Он замолчал, обхватив голову руками.
— А сегодня… сегодня он снова появился. Подкараулил меня у общежития. С двумя уркаганами. Рожи у них перекошены, аж смотреть тошно. Ну и чего, говорит, бандиты его все-таки настигли, и все подчистую отобрали. И теперь он требует, чтобы я немедленно вернул ему долг с процентами. А проценты там, Леня, такие, что за них таких, как я, пятерых купить можно!
— И сколько это?
— Триста семьдесят!
От услышанной суммы я аж присвистнул. Триста семьдесят рублей — это примерно полугодовая зарплата. Красиво жить не запретишь!
— А если не вернешь? — спросил я, уже догадываясь, каким будет ответ.
— А вот это, брат, шалишь! — трясущимися руками Сенька достал из нагрудного кармана пачку «Казбека», не без труда, не с первого раза запалил спичку, судорожно затянулся. — Если денег не отдам, так он натравит этих бандитов уже на меня. Сказал, что они из меня этот долг выбьют. У них это запросто!
Глубоко затянувшись, он выпустил в комнату целое облако дыма, и с отчаянной, жалкой надеждой уставился на меня.
— Слушай, Лёньк, помоги, а? У меня же таких денег нет и в жизни не будет! Что мне делать? В милицию идти? Так этот Фима — сам жулик, у него вся лавка на скупке краденого построена. Он же меня и сдаст, скажет, я его подельник, что я ему краденое сбывать носил!
Я слушал его сбивчивый, испуганный рассказ, и во мне боролись два чувства. С одной стороны, жалость. Парень, по сути, сам был виноват, влез в это болото по своей глупости. Но теперь попал в серьезную переделку, из которой ему было не выбраться. С другой — холодный, циничный расчет.
— Семен, ну а от меня-то ты чего хочешь?
— Так это, Лёнь… У тебя же в СКБ деньги есть, в кассе, так ведь? Дай перехватиться!
Мысленно я снова присвистнул. Нифига себе у него заявочки!
— Шутишь? Это не мои деньги, это кооперативные. Да ты и сам только что сказал, что такой суммы у тебя в ближайшее время не будет. И как я тебе их дам?
Тут Сенька совсем сник.
— Слушай, Леньк, ну у меня край. Хоть в петлю лезь! Ты же знаешь — даже если просто все узнают про это дело, меня из комсомола вышибут «на раз». Выручи, а?
Тяжело вздохнув, я хлопнул ладонью по столу. Конечно, у меня и самого забот полон рот, но парню надо помочь, а то реально наделает глупостей. Понятное дело, искоренить преступность невозможно. Гражданская война, а за ней и НЭП породили не только кооператоров и торговцев, но и целую армию жуликов, бандитов, спекулянтов всех мастей, которые, как плесень, прорастали в теневых сторонах советской жизни. Бороться с ними, в общем то бессмысленно. Но вот прижать конкретную банду, и, что немаловажно, завести на этом деле полезные знакомства в московской милиции и ОГПУ — это была уже совсем другая, интересная и перспективная задача.
— Ладно, Сенька, не дрейфь, — сказал я, стараясь чтобы мой голос звучал уверенно и спокойно. — Рассказывай все по порядку. Как найти этого «ювелира»? Может, и решим твою проблему. Да и с ним «решим» заодно.
— Ну что, Лёньк, дашь мне денег-то? — с надеждой спросил он.
— Не-не-не! — усмехнулся я. — Нет, Сенька. Платить бандитам — это последнее дело. Сегодня заплатишь — завтра они придут снова, за большим. Мы поступим иначе. Возьмём их на живца!
— Это как это?
— А вот так, — ответил я. — Возьмем за жабры и этого твоего «ювелира», и его дружков-бандитов. А «живцом», друг мой, будешь у нас ты.
Сенька побледнел еще больше.
— Живцом? Лень, ты что! Они же меня убьют!
— Не убьют, если все сделать правильно, — сказал я. — Слушай сюда. Ты пойдешь к этому своему Фиме. Скажешь, что денег у тебя нет, но ты можешь достать. Скажешь, что у тебя есть выход на одного студента, который балуется скупкой… ну, скажем, икон или старинного серебра. И что этот студент готов купить что-нибудь ценное, если цена будет хорошей.
— А дальше?
— А дальше ты приведешь его ко мне на встречу. А там это уже будет наша забота!
Сенька смотрел на меня с ужасом.
— Слушай, а если… а если они меня раскусят? Ну, поймут, что это ловушка? Или потом, когда все вскроется, меня самого в тюрьму посадят? За связь с бандитами?
— Послушай меня, Сенька, — я положил ему руку на плечо. — Давай разберемся. Занимать деньги и не отдавать — это, конечно, нехорошо. Но шантажировать человека, угрожать ему бандитами — это уже уголовное преступление. Так что в этой истории ты — не преступник, а жертва. Понимаешь?
Он неуверенно кивнул.
— Максимум, что тебе грозит — это выговор по комсомольской линии. За то, что связался с нэпманским отребьем. Мы соберем собрание, ты на нем покаешься. Скажешь, что был молод, глуп, поддался соблазнам. А потом, благодаря коллективу, встал на путь исправления. Ребята тебя знают, видят, что ты изменился за последний год. Простят. Пожурят для порядка, и все. А если повернуть дело правильно — так и вообще, благодарность получишь за разоблачение банды. А вот если ты сейчас струсишь, пойдешь на поводу у этих жуликов — вот тогда у тебя действительно будут ба-альшие проблемы! И не только с бандитами, но и с милицией.
Мои слова подействовали. Сенька немного воспрял, в глазах его страх сменился надеждой.
— Ты… ты думаешь, получится? — робко спросил он он.
— Получится, — твердо сказал я. — Если ты не струсишь.
— А ты поможешь?
— Помогу, — кивнул я. — И не только я. Мы подключим к этому делу и комсомольскую ячейку из наших, проверенных ребят, и партком. Так что, Сенька, — сказал я, вставая, — выбор за тобой. Либо ты и дальше будешь трястись от страха и ждать, когда тебе прилетит перо в бок, либо ты возьмешься за ум, и навсегда решишь эту проблему.
Он долго молчал, глядя в пол. Потом поднял на меня загоревшиеся решимостью глаза.
— Я согласен. Что мне делать?
Я усмехнулся.
— Для начала — выпей чаю и успокойся. А завтра утром мы с тобой пойдем в милицию.
Сенька заночевал у меня в комнате на полу. Утром мы действительно пошли, но не в милицию, а для начала к Бочарову. Я на своем опыте убедился, что у парторга были некоторые связи и на Лубянке, и на Петровке. Парторг отнесся к делу со всем вниманием.
— Да, парень, наворотил ты делов! — выслушав нас, заявил он понурому Сеньке. — Ну ничего, не дрейфь, парень — комсомол и партия тебя не оставит! Сейчас переговорю с товарищем Звонаревым — это начальник 2-го отдела МУР. Зина! Зина!
Вызвав секретаршу, он приказал ей дозвониться на Петровку. Вскоре она доложила, что «Звонарев на проводе». Парторг поднял трубку телефона и, приосанившись, произнес:
— Аркадий Петрович! Бочаров говорит. Как сам? Отлично! Слушай, у меня тут пара студентов жалуется — нэпманы их ущемляют. Да, да, с криминалом. Разберешься? Ну, я их к тебе шлю.
Повесив трубку, он обернулся и хитро подмигнул нам.
— Звонарев — старый коммунист, страшно не любит эту публику. Вор или налетчик ему ближе этих стяжателей. Так что, в разговоре напирайте именно на «нэпманский след» — нэпманов-мошенников он в глубине души презирает больше, чем урку-налётчика. В налётчике он видит отчаянную силу, а в спекулянте — мелкую, трусливую жадность. Усекли? Ну вот. Езжайте сейчас, пока он на месте!
Аркадий Петрович Звонарев оказался невысоким, сухощавым, но крепко сбитым мужчиной лет сорока с усталыми, но очень внимательными, цепкими серыми глазами и аккуратно подстриженными усами «щеточкой» — видимо, дань дореволюционной моде и привычке к порядку.
Выслушав нас, он задумчиво провел рукой по тёмным, с ранней сединой на висках, гладко зачесанными назад волосами.
— Ну, все понятно, — негромко, чуть в нос, процедил он, закуривая дешёвые папиросы «Пушки». — Поставили парня на проценты, и накручивают. Только видишь ли, молодой человек, — тут Звонарев в упор уставился на Сеньку, — ведь если ты правда брал деньги, то долг как ни крути надо отдавать. Это закон! А ты как думал — взял деньги и не отдал? Так нельзя.
И, выпустив из легких клуб дыма, он уставил на Сеньку прямой, изучающий взгляд.
— Да я ведь брал-то сто рублей, а с меня триста семьдесят требуют! — плачущим голосом пояснил Сенька.
— А это, голубчик, уже совсем другое дело! Ростовщические сделки — вне закона! — оживился Зовнарев. — Статья 173 Уголовного кодекса — «ростовщичество» — устанавливает лишение свободы на срок до одного года с конфискацией части имущества. Сделку суд признает недействительной. Тебе бандиты угрожают?
Сенька энергично закивал головой.
— Ну вот, значит, надо установить факт вымогательства, и взять всех тепленькими. Но, придется повозиться и потерпеть. Понимаешь? Согласен?
Несчастный Сенька снова кивнул.
— Ну хорошо! — резюмировал Звонарев, энергично давя в пепельнице окурок. — Товарищ Брежнев, вам спасибо за сигнал. Дальше мы с товарищем, — тут он кивнул на Сеньку, — сами разберемся!
Кивнув на прощание незадачливому сокурснику, я оставил помещение. Мне действительно было не до того, чтобы доводить этот вопрос до конца — все мое время занимала учеба и работа в СКБ.
После моего триумфального возвращения из Харькова с первым, настоящим контрактом в портфеле, работа в нашем студенческом конструкторском бюро буквально кипела. Заказ от ХПЗ на производство пневмоинструмента оказался лишь началом. Главной, стратегической целью оставалось создание своих, советских, станков, пусть даже путем копирования заграничных образцов.
Еще летом, как мы и планировали с Климовым, на каникулах, наши ребята провели блестящую операцию по «обратному инжинирингу». Под видом планового ремонта мы разобрали до последнего винтика два лучших станка в наших мастерских — американский токарный «Lodge Shipley» и швейцарский координатно-расточной «SIP». Обмеряли каждую деталь, сделали тысячи эскизов и чертежей. А к началу учебного года собрали все обратно, так что никто ничего и не заметил.
И вот теперь, зимой, наступил самый ответственный, самый волнующий этап. Попытка собрать из этого вороха чертежей и расчетов живую, работающую машину.