«Не нам, Блез, а тебе, – мысленно поправил я. – Со своими собственными делами у меня все четко распланировано. Первым пунктом – убраться из Айсейнта как можно скорей, едва все закончится. Что делать перед этим – да, понятия не имею».
Вслух же сказал, сделав голос донельзя проникновенным:
– Не нужно противиться воле судьбы, Блез. Возможно, за всеми твоими испытаниями стоит лично Громовержец, и теперь он наблюдает за тем, как ты из них выберешься. С достоинством настоящего мужчины или…
«Или мечась по шатру из одного несуществующего угла в другой». К моему собственному удивлению, подействовало. Блеза как будто подменили. Взгляд его стал твердым как сталь, а движения уверенными. Неожиданно он подмигнул и сказал совсем другим голосом, в котором не было и тени сомнений:
– Выберемся, Лео, обязательно выберемся! Нам ли привыкать? И не в таких переделках бывать приходилось.
Из очередного города, где мы сделали остановку на ночь, дружина Блеза вышла чуть позже всего остального воинства. А все потому, что перед выходом он выстроил воинов и держал перед ними речь. Я слушал его затаив дыхание, отчетливо понимая – как многого мне еще не хватает! Хотя бы его мужества, когда он решился действовать напрямик.
– Дорогие мои сынки! – Блез расхаживал перед строем туда и обратно, а на шаг позади, скрипя доспехами, как тень следовал Казимир. – Как все вы наверняка знаете, вскоре нам предстоит тяжелый бой. Одному только ему известно, – он благочестиво посмотрел в небеса, – кому из нас удастся его пережить.
Чем-то его речь походила на когдатошнее выступление Казимира. Правда, у того не было ни единого слова о золоте, о котором Блез сразу же и заговорил.
– Так вот, хочу вам сообщить, что ваше жалованье увеличено на четверть.
– Каждому?! – ахнул кто-то.
– Всем без исключения, – кивнул он, заставив строй оживленно переговариваться. – Более того, наиболее отличившиеся в бою получают отдельную награду. Из моего, так сказать, личного фонда.
В котором после очередной выплаты оставалась в лучшем случае пара горстей медных монет.
– Но! – Блез со значением поднял затянутый в кольчужное плетение палец. – Жалованье вы получите только после самой битвы. А чтобы вам было не так обидно, даю вам слово, что все время до нее не буду…
Он замолчал, сообразив, что ляпнул лишнее, и теперь лихорадочно пытался придумать – чего же не будет? Есть, пить, спать? Но до битвы еще несколько дней. Вероятно так ничего и не придумав, сказал:
– Вот не буду, и все тут!
– Лео, а чего он не будет-то? – на ухо шепнула мне Рейчел, которая слушала его вместе со всеми. – Каждую ночь ходить к маркитанткам? Больше ничего в голову не приходит.
– У тебя одно только на уме, – опрометчиво ляпнул я, и мы поссорились. Причем так, что до самой ночи не сказали друг другу ни слова.
Что, впрочем, помогло мне избавиться от ответа на сложный вопрос, поскольку я понятия не имел, чего там он себя лишил до самого кануна битвы.
– И вот что еще хочу сказать, – продолжил Блез речь перед воинством. – Жалованье будет выдано на то количество воинов, которое у нас сейчас, и выжившие честно его поделят.
Наемники стали перешучиваться, а заодно хлопать соседей по плечам.
– Как бы они во время битвы друг друга убивать не начали, с них станется! – глядя на их реакцию, озабоченно сказал Казимир. – Необходимо провести с ними профилактическую беседу.
Но что бы там ни было, проблему Блез решил блестяще. Теперь оставалось только придумать – где взять денег, когда сражение состоится. К тому же на четверть больше, чем всегда.
– Начинал я когда-то совсем зеленым юнцом в дружине Айданта Горластого…
Как и обычно, во время ужина Анандр, не прикасаясь к блюдам, разглагольствовал о том, как ему удалось стать торлом Гарданики, и мы реагировали на его рассказы по-разному. Мэри не сводила с Анандра восхищенного взгляда, лишь время от времени обводила им присутствующих за столом, словно говоря: «Нет, это надо же! Какая замечательная у него биография!» Рейчел откровенно скучала. Казимир слушал внимательно, явно запоминая и даже пытаясь делать заметки. Все-таки путь от простого воина к торлу Гарданики – карьера блестящая, и прежде всего военная. Виконт дю Эскальзер то и дело открывал рот, чтобы уличить Анандра в логических несоответствиях, но каждый раз его захлопывал, не произнеся ни слова. Блез мысленно скрежетал зубами, но старательно не подавал вида. Явно же целью Анандра было показать – какое Блез в сравнении с ним ничтожество. Промежутки между переменами блюд были большими, ужины заканчивались далеко за полночь. И все это время нам приходилось выслушивать длиннющие монологи Анандра, в которых он был и могучим воином, и отважным разведчиком, и прозорливым советником, и рачительным хозяином, и образцом держания слова, и заботливым семьянином, и много кем еще.
– Может ли кто-нибудь повторить мой путь? – обращаясь как будто ко всем, но глядя при этом на Блеза, вопрошал Анандр. – Сомневаюсь! Тут ведь все зависит не от железного характера, недюжинного ума, повсюду преследующей меня удачи… ни от чего!
Виконт всегда в этот момент вздрагивал, находя в его заявлении очередную ущербность логики, но неимоверным усилием воли всякий раз заставлял себя промолчать.
– Лео, – после окончания трапезы уже в открытую скрежетал зубами Блез, – я ведь не выдержу и срублю ему башку одним ударом!
– Ну и кто тогда будет кормить твою дружину, а заодно и нас? – резонно спрашивал я, и у него не было ответа.
– Быстрей бы сражение началось! – тяжело вздыхал он.
Вот здесь нельзя было с ним не согласиться.
Чем бы оно ни закончилось, у меня наконец-то будут развязаны руки. А заодно и ноги, которые со всей возможной скоростью направятся на юг, никуда по пути не сворачивая. Безусловно в том случае, если удастся его пережить.
– Что главное в человеке, спросите вы? – За ужином Анандр даже не пригубливал, но выглядел так, словно залпом выпил кубок аквавита и тот прорвал плотину во рту, после чего слова начинали литься бурным потоком. – Казалось бы, ответ лежит на самой поверхности. Ан нет! Чтобы до него добраться, придется нырять. Нырять глубоко, куда отродясь не проникнет даже единственный луч света. Где давление воды настолько страшно, что поднятую оттуда рыбу выворачивает наизнанку. Но мало туда попасть. Ответ придется искать в кромешной мгле, на ощупь, чувствуя, как легкие жжет от недостатка воздуха, а в глазах, в которых и без того темно, темнеет еще больше. Но даже если удастся найти ответ, вначале его нужно поднять на поверхность. Не выронить из рук по дороге, тяжелый и неимоверно скользкий. Но и потом, когда все трудности, казалось бы, позади, все только начинается!
Поначалу в такие моменты я и сам готов был его убить. Но затем привык и находил себе развлечение в том, чтобы поспорить с Ормом Волчья Пасть на всевозможные темы. Порой дело доходило у нас до крика, ведь при недостатке аргументов они как нельзя лучше могут их заменить. Анандр не обращал на нас никакого внимания, продолжая самозабвенно витийствовать:
– Наконец он лежит перед нами на берегу. Огромный, зачастую самой причудливой формы, обросший раковинами и водорослями. И где-то внутри него, порой крошечный, как маковое зернышко, он и находится – искомый нами ответ. Тут начинается кропотливая работа, сродни той, которой занимаются скульпторы, когда под их резцами из обычного на вид камня вдруг проявляется ослепительной красоты женское лицо. Или лошадиный зад, в соответствии с поставленной перед ними задачей. Все, истина в наших руках. Пылающая огнем и освещающая нам путь надолго вперед. Мы поднимаем ее высоко над головой, и вдруг она вырывается из рук, чтобы упасть на землю, успев по дороге погаснуть, снова оставляя нас в темноте нашего неведения.
Обычно к тому моменту за столом оставались только те, кто, перебрав, засыпал. Анандр обводил глазами опустевший шатер или зал и грустно констатировал:
– Нет, не доросли еще люди до всего этого, не доросли!
После чего приступал к ужину.
Въезжая в каждый новый город, прежде всего мы с Рейчел осторожно наводили справки – не объявлялся ли в нем в последнее время кровавый маньяк? Все остальное перенести было бы куда проще, но, если благодаря нам Головешка стал мясником, нетрудно представить нашу реакцию. Пусть он даже бы стал инкубом. На этот случай мы приглядывались к лицам снующих по городским улицам женщин, поскольку судить по ценам на продуктовых рынках чрезвычайно затруднительно. Они и без того поднимались, едва только к очередному городу приближалась объединенная армия Анандра Угольная Нога и Простоблеза.
Головешка точно был где-то там, впереди, опережая нас на день или два. Уверенность нам давали получаемые от него в каждом городе послания, и передать их мог кто угодно – убеленные сединами старцы, пожилые женщины, зрелые мужи, юные девы и совсем сопливые мальчишки. Сами послания отличались крайне разнообразным содержанием. От совсем коротких – в несколько слов, до таких пространных, что очередное из них нам зачитывали по бумажке. Все это наверняка говорило о том, что, как и предполагала Рейчел, психика Головешки чрезвычайно нестабильна и его постоянно бросает из крайности в крайность. От убежденного аскета до разнузданного гуляки, готового ради сиюминутных удовольствий лишиться последнего. От пытающегося познать мир философа до страдающего тяжелейшей формой депрессии человека, который плюнул на все, в том числе и на себя лично. От витающего в небесах романтика до угрюмого мизантропа, подвергшего цинизму святые для всех идеалы.
Выслушивая их, Рейчел всякий раз печально вздыхала. Ну а я страстно мечтал добраться до горла Головешки сразу двумя руками, настолько послания мне надоели. Особенно в тех случаях, когда Тед сыпал нравоучениями, на время став праведником.
Потому-то мы нисколько не удивились, когда на въезде в Рауден – город, расположенный на восточной границе Гарданики, к нам подошел какой-то человек, с виду обычный попрошайка. Глядя на меня и Рейчел, он спросил: