Настя сплюнула на землю и, громко хлопнув дверью, скрылась за порогом своего дома.
В эту ночь сны у Ленки были сумбурные, путаные, вызывающие какую-то щемящую тоску. Уже под утро увидела она бабу Нюру — не поддельную, а свою родную. Та погладила Лену по голове.
— Ты справишься, детка!
— Баб, а баб, что дальше будет? Так страшно.
— Не бойся, моя хорошая. Верь своему сердцу. Оно не обманет.
Внезапно рядом с любимой бабушкой Ленка увидела образ Марии Федоровны, покойной жены Кадушкина.
— Коля, Коленька! Он там! Помоги!
— Бабушка! — Ленка протянула руки, чтобы обнять ее, но образ Нюры начал таять, а вот Мария Федоровна, наоборот, встала прямо перед Ленкой.
— Помоги ему! Коленька!
— Что вам надо? Чего вы все от меня хотите?
— Просыпайся, Лена! Коленька в беде! Просыпайся!
Ленка закрыла глаза руками. Ей не хотелось общаться с призраком покойной и бежать куда-то, чтобы спасти «Коленьку». Лена хотела спать. Лучше — без сновидений. Чтобы никто никуда не звал, никто не изводил, не мучил, не обманывал. Она так устала за эти дни.
— Помоги ему! — крикнул призрак покойницы в самое ухо, и Ленка так и подскочила на кровати. Устало протерла глаза. В комнате никого не было. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь занавески, падали на полосатый коврик у кровати.
Ленка потянулась за одеждой, и на пол упал мобильный телефон. Она забыла про него прошлым вечером, даже на зарядку не поставила. Теперь взяла в руки и набрала Володин номер.
— Слушай, у меня на сердце неспокойно. Зайди к Степанычу. Ты же рядом живешь. А я подойду минут через десять.
Володя послушно пошел к Кадушкину. Калитка у того была закрыта изнутри на щеколду, в кухне горел свет, но открывать Николай Степанович не спешил. Не отзывался и на телефонный звонок.
Володя просунул руку в щель между калиткой и забором и умудрился отодвинуть щеколду. Кадушкин никогда особо не запирался — все ведь знают, кто тут живет, так что без стука все равно не полезут.
Дом был не заперт и пуст. Володя как старый холостяк сразу обратил внимание, что на кухне пыльно, ни в раковине, ни на столе нет грязной посуды, даже кружки на полке стоят на своих местах идеально ровно — как их Ленка убрала после похорон жены участкового, так к ним никто и не прикасался.
Спальня тоже казалась осиротевшей. Судя по вмятине на покрывале, Николай Степанович спал сверху, не расстилая. И вероятно, даже не раздеваясь.
Володя вышел из дома и огляделся.
На участке Кадушкина стояли большой сарай и баня. Именно в бане Володя в следующую секунду услышал подозрительный грохот.
Распахнув дверь, увидел грузное тело участкового, которое билось в конвульсиях, повиснув на кожаном ремне, зацепленном за потолочную балку. Под ним валялась старая табуретка — грохот от ее падения и слышал Володя.
К счастью, в бане стоял буфет со столовыми приборами. Володя выхватил оттуда нож и двумя ловкими движениями срезал ремень.
Участковый упал и схватился за шею, тяжело откашливаясь. Минуты через три, когда Николай Степанович уже мог свободно дышать, в баню вошла Ленка.
— Старый дурак! — ругал участкового Володя, а сам едва сдерживал слезы.
— Старый дурак, — соглашался Николай Степанович хриплым голосом и плакал, совершенно не стесняясь. — Ну зачем, зачем ты меня вытащил? Подох бы я, и слава богу. А теперь… опять жить придется. А я не хочу. Не хочу без нее!
— Нельзя, нельзя так, Степаныч! Нельзя в петлю! — Володя поднял участкового с пола, поправил на нем рубашку.
— Это я уж сам решу! Да как тебя сюда занесло-то? — убрал его руки от себя Кадушкин.
— Это я его послала, — сказала Ленка, поднимая с пола табуретку и присаживаясь рядом. — А мне Мария Федоровна велела.
— Машка? Моя Машка? — поразился участковый. — Ты ж ее не видела.
— Раньше не видела. А этим утром она пришла ко мне.
— И что? Она здесь, с тобой сейчас?
Ленка посмотрела на участкового. Тот пододвинул лавку и сел на нее, привалившись спиной к старому буфету.
Рядом с ним по правую руку висел в воздухе дух покойной жены.
— Нет, Николай Степанович, она не со мной. Она с вами рядом.
Участковый зажмурился, останавливая слезы.
— Машка, прости! Не могу я! Они меня сегодня из петли вынули, а я завтра повешусь. Не сердись. И вы, ребят, не сердитесь. Я решил.
Призрак Марии Федоровны побледнел от этих слов, будто его обсыпали мукой или мелом.
— Она просит не делать этого. Вас к ней не пустят, если вы сами себя... В общем, нельзя это.
— Да как так-то? Ядрена кочерыжка! Кто ж это за меня решил, как мне можно, а как нельзя? Почему она там, а я тут? Почему сын наш там, а я тут? Кому это надо все? Для чего? — взвыл Кадушкин.
— Никто не знает, Николай Степанович. И никто вам не ответит. Но, значит, кому-то надо. И если вы правда хотите к своим родным попасть, снова их увидеть и обнять, то не стоит самому свою жизнь обрывать, — сказала Ленка.
— Да что я делать-то буду на этом свете? Я есть не могу, пить не могу. Сон не идет. Я как… котлета в проруби. И без виселицы помру со дня на день!
Ленка молчала. Она понимала, что все слова перед человеческим горем — ничтожные, бессмысленные.
— Степаныч, ты нам нужен. Ну сам подумай, мы бы без тебя не справились, Ленку бы не спасли, соседку бы твою от мужа не защитили. А сколько раз еще твоя помощь понадобится? Ты же в Клюквине каждую собаку знаешь. А если эта ведьма, Настька, опять колдовать против народа пойдет? А если они ей реально дом подожгут? А там и ее дети могут быть. Нет, Степаныч, без тебя нельзя. Никак нельзя! Давай заканчивай свои сопли!
— Володь, да что ты несешь? — всхлипнул участковый.
— Я тебе говорю, что рано ты помирать собрался. Потерять всех близких — это, конечно, дело страшное. Тут уж ничего не скажешь. И я не хотел бы оказаться на твоем месте. Да только у тебя на этом свете пока еще дела не переделаны. Так что завязывай давай со своими выкрутасами. И мы с Ленкой никому не расскажем, что ты тут вытворял. Лады? А ты сейчас соберешься, пойдешь умоешься, и будем решать, что с Настей делать.
— А Машка? Машка моя как же? Как жить-то без нее?
— Мария Федоровна вас не оставит. Николай Степанович, если вы ее не видите, это не значит, что она не рядом. Вы не глазами смотрите, а сердцем. Сердце подскажет. Сердце врать не умеет. — Ленка подошла к участковому и погладила его по руке. — Вставайте, я помогу.
Участковый тяжело поднялся, пошатываясь добрался до двери на улицу, вышел, полной грудью вдохнул свежий осенний воздух.
Призрак Марии Федоровны обошел мужа со спины и обнял, положа ладони ему на грудь.
Участковый словно и впрямь что-то почувствовал, приложил свою правую руку к тому же месту.
— Вы справитесь, Николай Степанович. Мы вместе справимся.
— Ты, — сказал участковый.
— Что — «ты»? — не поняла Ленка.
— Давай уже на «ты». Ты ж мне как дочка стала. Можно сказать, новая семья.
Ленка подошла и тоже обняла Николая Степановича.
— Договорились.
— Вот и славно.
Ни участковый, ни Володя, конечно, не видели, как после этого тихого, короткого разговора душа Марии Федоровны засветилась нежным золотистым цветом и растворилась в воздухе. «Ушла с миром», — подумала Ленка.
История 13. Проклятые
После того как Ленка наглоталась дурману в гостях у Насти, прошла неделя. Одна из самых тяжелых недель в жизни. Несмотря на то что ведьма Тетерина полностью сняла приворот, который лишил Ленку воли, у нее до сих пор все валилось из рук, дела не шли, по ночам продолжали мучить жуткие, бессвязные сны, в которых реальность и вымысел сплетались в причудливые сюжеты.
Однажды Лене приснился темный, синий лес без птиц и животных. Он стоял перед ней сплошной стеной, и только у самых корней деревьев шевелился туман. Между елью и дубом выплыла к Ленке по воздуху огромная, плоская, похожая на камбалу безымянная рыба. Она выпустила изо рта несколько пузырей и исчезла, оставив после себя темное облако дыма.
В другой раз приснился мальчик из брошенного дома бабы Шуры. Ее внучок, погибший по нелепой случайности, смерть которого бабка скрыла, припрятав тело на чердаке.
Как же его звали? Ленка никак не могла вспомнить.
Во сне она снова пришла к нему, в его холодное и пыльное жилище. На чердаке было темно, только узкий луч солнца падал на серый дощатый пол, образуя маленький островок света. Там и тут в тени мерещились глаза чудовищ и звук дыхания невидимых демонов. Под ногой у Ленки что-то хрустнуло, она наклонилась и подняла с пола маленькую косточку. Чью?
Где-то впереди буквально из ниоткуда упал на пол и покатился надувной красный детский мячик. Лена не стала его трогать.
— Мама! — услышала она детский крик. Такой пронзительный, что защемило сердце.
Лена огляделась — никого нет, только качается на своей паутине большой паук, жужжит толстая черная муха. «Ы-ы-ы!» — завыла старая детская игрушка через хриплый динамик. Лена обернулась на звук — пятилетний мертвый мальчик сидел у чердачного окна и нежно обнимал старого, потертого медвежонка.
— Мама! — закричал он снова, увидев Ленку.
— Ну что ты, малыш, я не твоя мама. — Лена погладила его по светлой призрачной голове и, к собственному удивлению, ощутила, что макушка у мальчика теплая, как у живого.
— Мама, мне здесь так одиноко!
— Так иди. Иди в свет. На небо. Там, наверное, тебя давно ждут.
— Мама, пожалуйста, забери меня отсюда! — Его синие губки дрожали от холода.
— Я не мама. Я не знаю, как тебе помочь.
— Пожалуйста, не бросай меня здесь! Мне страшно! Мне очень страшно! — Мальчик бросил медведя и протянул к ней руки.
Ленка открыла глаза. Вся кожа под одеялом покрылась мурашками и холодным потом. Сердце бешено колотилось в груди. Как же она забыла об этом ребенке? Почему оставила его одного? Надо сходить в дом бабы Шуры, найти этого призрака и помочь ему.
Ленка наспех оделась и вышла на улицу. Еще не рассвело, но мертвецам все равно, день сейчас, ночь или утро.