Теперь надо было заняться историей с амниоцентезом. Надо было убедить жену Маршаля, что, если она решится на это обследование, ее ребенок погибнет.
Приехав к ней, он узнал, что Маршаль уехал в Лион и она в доме одна. Это облегчало задачу, но встреча все равно прошла из рук вон плохо. Он вышел из дома Маршалей разочарованный и взбешенный. Она уверяла, что ни за что не пойдет на обследование, но он знал, что она врет. Опершись рукой на дверцу машины и глядя на окна четвертого этажа, он задумался, что же делать. Разве мог он сейчас спокойно уехать домой и позволить, чтобы малыш погиб? Он и так позорно прокололся на скотобойне, дав убийце уйти, а потому не разрешит себе промахнуться снова. Стефан-избудущего был предельно ясен: надо любой ценой помешать жене Маршаля пройти это обследование.
Когда он садился в машину, у него в голове постоянно вертелось одно имя. Его несколько минут назад произнесла Селина Маршаль: Сенешаль, так звали ее гинеколога.
Доктор Сенешаль.
Стефан снова нахлобучил каскетку, завязав волосы узлом и заправив их под пуловер.
Тридцать пять минут спустя он припарковал машину на маленькой улочке, прошагал по ней метров пятьсот, стараясь не задевать стены, и постучал в дверь красивого и добротного дома на юге Исси-ле-Мулино.
Челюсти его были стиснуты крепко, как никогда.
В руке он сжимал тяжелую палку.
73Воскресенье, 13 мая, 15:32Спустя шесть дней и двадцать часов…
Зазвонил мобильный телефон, и Вик посмотрел на радиобудильник: который час? Было 15:32. Вчера крепкий сон буквально свалил его, и теперь ему потребовалось время, чтобы вернуться к действительности. На дворе стоял ясный воскресный день, сквозь шторы пробивалось солнце, по улице прогуливались люди. Жизнь продолжалась.
Он в панике выскочил на кухню, где накануне поставил мобильник на зарядку, моля Бога, чтобы это оказалась Селина и чтобы она сказала, что возвращается.
Но это была не Селина, это был Мортье.
– Маршаль, а можно узнать, чем ты занят?
Вик провел рукой по взлохмаченным волосам.
– Господин майор? Что случилось?
– Матадор – тебе это имя о чем-нибудь говорит? Сегодня к вечеру предстоит работа, и я тебе звоню, чтобы напомнить. Новый адрес знаешь, нет? Если прежнее отделение в Бессьер сгорело, это не значит, что все отменяется. Так что шевелись!
Он быстро отсоединился, как всегда. Воскресенье, о господи!
Вику уже до смерти надоело, что с ним обращаются как с пешкой. То его отстраняют от расследования, то он вдруг оказывается очень нужен. Ну ничего, сегодня все это кончится.
Четырехэтажное здание Центрального полицейского управления сгорело. Теперь оно походило на обуглившийся металлический остов. Во дворе за караульным помещением Вик увидел несколько автомобилей своей бригады и ребят из научного отдела, наверное из пожарно-взрывной службы. Они явно пытались выяснить причину возгорания. На первый взгляд огонь возник на третьем этаже, ночью, и все, к счастью, обошлось без жертв. По последним сведениям, подозревали неисправность электропроводки.
Следуя указаниям GPS-навигатора, Вик выехал на улицу Рима, потом свернул на улицу Лежандр и чуть дальше снова повернул. Въезжая в просторный, мощенный плиткой двор, где полицейский в форме попросил предъявить документы, Вик сразу увидел приземистую фигуру Мортье, прислонившегося к стене из белого камня. Здание с остроконечной башенкой и слуховыми окошками по краю черной шиферной крыши очень напоминало уменьшенную копию знаменитого Центрального управления уголовной полиции на набережной Орфевр, 36. Неделю назад Вик был бы чрезвычайно горд сюда войти, но только не сегодня.
Он подошел к майору и протянул ему видеокассету, которую держал в руке.
– Вам было бы хорошо на это взглянуть, – с горечью бросил он, не поздоровавшись со старшим по званию.
Мортье смерил его холодным взглядом:
– А что это такое?
– Это имеет отношение к тем кускам тухлятины, которые обнаружили в доме Стефана Кисмета. Когда вы отстранили меня от расследования, я доложил вам, что их, возможно, принесли со скотобойни, и я не ошибся. Здесь доказательства.
Он отступил назад, держа руки в карманах. Мортье как-то странно на него уставился. Прежде чем заговорить, Вик облизал пересохшие губы. Слова, которые он собрался произнести, были, может быть, самыми трудными за всю его жизнь.
– Я подаю в отставку.
Мортье застыл на месте. В его глазах вместо торжества воина, который наконец-то может избавиться от давно надоевшего врага, Вик прочел непонятное удивление.
– Что за чушь ты несешь, Маршаль? Эта твоя кассета – шутка или издевательство?
– Никак нет.
Мортье погладил себя по лысому черепу.
– Хуже всего то, что ты говоришь вполне серьезно. Разве ты не в курсе, что у нас уже с неделю имеется копия этой кассеты?
В последние дни Вик привык постоянно осмысливать что-то невероятное, но это было уже слишком. У него перед глазами возникла какая-то черная пелена, и, если бы Мортье его не поддержал, он бы упал.
– Эй, Маршаль!
– Да, господин майор… Видимо, мое вчерашнее падение и обморок бесследно не прошли. Думаю, у меня провалы в памяти.
– И не только провалы в памяти. Ты ни с того ни с сего решил подавать в отставку, а ведь ты один из моих лучших сыщиков. Говоришь, я отстранил тебя от расследования… Будем считать это временным помрачением, чем-то вроде бреда. А потому я сделаю вид, что ничего не слышал. В порядке исключения можешь отправиться домой. Выглядишь ты неважно.
Вик оперся на подоконник. Он не был уверен, что правильно расслышал, Мортье не мог произнести такие слова. Кто угодно, но не Мортье, который так подло отстранил его от расследования. Он поднял свои черные глаза и спросил:
– Как к вам попала эта кассета?
Мортье смял окурок и выбросил в урну.
– Благодаря гениальной мысли, посетившей твою головешку.
– То есть?
В глазах Мортье появилась неожиданная тревога за подчиненного.
– На другой день после убийства Либерман, то есть в прошлый понедельник, ты позвонил нам из Сен-Дени, со скотобойни. Ты провел собственное расследование и обнаружил, каким образом убийца добывал себе протухшее мясо. Более того… – Мортье поднял вверх кассету. – Благодаря тебе мы смогли получить его морфологию и профиль ДНК.
Вик был ошарашен. Неужели Стефану-из-прошлого все-таки удалось до него добраться и передать послание?
– Его… его профиль ДНК? – повторил он.
– Я так понял, тебе надо заново все пересказать?
– Да, пожалуйста…
– Уходя с завода, Матадор напоролся на прут арматурины. Поскольку шел сильный дождь, никаких следов не осталось, но, к счастью, при обработке люминолом[74] мы увидели, что кровь из него буквально хлестала. Светящиеся капли привели нас за пакгауз, расположенный в нескольких десятках метров оттуда. И там мы нашли нечто весьма любопытное: иглу с хирургической нитью и флакон с дезинфицирующим средством.
– Он что, сам себя зашил?
– Привалившись к металлической стенке, судя по пятнам крови. Но меня удивило не то, что он сам себя зашил, а то, что он это проделал, воспользовавшись обычным пакетом первой помощи. Словно он… заранее знал, что поранится. И несмотря на серьезное ранение, тут же рванул убивать Кассандру Либерман.
Вик не поверил своим ушам. Все это было недоступно пониманию.
– Я… я что-то начинаю вспоминать, когда вы рассказываете, – сказал он. – А еще кто-нибудь был на кассете?
– Был. И вот это пока для нас большой вопрос. Мы сначала решили, что это кто-то из рабочих, но след с самого начала оказался ложным. Может, парень просто ошивался в этом месте. Мы ведем следствие. Давай, Вик, выкарабкивайся. А то я еще за тебя боюсь.
Вик… Он назвал его Виком…
– И… как продвинулось дело на сегодня? – спросил он Мортье.
Начальник нахмурился:
– Да, плохо, что я не учитывал твое вчерашнее приключение. Или я что-то не так понял? Почему ты ничего не сказал в больнице? Почему врачи не знают, что у тебя неполадки с памятью?
– Как продвинулось дело, господин майор?
Мортье вздохнул:
– Мы прежде всего отрабатываем линию ДНК, опрашиваем огромное количество народу в окрестностях промзоны Сен-Дени, в больницах, в пунктах первой помощи, опрашиваем поставщиков пакетов первой помощи. Делаем все, что можем. Нам нужны руки, их катастрофически не хватает.
Прежде чем зайти в здание, майор вернул ему кассету и сказал:
– Я впервые слышу от себя такие слова, но сходил бы ты к врачу. Ты на прошлой неделе каждый вечер засиживался даже позже, чем Ван. На мой взгляд, это настоящий подвиг.
Дверь за ним закрылась. А совершенно обалдевший Вик остался один посередине мощенного плиткой двора. Он абсолютно не помнил ничего из того, о чем говорил майор, он никогда раньше, до этой ночи, не был на скотобойне и в том готов был поклясться. И был уверен, что никогда поздно не засиживался на работе и уж тем более не замечал у себя никаких провалов в памяти. Но тогда что же с ним произошло? Откуда у майора оказалась кассета с двумя людьми? И неужели присутствие Стефана-из-прошлого на заводе могло до такой степени изменить судьбу? И как могли одновременно существовать два мира: мир, где Вик был худшим из худших в глазах бригады, и мир, где он считался одним из лучших?
Он в сомнении подумал о том, что когда-то сказал Стефан относительно пожара в здании бригады. У него тогда возникло ощущение, что он увидел в пламени разгневанное лицо судьбы.
Прошлое…
Сердце у Вика вдруг отчаянно забилось. Он вытащил мобильник и набрал номер Селины. Она не ответила, и он наговорил сообщение на автоответчик: «Я знаю, милая, что ты меня слышишь, и я знаю, что это ты должна была бы мне позвонить. Но если ты любишь меня так же, как я тебя люблю, садись на ближайший поезд и приезжай».