Выяснилось, что она его бросила, но мужик отказался в это верить и приехал к Ольге, чтобы устроить разборки. Убедившись, что они в доме одни, он принялся ее душить, но она увернулась и успела схватить на кухне большой нож. Ольга умоляла его уйти, но любовник оказался сильнее, выбил оружие из ее рук, повалил Ольгу на пол и схватил первое, что попалось под руку, — провод от упавшей скороварки. Им любовник и задушил Ольгу Кузнецову. Ее дыхание остановилось за пять минут до прихода мужа.
Лена слушала историю трагедии молча. Понимал ли кто-нибудь, что испытывал Вася все это время после гибели матери? Говорил ли он когда-нибудь с отцом о том, что произошло? Лена точно знала ответы на все эти вопросы — нет. Нет, нет и нет.
От чего призрак матери просил спасти Васю? Только ли от участкового? А может быть, от ненависти к себе, которую испытывал этот мальчик? От ненависти, которая выжигала его изнутри.
— Я не хочу с ней разговаривать, — повторил Вася в конце своего рассказа. — Я не могу.
— Ты винишь себя? — Ленка снова сделала шаг ему навстречу.
— Пожалуйста, уходите. Вы обещали, что оставите меня в покое.
Вечером Володя, как всегда, заехал к Лене на заправку. Это уже превратилось в традицию — пить кофе после работы и обмениваться новостями. Лена, конечно, рассказала Володе историю Васи.
— Даже не представляю, что у него внутри творится. Это кошмар. Ад для ребенка: сначала пережить предательство, а потом смерть матери.
— М-да… Знаешь, а ведь со мной была похожая история. Хоть и не такая грустная. Слава богу, мне не доводилось застать мать в объятиях любовника. И жива она по сей день. Но когда мне было четырнадцать лет, я вел дневник — первая любовь, первые переживания, опять же, какие-то заметки о друзьях. Ну и нелестные высказывания об учителях в школе. Не знаю, зачем я это все записывал. Наверное, надо было выговориться, а близкого друга у меня в то время не было. Ну и вот. Мать нашла эту тетрадку. Как назло, она наткнулась на нее, когда дома были гости, — искала что-то на полке и увидела дневник. Сразу же стала читать… вслух. Я был на кухне, но, услышав дружный смех в большой комнате, вошел, чтобы посмотреть, над чем они смеются. И увидел: надо мной. Мы страшно разругались в тот вечер. Мама не поняла, почему произошедшее меня так сильно задело. А для меня это было настоящее предательство.
— Ох!
— Больше скажу. Я на следующий день положил в свой школьный рюкзак батон колбасы, носки, трусы и любимую книжку и решил уйти из дома. Мать была на работе. Ну я написал ей записку и ушел.
— Ушел из дома? Серьезно? Куда? И как вы потом помирились? Сейчас же у вас все нормально?
— Как говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло. Уйти-то я ушел. Но куда идти, не представлял. Как я уже говорил, лучшего друга у меня не было, дедушки с бабушкой тоже. Так что я просто вышел из дома и сел во дворе на качели. Я качался и думал: что теперь? Куда дальше? И пока я искал в голове ответы на эти вопросы, мать пришла с работы. Она вошла во двор и направилась к подъезду. Уже стемнело, на улице было пусто, я с трудом различал ее силуэт. Но ведь это мама, я узнал бы ее по походке с закрытыми глазами.
Тогда в темноте за ней показалась еще одна фигура — сутулая, в кепке, надвинутой на лицо, — какой-то мужик. У самого подъезда он в два прыжка настиг ее, стал вырывать сумку и размахивать чем-то у нее перед лицом. Потом оказалось, что это был маленький нож для чистки картошки. Но в первый момент я понял только, что маме угрожает опасность.
Забыв об обидах, я рванул к ней. Фактор внезапности помог мне, еще хилому мальчишке, повалить этого гада на землю, выбить оружие. Мама закричала: «Милиция!» И он деранул от нас в арку и скрылся. А мы с мамой обнимались и плакали после всего пережитого.
И тогда я остро почувствовал, что люблю ее, несмотря ни на что. Ну да, она нашла мой дневник, да, прочитала. Но кто не ошибается? Кто не совершает глупых поступков? Лучше пусть выдаст все мои тайны, чем какой-то гад зарежет ее за пару купюр в кошельке. Я должен быть рядом с ней.
— Нет слов. Володь, если бы ты ушел в тот вечер…
— Даже не хочу об этом думать.
* * *
На следующий день Вася Кузнецов, привычно забив на школу, решил отправиться на задворки деревни. Он шел вдоль проселочной дороги, пиная камни и сшибая палкой с молодых кленов пожелтевшие, но еще не успевшие опасть листья. Со злостью ребенка наступал во все самые грязные лужи. И тут наткнулся на старый трактор в поле.
Это была исправная машина, и Вася припомнил, что видел ее в деревне не однажды. Однако сегодня трактор стоял без дела и без водителя — одинокий, синий, он выделялся на фоне серого неба и осенней пожухлой травы.
Повинуясь порыву, Вася подошел ближе и залез внутрь.
Он не собирался угонять трактор. Схватился руками за огромное рулевое колесо, затарахтел, словно завел машину, и начал представлять, будто месит грязь на этом агрегате, как делают это гонщики по бездорожью.
Прошло, может быть, пять или десять минут, как его игру нарушило странное шипение. Парень перестал дурачиться и внимательно осмотрел кабину. Под стеклом стоял маленький радиоприемник, работающий от батареек. Шипение доносилось из него.
Вася взял радио в руки, повертел, чтобы понять, как оно выключается. И тут из динамика, перебиваемый помехами и щелчками, раздался знакомый голос:
— Сын… Вася…
Вася отбросил от себя приемник, словно тот раскалился добела.
— Остановись, сын, прошу тебя, — продолжала шептать его умершая мать.
— Прекрати! Прекрати! Отстань от меня! — закричал Вася, поднял радио и с размаху кинул его в лобовое стекло трактора. От места удара побежали трещины.
Вася выскочил из машины и, словно обезумев, начал поднимать с поля камни и комья земли и закидывать ими трактор.
За этим его и застал владелец автотехники.
Через пятнадцать минут Вася Кузнецов снова сидел в кабинете участкового.
Лена стояла за дверью и слушала, как Николай Степанович отчитывает парня за содеянное. Участковый не стеснялся в выражениях и красочно описывал Васе его будущую жизнь в колонии для несовершеннолетних. По щекам преступника текли слезы.
— Ну хватит! Хватит! Везите меня уже в эту вашу тюрьму! Отсижу, что заслужил. Только перестаньте на меня орать, — не выдержал Вася.
— Тут я решаю, когда и что перестать! — рявкнул участковый. — Будешь меня слушать столько, сколько я сочту нужным. Если тебе первый раз все с рук сошло, это не значит, что так всегда будет. Если за ум не возьмешься, ты у меня узнаешь, где раки зимуют!
— Ну считайте, что я дебил! Таким уродился. Посадите меня в тюрьму, пусть там перевоспитывают!
Слушая эти препирательства, Лена остро почувствовала: Вася не просто хулиганит, он наказывает себя. Наказывает за то, что не спас мать в тот роковой вечер. Он считает себя убийцей и хочет понести наказание.
Она отправила участковому сообщение. Николай Степанович прочитал и прислал короткое «ок».
Володя подвез Ленку к городскому ОВД, но внутрь они не пошли. Там уже работал Николай Степанович — он привез Васю Кузнецова в изолятор временного содержания.
В темном узком помещении пахло сыростью, многодневным мужским потом, мочой и кровью. Единственное узкое окно было не просто закрыто наглухо, а зарешечено.
Как только участковый из Клюквина и его подопечный перешагнули порог этого места, как на них уставились две пары глаз — лысый мужчина с татуировками по всей голове и мутным взглядом наркомана и высокий качок без следа интеллекта на лице. Остальные постояльцы не особо понимали, что вообще происходит вокруг.
Вася не сразу оценил всю привлекательность этого места. Минуту или две его глаза привыкали к полумраку и к ароматам, от которых хотелось заткнуть нос. Потом паренек начал мелко дрожать.
Тех людей, которых он не сразу замечал в темноте, ему представлял сопровождающий опер. Там были и воры-рецидивисты, и бандиты, и даже один насильник. Полицейский показал на сутулого мужчину лет тридцати с красным лицом алкоголика и выбитыми передними зубами. На голове у него запеклась кровь, и сразу было непонятно, это его или чья-то.
— Лопухин, ко мне! Подойди сюда, ближе! — скомандовал опер.
Мужчина лениво встал и приблизился к решетке.
— Знакомься, Василий. Это Анатолий Лопухин. Как и ты, начал по малолетству — воровал в магазинах, бил витрины, таскал у граждан мобильники. Был пойман. Сейчас готовится к третьей ходке. На этот раз вынес телевизор из дома родного отца. И пропил.
Вася уставился на уголовника во все глаза.
«Вот оно, мое будущее», — невольно пронеслось у него в голове. И от этой мысли сильнейшим спазмом скрутило желудок.
— Эй, Николай Степанович! Ну вот только блевотины нам тут не хватало. Забирай своего недоросля к чертям! Достаточно!
Участковый вывел Васю Кузнецова на улицу. Здесь мальчишку стошнило еще раз. А потом еще. Николай Степанович протянул ему бутылку с водой.
— Пей, охламон! Пей! Ну как, хочешь еще в тюрьму?
Вася замотал головой, не в силах ответить словами.
— То-то же! — Участковый утешительно похлопал Ваську по спине. — Ты как в следующий раз разгромить что-то решишь, вспомни этот изолятор и подумай, надо ли оно тебе. Договорились?
— Договорились, — выдавил из себя Вася.
Ленка и Володя подошли к участковому и мальчишке.
— Как ты? — спросила Ленка.
Она видела, что Васю стошнило, и переживала, не была ли экскурсия в городское ОВД перебором для подростковой психики. А ведь она сама попросила Володю и участкового об этой авантюре.
— Николай Степанович, — вместо ответа обратился парень, — а за трактор вы меня в колонию не отправите?
— Не отправлю. Нужен ты там больно. Давай садись в машину, отвезу к отцу.
Лена попросила Володю поехать вслед за участковым. Когда мужчины оставили Васю у дома Кузнецовых, она подошла к нему, обняла и тихо-тихо спросила:
— Понимаешь, от чего пытается спасти тебя мать?