– С понедельника. И будут пилить всю следующую неделю, до пятницы.
Вернувшись в автомобиль, Стефан бросился к записной книжке. В ней значился вечер пятницы. Значит, начнут пилить с понедельника, все пять дней.
«Проклятье, как такое возможно?»
На этот раз ни о какой амнезии не могло быть и речи. Он не мог слышать звуки, которые только должны были прозвучать.
Но тогда напрашивалось два вывода. Во-первых, он не сумасшедший. Во-вторых, теперь он располагал временны́м окном в свои сновидения. Возможно, события, в которые он оказался вовлечен, произойдут между 7 и 11 мая.
Нынче 4 мая. Уже.
Он перелистал все страницы записной книжки, пройдясь пальцем по каждой строке, отслеживая каждое слово в поисках более точных указаний на время.
Первый сон, вчерашний. «Винные бутылки». Он во сне спускался к себе в подвал, и руки у него были в крови. Свет в подвале не горел. Повсюду было темно. Ночь? Но какая ночь? Ночь понедельника, 7 мая? А может, вторника, 8-го?
Второй сон, «Дорога в Со». Радио. Выпуск новостей, реклама. Он прикрыл глаза и начал вспоминать… Знаки ограничения скорости на шоссе, дорожные указатели. Потом… Там, в лобовом стекле…
Луна.
Ошеломленный, он вылез из «форда» прямо посреди парковки и поднял голову к небу.
Там, над верхушками деревьев, всходила горбатая молодая луна.
Но в записной книжке значилось, что сквозь ветровое стекло он видел полную луну.
Ту самую, полную и прекрасную луну, которая бывает только раз в двадцать восемь дней.
Он знал фазы луны наизусть. Было время, когда они с Сильвией до одури глядели на звезды. Это было далекое время, они тогда давали звездам глупые имена: Око Жанны, Палаточное Полотно, Ничейный Алмаз.
Эта луна, сегодняшняя, была девятидневной молодой луной. Полноты она достигнет на четырнадцатый день.
Стефан произвел быстрый подсчет. Полную луну он видел во сне сегодня, третьего мая. И во сне же он слышал звук пилы. Спиливание сучьев планировалось на следующую неделю.
Он вернулся к машине и оперся на дверцу. Мозг его был готов вот-вот взорваться. У него было такое впечатление, что он проваливается в какой-то фантастический мир.
Все, что происходило, происходить не могло.
И все-таки…
Шесть дней. Несовпадение в шесть дней между тем моментом, когда он видел сон, и тем, когда этот сон рисковал сбыться.
И если он рассчитал правильно, то оставалось всего четыре дня до того, как он прибежит домой с руками в крови. И пять дней до того, как в карьере найдут утонувшую Мелинду. И те же пять дней до того, как он найдет в этом явно не ладившем с законом отеле фотографии замученных женщин.
Во сне это было в пятницу.
Значит, наяву может произойти в ближайшую среду или в четверг.
Он снова посмотрел в небо.
Нет, ну как в такое поверить? Как мог он увидеть будущее? И было так просто сделать, чтобы эти события не случились! Что мешает ему, к примеру, застрелиться? Или закрыться в своей Стране Тьмы и переждать бурю там? Или уехать вместе с Сильвией на месяц в отпуск, куда-нибудь далеко отсюда?
Ничто, абсолютно ничто не помешает ему подчинить себе собственную жизнь.
Он достал из бардачка швейцарский нож и приготовился порезать себе правое запястье. В том месте, где во сне на руке были раны.
Интересно, появится ли порез в следующем сне как по волшебству? Но тогда, может, он сам создаст несовпадение? То самое искривление, тот самый парадокс? Был ли Стефан из сна им самим, или он существовал в некоем параллельном мире?
Он медленно раскрыл лезвие ножа и подвел его к самой коже. Он хотел знать. И, собираясь сделать порез на собственной руке, он сознавал всю серьезность этого поступка. А в голове раздавались слова: «галлюцинации», «шизофрения», «самокалечение».
Удар по капоту отвлек его, и он не успел нанести себе порез. Махина схватил его за шиворот:
– Не смей тут заниматься всяким свинством, грязный ублюдок! Проваливай отсюда!
Мастодонт грубо втолкнул Стефана в машину, тот ударился рукой о дверцу и выронил нож.
– А перо твое я сохраню как сувенир, – прорычал Махина, сцапав оружие. – У тебя денег куры не клюют, а потому, если хочешь его вернуть, – плати.
Стефан рывком тронулся с места, и тут из «пежо» с треснутым лобовым стеклом выскочил какой-то человек. Стефан задал себе вопрос: интересно, а это кто? Калека или любитель любовных приключений с калеками? Какой болезненный импульс толкает этих мужчин и женщин на то, чтобы бросить вызов темной стороне своей натуры?
Стефан вообще перестал что-либо понимать. Надо бы с кем-нибудь поговорить. Постараться очертить тот тип ситуаций, которые могут его ожидать, и заглянуть в будущее, по дороге нарушив фундаментальные законы природы.
Отъехав уже довольно далеко, он остановился, взял мобильник и набрал номер своего старого друга Джеки Дюваля.
Физика.
22Пятница, 4 мая, 20:41
Вик не собирался вмешиваться или допрашивать Грегори Маше в одиночку, что выходило за рамки элементарных правил. Обычно он старался выбирать проторенный путь. Но на этот раз ему хотелось доказать, что он способен хорошо делать свое дело и заслуженно получил значок полицейского.
Итак, после визита в больницу в Аржантёе он просто решил сделать небольшой крюк к западу от Мезон-Лаффит. Ему в голову пришла мысль постучать в дверь к Маше, назвавшись соседом или коммивояжером – там видно будет, – и для начала посмотреть, в каком состоянии его культя. Нет ничего проще, да и риска никакого.
Однако GPS привел его вовсе не к городскому дому, как он рассчитывал, а к какой-то мрачной гостинице, затерянной в лесах предместья Сен-Жермен-ан-Лэ.
Он свернул с шоссе, въехал на парковку и, не вылезая из своего «пежо», принялся наблюдать невероятный балет автомобильной жести и света на красноватой земле. Автомобили встречались и разъезжались, общаясь друг с другом только на языке фар. Три сигнала подряд – и водители выходили из машин и вместе исчезали в гостинице.
В одну секунду прямо у него на глазах сформировалась пара. Мужчина выглядел вполне нормально, а женщина так сильно хромала, что при каждом шаге ее всю перекашивало.
Вик понял. Он попал в место свиданий. Люди приезжали на парковку, осматривались, демонстрировали свои физические изъяны, и в случае, если возникала взаимная симпатия…
А Маше, видимо, был владельцем заведения?
Вик чувствовал себя не в своей тарелке: шляется по таким подозрительным местам, да еще в такой час, пока Селина ждет его в их тесной кроличьей норе. Но больше всего ему было отвратительно сознавать, что кто-нибудь из посетителей может принять его за своего. А он ведь ничего общего не имеет с этим миром.
Очень быстро он понял несколько очевидных вещей. Аннабель Леруа, возможно, наведывалась сюда, чтобы познакомиться с другими поклонниками, среди которых, несомненно, был и Грегори Маше. Больной человек, способный отрубить себе палец и вызвать гангрену, чтобы удовлетворить свои фантазии. Или фантазии своей партнерши.
Вик поднял голову. Справа от него явно разгоралась ссора. Он наклонился к ветровому стеклу. Вдали какой-то тип, гора мускулов, схватил за шиворот другого типа и в ярости запихивал его в машину. Потом наклонился и поднял с земли нож.
Когда этот мастодонт повернулся к нему, сердце у Вика сжалось. Пустой рукав рубашки был заправлен в брюки, как обычно делают те, у кого ампутирована рука, чтобы скрыть увечье. Широкие плечи регбиста, татуировка на шее. Вне всякого сомнения, это был Маше.
Вик запаниковал. Что делать? Вызвать подкрепление? Отреагировать или позволить этим двоим выпустить друг другу кишки? Приехать позже? Нет. Человек поднял нож на другого человека.
И потом, он же все-таки полицейский.
Он помедлил, потом вышел из машины и быстрым шагом направился к Маше. А автомобиль другого типа тем временем уносился в облаке пыли.
– Эй, вы! – крикнул Вик, соблюдая, однако, дистанцию. – Мне показалось, у вас назревали проблемы?
Махина сложил нож и сунул его в карман:
– Не лезь не в свое дело, придурок.
Поскольку колосс угрожающе приближался, Вик неуклюже вытащил свой «зиг-зауэр»:
– Руки вверх!
– Ох! Ох! Да успокойся ты, хорошо?
– Руки вверх, я сказал!
Махина даже не пошевелился. Его квадратная физиономия начала багроветь от еле сдерживаемой злобы.
– Я не могу поднять руки, ты что, не заметил? Что ты собираешься сделать? Убить меня?
Позади них машины начали разъезжаться, фары гасли, головы одна за другой ныряли под приборные панели. Махина стиснул зубы:
– Что тебе надо, паскуда?
Палец у Вика дрожал на спусковом крючке. Что делать? А если этот шкаф на него набросится? Он что есть силы старался сохранить уверенный вид, хотя от страха внутренности у него завязались узлом.
– Я хочу осмотреть твою левую руку… Ты ее покажешь, и все будет в порядке.
Махина расхохотался:
– Ты что, шутишь или как?
Вик еще сильнее сжал в руке пистолет и молил Бога, чтобы невралгия его снова не подкосила. Только не сейчас.
– А по мне видно?
– Обычно мне не задают вопросов, махая перед носом пистолетом.
Махина стал медленно подходить. Вик попятился:
– Покажи руку, сукин сын!
На пороге показался портье с «винным пятном» на лице:
– Это еще что…
Вик и на него направил оружие и еще немного отступил назад. Лоб у него вспотел. Быстрым движением руки он приказал портье встать рядом с Махиной. Ситуация всерьез входила в штопор.
– Что за дела? – рявкнул портье.
Грегори Маше пожал мощными плечами:
– Понятия не имею. Он хочет осмотреть мою руку.
– Ну так и покажи ее, мать твою, этому уроду!
Махина повиновался. Медленным движением он закатал рукав на ампутированной руке.
Культя была абсолютно зажившей и гладкой, никаких свищей, никаких признаков повреждения кожи. Вик бессильно опустил оружие. Вот уж действительно глупая выходка! Как же он сможет дать отпор настоящим убийцам? В один миг все его навыки и все тренировки – предупредительный окрик, задержание, наручники – улетучились из памяти, уступив место страху и чистейшей импровизации.