– Я не против, – ответил Вадим. – Думаю, что и Ольга не станет возражать против вашего предложения.
Ольга, которая сдружилась с Надеждой, закивала головой.
– Ну, вот и отлично, – император с удовлетворением подвел итог этого немного затянувшегося разговора. – Надеюсь, что возникшие вопросы мы так же легко уладим. Дату свадьбы я объявлю вам чуть позже. Полковник Щукин обещал мне, что после венчания вы отправитесь в будущее, где молодые оформят свой брак так, как принято у вас в двадцать первом веке. Соответствующие паспорта и прочие документы будут к тому времени готовы. Свадебное путешествие вы совершите в будущем. Я хочу, чтобы моя дочь поближе познакомилась с Россией, в которой ей теперь придется часто бывать, сопровождая своего супруга. Все хлопоты, касаемые этого путешествия, берет на себя полковник Щукин. Ну а пока пусть все сказанное здесь останется секретом. Хотя, я понимаю, что некоторые… – тут царь посмотрел на свою дочь, – просто горят желанием поделиться этим секретом с теми, кому это пока знать не положено.
– А Адини и Николя можно сказать о нашей свадьбе? – поинтересовалась Ольга.
– Им можно, ведь они члены моей семьи, – кивнул царь. – Но только им и никому другому. Пока же молодые могут поговорить друг с другом наедине. А мы с Александром Павловичем потолкуем о наших делах…
Онуфрий Степанов не сразу пришел в себя после путешествия из далеких заморских земель в новую столицу Земли Русской и от встречи с самим царем. Его отвезли не в сам Петербург, а во дворец, где жил зять царя со своей супругой. Как шепнул ему полковник Щукин, царский родственник там обучал новым приемам ведения войны царских стрельцов. Ну, или как их теперь здесь называли, снайперов. Слово это было аглицкое, и Онуфрий не совсем понял его смысл. Ясно было только, что царский зять готовил отборных воинов. Да и сам, похоже, он был из числа таковых. Полковник Щукин сказал, что сын главного заморского воеводы воевал с супостатом на Кавказе, был ранен и потерял глаз.
Впрочем, Онуфрий, познакомившись с Николаем Сергеевым, не заметил следов ранения на его лице. Мелкие шрамчики были, а вот глаза вроде все оказались на месте. Хотя, приглядевшись, Онуфрий разглядел, что один глаз у Николая отсвечивал неживым блеском. Зато второй смотрел пристально, и казалось, видел насквозь своего собеседника.
Онуфрий немного оробел, оказавшись во дворце. Когда он еще занимался торговлей мягкой рухлядью в Мезени, по делам купеческим ему довелось пару раз побывать в Москве. В царский дворец, понятно, он даже и не пытался попасть. Но местные купцы много порассказывали ему о нравах придворных, о чванстве бояр и приказных дьяков. Потому он и побаивался, что во дворце, где жила царская дочь и куда запросто приезжал государь, с ним будут обращаться как с бедным родственником, которого из милости запустили погреться у печки в поварне.
Но нет, по приказу хозяина один из служителей отвел Онуфрия в отведенную ему комнату, где имелась мягкая кровать, стол, стул и сундук для хранения одежды и имущества. У окна в красном углу висела икона Спаса Нерукотворного образа. Онуфрий снял шапку, перекрестился и стал осматривать свое жилище. В нем не было ничего лишнего, лишь в углу на стенке висел умывальник и рядом на табуретке стояло ведро с водой.
– Коль надо будет выйти по надобности, то в конце коридора у нас постоянно дежурит дневальный, который объяснит тебе, куда идти, – сказал служитель. – Он же позовет тебя к столу. Ужин будет через два часа. Вечером, ежели захочешь, можешь сходить в баню. Там тебе дадут чистое белье, а старое возьмут в стирку.
– Благодарствую, – ответил Онуфрий. – Дай Бог тебе здоровья.
Два часа пролетели незаметно. Онуфрий все это время наблюдал через окно за тем, что происходило на дворе. По мощенной камнем площади то и дело сновали военные, придворные, несколько раз мелькнуло платье царской дочери. Не спеша прошел ближний боярин царя, отец Вадима Шумилина.
Потом в дверь постучал служивый, одетый в странный кафтан и порты, покрытые черными и зелеными пятнами. Он сказал Онуфрию, чтобы тот мыл руки и шел за ним в столовую. Там ему указали на стол, за которым он будет есть. Первым делом Онуфрий перекрестился на икону, висевшую у входа, прочитал «Отче наш», а потом степенно достал из кармана деревянную ложку.
– Ну, батя, ты даешь! – услышал он. Это сказал молодой стрелец, сидевший рядом с ним за столом.
– А что не так, паря? – спросил Онуфрий. – Ложка чистая, хорошая. Сам выстругал ее из липы.
– Так у нас едят казенными, железными, – пояснил сосед по столу. – Вон, видишь, они лежат в плошке. Выбирай себе любую.
Онуфрий спрятал свою ложку и взял с блюда другую, казенную. Ложка как ложка, железо, видать, на нее пошло хорошее.
«Понятно, что простым стрельцам не серебряные подадут для еды, – подумал он. – Но кормят здесь, похоже, сытно. Пахнет мясом и еще чем-то очень вкусным».
– Батя, меня зовут Савелием, а как тебя кличут? – поинтересовался неугомонный стрелец.
– А меня Онуфрием Степановым. Люди дали мне прозвище Кузнец. Вижу, что вас тут зять царский учит всему изрядно, – ответил Онуфрий. – Говорят, что стрелять из ваших фузей вы мастера?
– У нас, Онуфрий, не фузеи, а ружья, штуцерами называемые. Внутри ствола нарез винтовальный, отчего бьют они далеко и точно. Потом, когда будешь на стрельбище, все увидишь своими глазами.
– Говорят, что ваш атаман стрелок меткий?
– Да, он, наверное, белке сможет в глаз попасть с двух сотен шагов. Он даже жену свою, дочь царскую, стрелять научил. Они вечерами из ружей своих специальных по мишеням на стрельбище палят. Довелось как-то раз это увидеть…
Тем временем военные, которые едой заведовали, стали разносить по столам миски и блюда.
– Что у нас сегодня? – вытянул шею Савелий. – Так, борщ с салом и картофельное пюре с мясом.
Перед Онуфрием поставили на стол миску с варевом красного цвета, от которого шел пар.
– Это что, борщ? – осторожно спросил он.
– А ты что, дядя, слепой, не видишь? – ответил Савелий.
Онуфрий хорошо помнил, что борщ – это варево из крапивы, капусты и свекольной ботвы. В Сибири местные жители клали в него траву, именуемую борщом. Выглядело все это немного не так, как то, что сейчас стояло перед ним.
– Ты попробуй, – сказал Савелий, – очень вкусно. Еще добавки потом попросишь.
Онуфрий с удовольствием выхлебал все, что было в его миске. Сытно, жирно, хотя и непривычно. В варево повара добавили корни какого-то растения и шкварки сала.
Облизав ложку, Онуфрий стал ждать второе блюдо, которое уже начали разносить по столам военные.
Мясо, зажаренное небольшими кусочками, лежало на миске вместе с чем-то, похожим на бело-желтую кашу.
– Слышь, Савелий, – спросил Онуфрий, – а это что? – и он указал пальцем на кашу.
– Это картофельное пюре, – наставительно произнес его сосед по столу. – Картоплю отваривают, потом толкут пестом, добавляя в нее яйцо и молоко.
– А эта картопля – откуда она взялась?
– Да я и сам толком не знаю. Сеять ее у нас, в Саратовской губернии, стали по указу царя. Попервости все отказывались это делать, а потом от графа Киселева приехали люди, которые бесплатно раздавали ее для посева и рассказывали, как ее сажать, как за ней ухаживать и как собирать. У нас в деревне попробовали, отвели для нее поле. Собрали по осени, попробовали – всем понравилось. Здесь, в Гатчине ее сажают уже несколько лет подряд. И повара умеют ее готовить. Ты попробуй – тебе тоже понравится.
Онуфрий съел мясо, с удовольствием умял картоплю и почувствовал, что наелся. Он приготовился было встать из-за стола, но Савелий удержал его.
– Ты погодь, сейчас чай принесут с сахаром и с белой булкой.
Что такое чай, Онуфрий знал. На Амуре казаки не раз захватывали у богдойских людей «чха» – сушеные листья кустарника, который рос в их краях. Чай Онуфрий любил, но часто пил сбитень или отвары разных полезных трав.
Попив сладкого чая и закусив все куском белого хлеба, помазанного сверху вареньем, Онуфрий перекрестился, произнес послеобеденную молитву: «Благодарим Тя, Христе Боже наш, яко насытил еси нас земных Твоих благ», надел шапку и направился к выходу.
Но тут к нему подошел военный, похоже, что не из простых, и сказал:
– Онуфрий Степанов, велено тебя отвести к господину Шумилину. Он хочет с тобой потолковать. Ступай за мной…
Пока в далеком Петербурге готовились к свадьбам, в крепости Росс дела шли своим чередом. Казаки каждый день отправлялись на патрулирование рубежей русских владений. Похоже, что слухи об уничтожении отряда Эбенезера Джонсона добрались и до здешних мест. Майор Скуратов, проанализировав донесения своих агентов, пришел к выводу, что количество желающих по-наглому вломиться на территорию, контролируемую теперь уже Российской империей, резко уменьшилось. Охотники за чужим золотом поняли – эти шутить не будут. Да и индейцы, которые зачастили в крепость Росс, после беседы с Виктором Сергеевым возвращались в свои селения с серебряной медалью, на аверсе которой красовался двуглавый орел, а на реверсе надпись «Союзные России»[33]. Как пояснял Виктор Сергеев награжденным этой медалью, она была знаком того, что Россия взяла под покровительство то или иное племя и, в случае нападения кого-либо на союзников империи, накажет нападавших.
Отряд атамана Якова Бакланова уже пару раз громил североамериканских искателей приключений, пренебрегших предупреждением и рискнувших напасть на индейское селение. Казаки безжалостно уничтожили грабителей и насильников, а попавших в плен отдали на суд индейцев.
– Лучше бы мы их повесили! – с досадой сплюнул Бакланов, узнав о том, к какой казни приговорили краснокожие переданных им преступников. Но, с другой стороны, слухи о случившемся расползлись по тем, кто двигался к побережью Тихого океана по Орегонской тропе, после чего поведение путешественников стало образцово-показательным. А казаков начали всерьез бояться.