– Ну, ты скоро? – спросила я в нетерпении.
– Сейчас, – виновато ответил мальчик. – Только кишочку заправлю, она у меня после голода выпадает.
Это ощущение шока я помню отчётливо и не забуду никогда.
Мальчика звали Эдуард Трофимович Платонов, он окончил в Питере Нахимовское училище, потом высшее военное имени Фрунзе, служил на Тихоокеанском флоте и вдруг покончил жизнь самоубийством. Случайно? Человек ушёл, вопрос остался.
22 июля.
После войны наша семья переехала в Мурманск: отца назначили секретарём областного комитета партии, поручив восстанавливать порт и город. От сурового края за 69-й параллелью у меня осталось мало приятных впечатлений. Полгода ночь, другие полгода неутомимое солнце, словно брезгуя горизонтом, только коснувшись его, возвращается обратно. Плотные шторы не спасают от бессонницы, а слабых на голову – от спутанности сознания. Север ничем не пахнет – ни морем, ни камнями, ни мхами. Как пустота. Унылый пейзаж, так хорошо узнаваемый по киноленте Звягинцева «Левиафан», нагоняет тоску: горы без вершин – это сопки с грязными пятнами снега летом и зимой, низкое небо, свинцовая вода Кольского залива. Наверное, так будет выглядеть земля перед концом света.
Тут не умирать, тут жить страшно. Но живут. Некоторые временно, потому что их сюда направили работать, а работа при социализме – это святое, тунеядцев клеймили, да и кушать надо. Часть подалась на севера за длинным рублём, но большинству просто не повезло здесь родиться. Лучшего они не знали, а когда увидели, то ничего это не изменило, тянет их обратно, приросли сердцем к убогому краю. Где ещё сыщешь такую проникновенную тишину, приправленную лишь ветром и шорохами леммингов, снующих в свете полярных ночей в поисках пищи? Где найдёшь огромные, без единой живой души просторы, уплывающие в ледяной океан? В этой тоске спрятана необъяснимая прелесть. Господи, зачем ты создал мир таким пронзительно прекрасным, что его страшно потерять?
Впечатление потусторонности Заполярья усиливают птицы, словно прилетевшие из фильмов Хичкока. Чайка – совсем не романтическая пташка, какой её считают горожане с лёгкой руки Чехова. Северные чайки-кайры – огромные, некрасивые хищники. Их сильные когтистые ноги способны крепко удерживать добычу, а загнутые, как у стервятников, клювы легко разрывать жертву на части. Прожорливые, они ленятся ловить одиночную рыбёшку, предпочитая гоняться за траулерами и рыться в помойках, заглатывая отбросы вместе с обёрточной бумагой. Чайки будят жителей прибрежных улиц дурными голосами приблудной нечисти. Много лет спустя во время гастролей Орленина в Варне наши гостиничные окна выходили на хозяйственный двор, и гнусные птицы своими жуткими криками не давали спать по утрам, пришлось сменить номер.
Раз уж обещала себе не кривить душой, нужно признаться, что не люблю Севера. Не привлекают меня и пропесоченные, жёлтые от солнца тропики и азиатские страны с их пауками и змеями, и комариная среднерусская равнина. Я с раннего детства обожаю прозрачный живительный воздух и солёную влагу тёплого Чёрного моря. Благословенный край, всего 150 лет назад присоединённый к Российской империи вместе с чужими по складу и обычаям народами, не способными ассимилироваться.
Русские заселили в основном туристическое побережье. Преодолев скачками горячую гальку, плывёшь по жидкому малахиту, и вода пахнут арбузом. Словно отрезали тонкую скибку, почти прозрачную, кажется, через неё видно всё, но нет, только смутно сквозит загадочное сокровище. Поскорее кусаёшь мякоть, по подбородку, по пальцам течёт липкая душистая сладость. Съел, косточки выплюнул, а тайну не узнал.
За Полярным кругом я прожила сознательную часть детства и юность, оттого положено считать далёкий холодный край своей малой родиной, а это – наравне с мамой и папой – святое. Но именно этих трёх главных святынь у меня нет. Рассказать кому – припечатают: нравственный урод! И не придёт в голову, что я страдательная сторона, лишённая судьбой главной опоры жизни.
К счастью, не потеряно ощущение большой Родины, которое наполняет мою душу нежностью. Безумные властители эту живую привязанность и походя, и намеренно гнут, выкручивают и выжимают, как цитрус, но когда я вижу праздничную толпу на Красной площади, слёзы наворачиваются на глаза. Да, сегодня величие страны поддерживается лишь словами не слишком мудрых политиков, но от этого я не меньше люблю отчизну – уже и слово такое исчезает из обихода, – поэтому критику России принимаю только изнутри, а лай из-за кордона, особенно русский, вызывает у меня брезгливость.
Недавно по радио читали открытое заявление Михаила Шишкина, одного из серьёзных литературных талантов с прекрасной музыкой письма. Не Толстой, конечно, Толстой был умнее, Чехов деликатней, Достоевский честнее. Шишкин, он и есть Шишкин. Гражданин Российской Федерации, с 95-го года живёт в Швейцарии, сочиняет также и на немецком – кушать надо или лавры Набокова колют, а может, забыл слова Тургенева, что подлинный писатель должен творить только на родном языке. Впрочем, слово «должен» нынче не в чести, оно осмеяно и либералами, и свободными художниками. Теперь модно отвечать: я никому ничего не должен. Ой, ли?
На книжной выставке в США Шишкин с дешёвым пафосом отказался «представлять государство, которое считаю разрушительным для страны, и систему, которая мне глубоко противна… Страна, где у власти стоит коррумпированная, криминальная вертикаль, пирамида воров, где выборы превращены в фарс, суд служит только власти, а не закону, где есть политические заключенные, телевидение превратилось в проститутку, где самозванцы тащат людей в Средневековье – эта страна не может быть моей Россией».
Согласна почти со всем сказанным, хотя, если без дураков, большинству государств тоже хвастать нечем. Но вот что противно: устроился с комфортом в лойяльно-фальшивой стране, чистенькой, отстранённой от всех несчастий, и громко, словно признанный гений, вещает на весь мир, что имеет какую-то другую, свою Россию. А я живу здесь, на милой моему сердцу родине, обосранной псевдопатриотами, и молчу в тряпочку. Выходит, жизнь моя не удалась, прошла бессмысленно, бесследно, с недостойными людьми, грош ей тогда цена и мне тоже? О, нет! Единственная и никогда больше нигде и никем неповторимая, она не хуже других, имевших смысл. Уверена, у предков было такое же ощущение. Себя надо любить, иначе ты никому не интересен.
Другая жизнь – это уже другая история, а прошлое надо уважать. Думать о нём плохо – преступно, погано. Да, признав советскую вину, мы не покаялись – что есть, то есть, мы такие, какими единственно можем быть. Это не повод уничижительно относиться к судьбе своей страны. Ну, Сталин – гениальный злодей, кто спорит. Однако, простите, исполнял и терпел всё – кто? Народ. Народ не только жертва, он соучастник, а вообразил себя безвинно обманутым, оттого собственную историю принижает и правильно рассказать не способен. Мы не французы, которые мило путают революцию и директорию и с равным почтением относятся к Робеспьеру и Наполеону, у них они герои, а у нас Ленин и Сталин – сволочи, к тому же нерусские – полуеврей и грузин, не мы значит. Зато Николая II, чистокровного немца, пострадавшего не за веру, а за статус и отсутствие характера, православная церковь возвела в сан святых, замяв, что с его ведома расстреляли мирную толпу в воскресенье, прозванное народом кровавым. Церковь, как ни открещивается, конъюнктурна. Как же ей доверять? А доверять по определению требуется безоговорочно, коль скоро Иисус носитель истины.
В истории, как и в жизни, зло перемешано с добром, потому она и движется, потому она и история, у неё есть старые и новые времена. Хрущёв – нахальный мужик, которому хитрость заменяла ум, Брежнев – честный полковой комиссар, Горбачёв – подкаблучник, человек недалёкий, повёрнутый на собственном предназначении. Ельцин – невоспитанный харизматик, лихо сломавший систему, покончив с руководящей ролью КПСС, на что, кстати, кроме него никто оказался не способен. Но потом окружил себя лакеями Европы и навалял глупостей больше, чем принёс пользы.
Его ставленник – воспитан КГБ, а таким я не доверяю, у них извращённый ум. Он хорошо обучается, вынослив и многое понимает, научился убедительно говорить. В целом – технолог выше средних способностей. Но при огромных неосвоенных пространствах России, недостатке населения и накопленных веками проблемах требуется конструктор, архитектор, личность с большой буквы, может быть гений. Чтобы он пробился наверх, нужен случай, простое картёжное везение, фарт. Ситуация напоминает анекдот про слона: съест-то он съест, но где ж его взять? Кругом пешки, рвущиеся в дамки, они не способны что-либо изменить сами, но и других не пускают. Пока не появится фигура, соответствующая масштабу задач, и не перекроит нашу государственную механику принципиально, из трясины нам не выбраться и объективный учебник новейшей истории для школьников не написать. Да и сама по себе всякая история, даже совсем близкая, есть нагромождение мифов, к тому же Пимены строчат слишком услужливо. Между тем слом эпохи – серьёзная опасность, и, кажется, нет примеров, чтобы в лучшую сторону и без крови.
Я слишком невежественна, чтобы рассуждать о русской истории, которой пока ещё не принадлежу, но о современной российской политике судить имею право, потому что она очень близко ко мне притулилась и долбит в самое темечко.
Главный недостаток нынешней власти – отсутствие общей стратегии развития страны. Всё внимание направлено на внешнюю политику. А каковы итоги? Почти со всеми западными странами и Штатами отношения балансируют на грани холодной войны, грозящей перейти в горячую. Идёт, казалась позабытая, гонка вооружений, множатся военные училища. Телеканалы демонстрирует нашу военную мощь, весело и празднично проходят салоны армейской техники, учения с огромными устрашающими ракетами и даже соревнования на танках. Если нас не уважают, то пусть хотя бы боятся. В общем, Красная армия всех сильней.