– Итак, мадам? – снова начал Ван. – Музей Дюпюитрена, «Три Парки»?
Сильвия со вздохом поставила сумку на стол.
– Вчера он затащил меня в этот жуткий музей в Шестом округе. Ему вдруг отчаянно туда захотелось. С ним так часто бывает. Мой муж – художник-бутафор и гример, он создает муляжи всяких монстров для кино и работает со многими музеями Франции, которые готовят выставки. Одна из выставок открыта сейчас в Лионе.
Вик слушал ее со скептическим видом:
– Я побывал в музее Дюпюитрена. Хранитель утверждает, что господин Кисмет и сам не знал, зачем туда пришел. К тому же он вел себя агрессивно.
– Должно быть, у него сложилось неправильное представление. Мой муж – человек очень экстравагантный, он может вспылить из-за пустяка. Он был в своем репертуаре: у него дар импровизации. Он обожает выкинуть что-нибудь этакое и всех обескуражить. Когда у него нет возможности выразить себя посредством своих муляжей, он это делает по-другому. Разве это преступление?
Оба полицейских стояли на пороге кухни, поскольку она не предложила им сесть.
– А как насчет «Трех парок»? – не унимался Ван.
Сильвия подошла к раковине и ополоснула руки. Вокруг ее ног с мурлыканьем терся кот.
– Не знаю. Более того, я понятия не имею, о чем вы говорите.
– Речь идет о месте, где происходят несколько необычные встречи. Там встречаются люди с… с отталкивающими физическими особенностями.
Сильвия снова застыла, резко оборвав движение, и это не укрылось от глаз полицейских.
– Ваш долг – рассказать нам все, что вы знаете, – уточнил Ван. – Мы ведь в любом случае сами все узнаем. Но в ваших интересах сотрудничать со следствием.
– Вас удивляет, что Стефан оказался в «Трех Парках»?
– Пожалуй, да. Женатому человеку не годится появляться в таких местах.
Она коротко и нервно рассмеялась:
– А вот меня это ничуть не удивляет. Стефану нравятся всякие детективные истории, все странное и необычное, он любит пугать и сам пугаться. Он постоянно пребывает в поиске вдохновения для создания своих чудовищ. И далеко не всегда базируется на собственном воображении, а черпает из ресурсов человеческой природы, со всеми ее отклонениями. И если ему понадобится спуститься в ад, чтобы увидеть истинное лицо дьявола, уверяю вас, он туда полезет. – Сильвия вытерла руки полотенцем. – Дождитесь, пока он вернется. И он, разумеется, все вам объяснит.
– А где он?
– Понятия не имею.
Она вернулась к столу и принялась быстро разгружать пакеты. Ей было необходимо чем-то занять руки.
– Я не знаю, зачем вы сюда приехали, но мой муж ничего такого не сделал. И меня ничуть не удивляет, что он бывал в тех местах, о которых вы говорили. Это связано с его работой. И заметьте, не он вторгся на вашу территорию, а вы – на его, понимаете?
– Прекрасно понимаем, – заметил Ван и поскреб себе затылок. – А чем занимался ваш муж в ночь со среды на четверг, то есть со 2 на 3 мая, примерно около полуночи?
Сильвия задумалась, и лицо ее внезапно прояснилось.
– Признаюсь, мы со Стефаном редко где бываем вместе, но в тот день мы ужинали в ресторане. В Шантийи, в «Серебряном хлысте».
Она еще порылась в пакетах и, видя, что сыщики не двигаются с места, резко бросила:
– Видимо, вам нужны подробности. Так вот, мы приехали туда в десять вечера, а уехали… о, ну не раньше половины второго ночи. Мы тогда очень серьезно поссорились. Что же до свидетелей, то их вы найдете десятки. Ресторан был полон.
Она посмотрела Вику прямо в глаза:
– Вас интересуют подробности?
– Нет, этого достаточно.
– У вас есть еще вопросы? Тогда, если позволите…
– Дело в том, что мы хотели бы познакомиться и с вашим мужем, чтобы услышать его версию событий и уже окончательно оставить вас в покое.
– Повторяю: я не знаю, где он!
– У него наверняка есть мобильник, и вы могли бы попытаться связаться с ним, верно?
– К сожалению, мобильники внушают мне ужас.
Сильвия распаковала две прелестные фарфоровые статуэтки и повернулась к сыщикам:
– Видите ли, эти сайгонские парные статуэтки тоже имеют отношение к поискам моего мужа, к его мечтам и фантазиям, и я их купила… В другое время я бы не обратила на них внимания, но теперь, когда он мне столько о них рассказывал…
Она вошла обратно в холл, полицейские за ней. Одной из статуэток сразу нашлось место на полке из черного дерева. Стефан не ошибся: такое место соответствовало ей как нельзя лучше. Другую статуэтку он поставила в угол за сундук.
Вик подошел к одной из фарфоровых вьетнамок и погладил ее.
– Вы говорите, ваш муж изготовляет муляжи всяких монстров. Может быть, мы его найдем в мастерской?
– Не думаю. Его мастерская здесь, в подвале.
– А можно нам туда заглянуть? Буквально на несколько минут?
Сильвия была в нерешительности. Эти типы хуже лишая.
– Хорошо. Заодно и поймете, почему мой муж наведывается в музей врожденных болезней и во всякие необычные места. Может, это снимет с него обвинение, правда не знаю в чем.
Ван подбодрил напарника, подмигнув ему, а Сильвия уже направилась к двери.
– А почему он решил заняться монстрами? – спросил Вик, догнав ее.
Все трое спускались по темной лестнице.
– Мой муж приехал в Париж без гроша в кармане и нанялся в группу миманса в тайной надежде стать актером. У него настоящий дар. Но в этой среде так трудно пробиться… Он бегал по кастингам, и ему едва удавалось выживать, пока наконец он не получил место руководителя группы, который набирал артистов. И в это же время он начал работать в бутафорском цехе при киностудии и понял, что у него в этом истинный талант.
– А если поточнее, что за талант?
– Талант создавать необычные фигуры. Существа, которых на земле никогда не было, разве что в людском воображении. В своем ремесле Стефан непревзойденный мастер.
Вик вдруг резко согнулся, ухватившись левой рукой за правое предплечье и сжав зубы. Ван обернулся:
– Эй, Маршаль! Что с тобой?
Вик выпрямился, лицо его сразу осунулось.
– Нет… ничего… – произнес он, не разжимая зубов. – Рука разболелась. Я в последнее время много занимался греблей и, видимо, повредил мышцу или связку. Идите, я догоню.
– Вы уверены? – спросила Сильвия.
– Абсолютно.
Когда они отвернулись и пошли дальше, он раз десять с силой сжал кулак. Жестокая боль утихла, и он догнал остальных.
– Что за запах? – спросил он.
Сильвия зябко потерла плечи: в подвале было холодно.
– Это аммиак, стабилизатор латекса. Я его уже не замечаю.
– Подвал просто огромный. Сколько здесь помещений?
– Пятнадцать. Вы идете сейчас по старинному охотничьему дому. В былые времена здесь располагалась интендантская служба для приема целой семьи аристократов. Прачечные, кухни, а также помещения, куда свозили дичь, а потом ее свежевали и коптили. Отсюда и крюки для туш на потолке. Затем лет сорок этот дом арендовали для киносъемок. Некоторые комнаты наверху и здесь все еще приспособлены для этого.
Она открыла одну из дверей. Вик попятился. В окровавленные стены, изрезанные трещинами, были вделаны когти. Пол усеян клочьями волос, прилипших к какой-то коричневой жидкости.
– Зачем все это нужно? – резко спросил Ван, сразу насторожившись.
Сильвия вошла в комнату.
– Уверяю вас, кровь ненастоящая. Это просто старая кинодекорация. Но мы сделаем ремонт и все это постепенно ликвидируем.
Все двинулись дальше по коридору мимо деревянных дверей. На одной из них Вик заметил нарисованного ребенка с изуродованным тельцем. Он остановился и приготовился войти. Сильвия быстро подошла к нему и накрыла ладонью его руку:
– Нет, только не сюда.
Вик застыл на месте, удивившись. Сильвия отдернула руку и постаралась оправдаться:
– Мы с мужем… не можем иметь детей, он страдает… Нет, не надо туда входить, Стефан был в не лучшей форме, когда разрисовывал стены. Это очень, очень мрачное видение… человеческого рождения. Это не составит у вас хорошего представления о нем.
Вик ощутил, как по спине пополз холодок. На послезавтра у Селины назначена амниотическая пункция.
– Но мне все же хотелось бы взглянуть, прошу вас.
Сильвия нехотя кивнула:
– Тогда без меня. Это единственное место, куда я… не могу заходить. Выключатель слева.
Полицейские один за другим вошли в помещение. Вик закрыл дверь и включил свет. Лампочка потрескивала и гудела. На стенах, от пола до потолка, развертывалась огромных размеров фреска. Сотни и сотни рисунков, сделанных углем.
– Да этот парень – псих, – прошептал Ван. – Если позабыть об алиби в ресторане, его надо задерживать.
Вик не ответил. Они стояли перед целым комплексом огромных чудовищных рисунков. На каждом был изображен ребенок-урод, а внизу стояла подпись с названием аномалии, которой ребенок страдал. Были тут и аномалии относительно простые: гемитексия, гермафродитизм, сиамские близнецы. Попадались и аутозиты[54], такие как сирены, экзенцефалы, отоцефалы, циклоцефалы с одним глазом посередине лба[55]. Чем дольше они вглядывались в рисунки, тем более тяжкие уродства им открывались. Омфалозиты, соединенные своим крошечным телом с плацентой аутозита, то есть паразиты двойные…
Ван подошел к изображению сирены:
– Ты видел? Странное совпадение, правда?
Вик встал между двух зеркал и наблюдал, как множится в бесконечности его отражение.
– Да у нас тут с самого начала было полно совпадений, и, на мой взгляд, мы чересчур увлеклись, выискивая их. Я хочу сказать, что все эти сирены и прочие уродцы – еще не признак его виновности. Его мир вполне логично соответствует миру «Трех парок» или музея Дюпюитрена. Как говорит его жена, мы просто вломились на чужую территорию. Заметь, вломились мы, а не он.
Ван пристально вглядывался в рисунки своими маленькими черными глазками.
– А как тебе показалась жена? Как думаешь, она что-то скрывает, а?