Лена подошла к Настиной калитке и остолбенела: с крыльца на нее смотрела высокая статная женщина в черных одеждах. Вместо глаз — бельма. Вместо рук — морщинистые бугристые щупальца. Это была мертвая ведьма. Та, которую не так давно призвала на заднем дворе Аглая Собакина.
Скрипнула дверь, и прямо сквозь призрак прошла Настя. Увидела Ленку и расплылась в широкой улыбке:
— Привет, подружка, зайдешь на чай? — Настя смотрела на Ленку без тени страха, скорее наоборот: в глазах читался азарт.
Лена вошла в дом и с интересом стала рассматривать — изменился ли он после смерти Настиной матери? Хотя нет, не так. Что-то подсказывало ей, что настоящие перемены произошли здесь после того, как в эти стены приезжала погостить Аглая Собакина.
Комнаты, когда-то светлые и уютные, посерели, покрылись паутиной и пылью, словно хозяйка забыла, что нужно хоть иногда наводить порядок. Вместо ароматов домашней еды царил запах затхлости и сушеных трав — всюду висели связки иван-чая, зверобоя, чертополоха и других растений. На входе в кухню Лена заметила старые чулки, набитые какими-то загадочными корнеплодами, бусы из чеснока, ожерелья из рябины и мешки с шиповником. На столе стояли банки с консервацией, но вместо огурцов, помидоров и перца в них плавало что-то непонятное с зеленоватым отливом.
Похоже, Настя всерьез взялась за колдовское дело.
— А где же дети? — спросила Лена.
Мальчик и девочка обычно всегда вертелись подле матери, но в доме не было и следа их присутствия.
— Уехали погостить к родственникам мужа, — ответила Настя.
А потом сняла с плиты горячий чайник, достала с полки старую глиняную кружку. Вокруг поплыл аромат земляники и мяты, но Лена уже решила для себя, что не прикоснется к напитку. Разве только сделает вид, что пьет.
— Так и о чем ты хотела со мной поговорить? — Настя пододвинула чай к самому Ленкиному носу, и чудесный запах буквально заставил ту наклониться, чтобы вдохнуть поглубже.
— Спасибо. Ты же знаешь. Ну или догадываешься. Я пришла попросить тебя отпустить души. Те, что ты забрала в зеркало.
— Знаю. Но и ты знаешь, что я их не отдам. Я тут одна осталась, мне помощники нужны. Вот пусть и послужат. Ничего, от них не убудет.
— Насть, зачем тебе это? — Лена почувствовала, что у нее начинает кружиться голова. — Ты что, правда хочешь колдовать до конца жизни? У тебя же все хорошо — муж, семья. Бабка эта на пороге.
— Бабка на пороге? — переспросила Настя. И Лена поняла, что сказала лишнего.
— Стало быть, Тамара тебя встречать вышла. Надо же, сколько чести. Слушай, Лен, а почему бы нам с тобой не подружиться?
Лена замерла, не зная, как и реагировать на такое предложение.
— Нет, я серьезно. Ты только подумай! Я ворожить умею, хвори заговаривать, порчи, сглазы наводить и снимать. И покойников приманивать. А покойники ох как нужны в моем деле — и болезнь отвести, и безденежье. Да что там говорить — много ритуалов. Люди узнают, сами потянутся: бед много, а ответ один — у меня. А ты подле будешь — тех же покойников я не вижу, зато ты всегда знаешь, где мертвяк, что делает. Поговорить можешь, тайны выведать. Вдова про заначку покойного мужа захочет узнать, сирота — с мертвыми родителями попрощаться. Нам деньги и потекут.
Лена слушала плавную Настину речь и постепенно переставала различать слова. Словно засыпала прямо здесь, на этой старой, обшарпанной кухне. Она отчаянно цеплялась взглядом за Настино лицо, но вот черты его поплыли, стали нечеткими. Вместо Насти Лена увидела перед собой мертвую Тамару. На этот раз та смотрела на Лену ласково, как на внучку. И как будто даже гладила по голове.
«Ладушки, ладушки, где были? У бабушки…» — сама собой возникла в голове детская потешка. И Ленка окончательно потеряла сознание.
* * *
Ленка ничего не говорила Володе о своих планах поболтать с Настей. Но тот заподозрил неладное тем же вечером — заехал на заправку, зная, что сегодня смена его Прекрасной Елены. Но не застал ее.
Конечно, напарница объяснила, что они поменялись. Однако эта новость только усилила Володькино беспокойство. Он решил позвонить, но сотовый у Ленки не отвечал. Написал сообщение: «Набери меня. Волнуюсь». Однако ответа не пришло.
Доехал до Ленкиного дома. В ее окне свет не горел. Ленкину мать он тревожить не стал. Добрался до участкового — может, она опять за вдовцом приглядывает? Кадушкин спал глубоким сном в своем пустом холодном доме.
Безо всякой надежды Володя снова позвонил Ленке, и снова трубку никто не снял.
Тогда Володя вспомнил, что краем глаза видел во время похорон Настю, местную ведьму, из-за семьи которой они уже оказывались втянутыми в разные малоприятные истории. «Была не была, доеду и до этой Насти», — решил он.
Темная Осиновая улица на этот раз выглядела празднично: были слышны звуки веселой народной музыки, в доме Строгановых свет горел во всех комнатах сразу. Только Володя постучал, как дверь распахнулась — на пороге стояла Лена.
Такой он ее еще никогда не видел — улыбка от уха до уха, раскрасневшаяся, словно пила вино, в глазах нездоровый блеск, волосы растрепаны.
— Лена?
— Я!
— Товарищ начальник, у тебя все хорошо? — Володя не мог поверить своим глазам. — Что происходит?
— У меня все отлично!
Из-за спины Лены показалась Настя. Она приветливо помахала ему рукой:
— Простите, вас не зовем: у нас девичьи посиделки.
— Да я догадался.
— Замечательно! — Ленка похлопала его по плечу. — Очень хорошо, что ты такой догадливый! — И захлопнула перед ним дверь.
Обескураженный Володя нерешительно спустился с крыльца и сел в свой автомобиль.
«Может, я, конечно, чего-то не понимаю, но похоже, они там сами разберутся!» — решил он и отправился домой спать.
Следующим утром перед службой зашел к Кадушкину.
Тот встретил его хмурым и трезвым. Володя про себя отметил, что участковый как будто посерел лицом, осунулся или даже уменьшился, словно вся жизнь из него ушла.
— Ты как, Степаныч? Помощь нужна?
Николай Степанович посмотрел на него безо всякого выражения и устало выдохнул:
— Эх, Володя! Я ведь без нее дышать не умею. Понимаешь?
Они помолчали.
— Степаныч, но надо учиться. Надо, — с трудом подобрал слова Володя.
Участковый грустно хмыкнул:
— Кому? Кому надо-то?
У Володи не было ответа. Он подумал о том, что надо бы достать бутерброды и оставить Николаю Степанычу: наверняка тот опять ничего не ел… Тут дверь распахнулась, и в дом участкового влетела Ника — многодетная мать и жена Данилы Ивашкина, соседа Степаныча.
Кофта на Нике была разорвана у горловины, лицо перекошено, под правым глазом явственно проступал свежий синяк.
— Спасите! — закричала Ника. — Детей от него спасите!
Володя и участковый поняли ее без лишних слов. Данила славился своей безмерной любовью к выпивке и мог учинить пьяные разборки с женой прямо на улице, не стесняясь глазеющих людей. До рукоприкладства, правда, раньше не доходило. Но все бывает в первый раз.
— Ух, ирод! Предупреждал же его, что получит от меня! — разозлился участковый и вместе с Володей бросился к соседям.
Когда они ворвались в дом, то застали жуткую картину: старший сын, двенадцатилетний мальчик, загораживал собой младших братьев и сестер. В руках у него был пластмассовый игрушечный меч, а отец — здоровенный тридцатилетний кабан, пьяный и потерявший рассудок, — шел на него, держа над головой деревянную табуретку.
Свершиться непоправимому, конечно, не дали. Двум взрослым трезвым мужикам не составило труда завалить пьяницу, скрутить по рукам и ногам и вызвать подмогу из полиции.
Когда дебошира увезли в участок, а Ника смогла немного успокоиться, Кадушкин и Володя сели в машину и одновременно закурили.
— Молчи! — предупредил Николай Степанович друга, когда тот хотел было открыть рот и намекнуть участковому, что он еще пригодится на этом свете.
— Да ты сам все знаешь. — Володя и не стал ничего говорить.
Вечером того же дня Ника постучалась в дом к Володе. Тот был удивлен:
— Случилось чего? Мужа отпустили?
— Да нет. Я на развод подам, уедем мы с детьми, наверное, из Клюквина. Я их уже к мамке своей отвезла в другое село. Вам пришла спасибо сказать и… Вообще я по другому поводу.
— О как. Что же за повод?
— Я, конечно, мужа своего не оправдываю… — Ника замялась.
— Хотелось бы конкретнее.
— Он же в завязке был. Я как у бабки Аглаи его заговорила летом, так не пил. А вчера ночью нам у калитки кто-то бутылку оставил. Точно такую же, как я у нее, у бабки той, в доме видела. Зуб дам, не вру! Она еще мутного стекла такого… Странная бутылка. И Данька ту бутылку нашел да и открыл. А как открыл, так и напился. И началось.
Ника с трудом сдержала подкатившие слезы.
— Я уверена, это Настя подложила, племянница Аглаи.
— Интересно…
— Мне соседка из дома напротив рассказала, что видела, как она по улице шла и хохотала. И не одна шла.
— А с кем? — Володя почувствовал неладное.
— Да говорят, с Ленкой.
* * *
Отыскать жену бандита Тетерина — ведьму, которая не так давно заслала ему под кровать черта, — труда не составило. Она не сменила ни адреса прописки, ни рода деятельности.
Володя вошел в темную, пропахшую благовониями квартиру на первом этаже панельной пятиэтажки и закашлялся.
— Сейчас привыкнешь. — Ведьма показала на старую рассохшуюся табуретку. — Садись! Не маячь перед глазами.
Володя присмотрелся к обстановке. Синяя плитка в цветочек, обшарпанные шкафчики, рукомойник, похоже, с советских времен, старая газовая плита в черных пятнах, холодильник невнятного цвета гудит и вибрирует так, что сразу понятно — собирали его еще в девяностых на каком-нибудь заштатном заводе. Тараканов не видно, да и стол, за который его усадили, — чистый.
— Чего пялишься? Говори, с чем пришел! — нависла над следователем Тетерина.
— Да я спросить хотел… — Володя подбирал слова.