу вылезла большая серая Крыса с тонким голым хвостом. Крыса увидела Чижа и сказала:
— Что это такое? Тебе что здесь надо? Это — моя школа! Убирайся вон отсюда!
— Я ведь, по-моему, тебе не мешаю, — возразил Чиж. — Я летаю вверху, а ты бегаешь внизу, так что у нас, собственно говоря, нет никаких оснований для конфликта.
— Нет оснований? — закричала Крыса. — Да я и вверху бегаю тоже! Вверх ногами.
— Вряд ли, — усомнился Чиж, — а если бы даже и так? Школа такая большая, что, мне кажется, тут могли бы с большим успехом жить еще два десятка чижей… Ну, и несколько крыс… — добавил он из вежливости.
— Я тебе покажу два десятка чижей! — завопила Крыса.— Немедленно убирайся отсюда! Ты мне мешаешь тем, что ты чирикаешь!
— Я постараюсь временно не чирикать, если это вас раздражает, — деловито заметил Чиж.
Все равно! Эта школа — моя! Убирайся! — завопила Крыса и вдруг… моментально исчезла в дырке.
Рядом скрипнула дверь, и какой-то мальчуган робко просунул голову в класс.
А Чиж увидел, что дверь открыта, и влетел в комнату. Надо сказать, что этот мальчик опоздал на урок, но ему не очень попало, потому что все увидели Чижа и закричали: «Чиж! Чиж!» — и даже строгий учитель улыбнулся, впрочем, так незаметно, что это увидели только те, кто сидел на первой парте. Но Чиж тоже увидел. Поэтому он не испугался учителя, а уселся на лимонное деревце, стоявшее на подоконнике, клюнул лимон, почистил перышки и с важным видом стал слушать объяснения учителя.
А Крыса сидела под полом в том самом месте, где расположился учитель, и просто стонала от зависти. Она прожила в школе десять с половиной лет, и ее ни разу не пустили на урок, вероятно, потому, что она не умела себя вести и никогда никому не сделала ничего приятного.
— Ну погоди, Чиж! — громко сказала она.— Я тебе покажу, как ходить на уроки! — Но ее никто не услышал, кроме Паука. А Пауку до этого не было ровно никакого дела. Его ничто, кроме мух, не интересовало.
Между тем опоздавший мальчик стоял у доски и отвечал урок. А отвечал он с таким большим усилием, что нашему Чижу захотелось ему помочь. Он даже громко чирикнул…
— Не подсказывай,— сказал громко учитель, и все в классе засмеялись. А пока все смеялись, громко прозвенел звонок, и опоздавший мальчик не успел получить плохой отметки, хотя он ее вполне заслужил. Так Чиж выручил его второй раз за это утро. Но мальчик не стал его благодарить. Это было не в его характере. Он хлопнул крышкой парты, присвистнул и выскочил из класса. А другие ребята обступили Чижа и стали делиться с ним своими завтраками. Чиж клюнул булку, потом сайку, потом слойку и остановился на пирожном. Вначале он клевал все это, сидя на лимонном дереве, но потом осмелел и перебрался на палец к маленькой девочке, той самой, которая первая закричала: «Смотрите! Чиж!». А мальчик, который сказал: «Подумаешь, Чижа не видала…», протянул ему самое вкусное пирожное. Чиж клюнул и чирикнул три раза подряд, что должно было означать «спа-си-бо».
Что же касается Крысы, сидящей под полом, то она от злобы кусала свой собственный хвост.
А Чиж летел, летел и прилетел прямо в живой уголок. Сколько тут было друзей! Просто невероятное количество.
— Здравствуй, Чиж! — сказал Еж.
— Здравствуй, Чиж! — сказал Уж.
— Привет! — сказала Черепаха.
А Скворец одними приветствиями не ограничился. Он пригласил его к себе в гости и угостил вкуснейшими семенами, их у него был полный ассортимент. Но Чиж от угощения отказался. Он объелся пирожными.
Тут все наперебой стали ему рассказывать о том, как за ними ухаживают и как их выращивают…
— И меня выращивают! — гордо сообщила Черепаха.
— А меня будут выращивать? — робко спросил Чиж.
— Конечно! — заверили его все. — Оставайся у нас.
И Чиж остался. Он решил жить здесь и регулярно посещать уроки. А пока он уселся на деревце, стоявшем неподалеку от печки, и задремал после всех своих приключений…
А Крыса только этого и ждала. Она быстро прогрызла дырку в полу и ловко пролезла в комнату… На улице уже было совсем темно, но Крыса отлично видела и ночью. Она подкралась к Чижу и хотела уже схватить его своими длинными острыми зубами, как вдруг какая-то тень мелькнула рядом. Это был Еж. Раз! Он кинулся на Крысу и схватил ее зубами прямо за горло. Крыса только пискнула и перевернулась кверху лапками…
А Чиж долго благодарил Ежа, а на другой день принес ему огромный кусок пирожного. Как он его донес, до сих пор никому не известно. Вероятно, от избытка благодарности у Чижа прибавилось сил в три раза. Он положил крошку в блюдечко с молоком, которое стояло рядом с кроватью Ежа, чирикнул, почистил перышки и полетел на урок древней истории.
Он был очень симпатичный, этот Чиж, и ребята его очень любили. А Крысу никто не пожалел. Почему? Да потому, что она за всю жизнь никому не сделала ничего приятного.
Почему соловьи поют по вечерам
В одном лесу жил-был Соловей. Как все Соловьи, он в основном пел. И представьте, имел за это нарекания от соседей. Особенно негодовал Дятел:
— Мы вкалываем, а он, понимаете, посвистывает. Свистун! Свистун и бездельник!
Не все ведь понимают, что и пение — работа, труд — сладкий, но изнурительный.
Обидно стало Соловью. И вот на следующий вечер он решил устроить небольшой концерт по заявкам. Чтобы доказать, что пение хорошая вещь. Он хорошенько уселся на веточке, почистил клювом перышки и запел. Запел так сладко, что у пчел, которые жили внизу в дупле, мед стал еще слаще, хотя он и без того был сладкий, если не сказать — приторный. А Соловей так и щелкал, булькал, разливался — фьють-фить-фить-тра-ля-ля!..
И это пение, кроме зрителей, услышал издалека маленький Щеночек, который жил в домике на опушке и вышел немного погулять перед сном.
— Послушайте, Соловей, — сказал Щенок, когда певец сделал небольшой перерыв после очередной песни, — можно мне петь вместе с вами? Я тоже хочу.
— А у вас есть слух? — спросил Соловей, немного поразмыслив.
— Конечно, — радостно ответил Щенок. — Я даже хожу в музыкальную школу.
Щенок действительно ходил в музыкальную школу. Он провожал туда своего хозяина, мальчика Федю. А потом сидел у окна и, подняв одно ухо, слушал, как Федя играет на рояле.
— Ну, раз вы ходите в музыкальную школу, тогда вы, наверное, очень хорошо поете, — сказал Соловей, и они запели вместе.
Соловей пел:
— Фьють-фить-фить-тря-ля-ля!
А Щенок подпевал:
— Тяв-тяв-тяв… — Но только в некоторых местах. И, так как он вставлял свое «тяв-тяв-тяв» вовремя, в конце музыкальной фразы, то получалось у них довольно складно.
Их пение услышал маленький Лягушонок, который как раз в этот момент выпрыгнул из воды и уселся на листик кувшинки.
— Послушайте, Щенок, — сказал Лягушонок, когда певцы решили немного отдохнуть после песни, — а можно мне петь вместе с вами? Я тоже хочу.
— А ты ходил в музыкальную школу? — строго спросил его Щенок.
— В музыкальную школу я, правда, не ходил, — честно признался Лягушонок, — потому что для Лягушат ее еще не открыли, но зато я часто слушал Соловья, и уж, наверное, я у него чему-нибудь научился.
— Ну, раз ты часто слушал Соловья, тогда ладно, пой с нами, — согласился Щенок.
И они запели втроем. Соловей пел:
— Фьють-фить-фить-тря-ля-ля!
Щенок подпевал в некоторых местах:
— Тяв-тяв-тяв!..
А Лягушонок пел уже после Щенка смешным лягушачьим голосом, немножко похожим на голос Буратино:
— Ква-ква-ква!
И так как он каждый вечер слушал Соловья, то получилось у него совсем неплохо. Так они и пели:
— Фьють-фить-фить-тра-ля-ля!
— Тяв-тяв-тяв!
— Ква-ква-ква!
— Позвольте! — вдруг перебил их кто-то. — А не пора ли вам всем на боковую? И почему это вы поете без меня, когда я тут главный певец?
Это был горластый потрепанный Петух. И он закукарекал во все горло.
— Ку-ка-ре-ку! Спать! Спать! Спать!
Певцы сразу замолкли, и Щенок хмуро сказал:
— Наверное, вы не ходили в музыкальную школу.
— Наверное, вы не слушали Соловья, — печально вздохнул Лягушонок.
— Ко-ко-ко! — захорохорился Петух. — Очень мне нужна ваша школа и ваш Соловей! Я все равно пою громче всех!
И он оглушительно загорланил:
— Ку-ка-ре-ку! Всем спать!
Все окружающие, конечно, стали шуметь и возмущаться. Увы, их голосов за пронзительным криком петуха не было слышно. Вот уж был горласт, так горласт. К счастью, он быстро выдохся и, кукарекнув еще разок-другой больше для острастки, отправился спать сам.
Лягушонок сказал:
— Ушел? Ну, и хорошо!
И они снова запели втроем:
— Фьють-фить-фить-тра-ля-ля!
— Тяв-тяв-тяв!
— Ква-ква-ква!
И они так хорошо пели, что даже Речке захотелось запеть вместе с ними или сыграть на каком-нибудь музыкальном инструменте. Она прыгала по камушкам, звенела, переливалась. И это было очень похоже на звуки рояля…
И Ветру тоже очень захотелось петь вместе со всеми или сыграть на каком-нибудь музыкальном инструменте. Вот только как это сделать? Правда, он мог похлопать форточками, но это было бы не музыкально. Вот если бы у него был деревянный молоточек… тогда Ветер тихонько постукивал бы этим молоточком по золотым звездочкам в небе, как по блестящим винтикам, скрепляющим певучие палочки на ксилофоне. И они звенели бы — эти невидимые палочки-мостики между звездами. А может быть, и сами звезды звенели бы, как маленькие колокольчики, каждая на свой голос, а Луна звенела бы, как большая медная тарелка… Но у Ветра не было деревянного молоточка…