Крокодилица отца поддержала, хотя в паспорте записана Михайловной, а отца звали Моисей. Она пыталась подольше удержать чадо возле себя, считая это место самым лучшим и безопасным. Но когда-то птенец вынужден вылететь из гнезда, в котором становится тесно. Я уже начала высовывать головку в мир, однако плевать на мнение родителей ещё не научилась и стала избегать Санду. Странно, что он тоже перестал искать со мною встречи. Жить сделалось неинтересно, а умереть не страшно. Видела себя в гробу: вся в белом, как невеста, музыка, цветы, подруги. И родители, конечно, куда им деваться, и даже какие-нибудь дядьки с папиной работы. На поминках гости сядут за стол, начнут резать загорелого поросёнка с гречневой кашей, скажут про меня много хорошего, даже чего и не было, всё выпьют, съедят и весёлые разойдутся по домам. В общем, свадьба наоборот.
Меня шатало от слабости и душевной боли. Причину знала Тина, которая любовные муки презирала и напустила на меня Бригитту, владевшую конфиденциальной информацией.
– Зря переживаешь. Твой Старк совсем не тот, за кого себя выдаёт. Его папаша главный на румынском радио, поэтому сыночек и попал сюда. А прежде он закончил в Бухаресте музыкальное училище и курсы живописи. И ещё у него есть сын от жены, которая умерла.
Моё сердце забилось с перебоями.
– Откуда знаешь?
– Сама читала. Комсомольский актив помогал в деканате оформлять личные дела отъезжающих. Сейчас сидит в библиотеке и спокойненько дописывает диплом. Очень ты ему нужна.
Бригитта желала мне исключительно добра.
Мы стояли в гардеробе, собираясь домой. Я бросила пальто им на руки:
– Подержите!
– С ума сошла! – воскликнула Тина. – Не унижайся!
– У неё приступ, – пробубнила Бригитта глубоким мужским голосом. – Только быстро, я опаздываю.
О чём они? Завидуют. Я не должна его потерять, нужно объясниться, он всё поймёт. Рванула вверх по лестнице, представляя, как Санду, увидев меня, бросится навстречу, обнимет, и все недомолвки облетят, как осенние листья, преграды рухнут, останется только единение двух родственных душ.
Сказочные мечты о счастье юной барышни, у которой всегда всё было и которая ни разу не хлебала лиха. Игра в кукольную железную дорогу, где стрелки переводишь сам по собственному желанию. Если желания не совпадают с возможностью, происходит авария.
Санду сидел за столом один. Я заняла пустой стул напротив. Он вскинул глаза, и в них отразилось смятение. Похоже, он забыл о моём существовании.
Странно, что звон в голове позволил мне оценить обстановку. Спросила буднично, зажав рвущееся нутро в кулак:
– Уезжаешь?
– Да.
– Как всё просто.
– Что я мог сделать?
– Что-нибудь мог.
Я совсем не то хотела сказать, просто казалось, что пока я говорю, мы ещё связаны, и с последним словом эта тонкая нить оборвётся навсегда.
Он стал чертить ручкой в тетради. Произнёс нехотя:
– Ты же сама меня бросила.
– Меня заставили.
– Вот видишь.
– Вижу. Но я вернулась.
– Знаешь, – сказал Санду после большой паузы, – у меня нет желания впутываться в историю с сильными мира сего. Я уже был в немецком плену благодаря отцу-коммунисту.
– И что?
– Фашизм и коммунизм различаются только словами, но не методами. С меня хватит.
– Не понимаю, о чём речь.
– Всё ты понимаешь. У нас нет ничего общего ни теперь, ни в будущем.
– Как много лишних слов, – произнесла я дрогнувшим голосом. Хотела добавить: «когда нет любви», но это было бы слишком дорогим подарком.
Старк пожал плечами и снова заглянул в тетрадь.
– Прощай, – прошептала я.
Он не поднял глаз.
– Прощай, – шевельнула я губами уже совсем беззвучно.
Эпоха моей первой серьёзной влюблённости стремительно закруглялась.
Мне и пригрезиться не могло, что, когда рухнет СССР и вразнос пойдёт восточно-европейский соцлагерь, я увижу по телевидению, как о политической свободе Румынии объявит известный деятель румынской оппозиции Александр Старк. Он был так же наивен, как наши тогдашние младодемократы. Пора честно признаться, что именно иллюзорный коммунизм победил реальный фашизм, и если сегодня неонацизм сильно задерёт голову – а прививки не длятся вечно – не уверена, что отыщется сила, способная ему противостоять. Одни страны слишком встроены в комфорт и потеряли стойкость, другие заняты выживанием, убивающим любые идеи.
Но в тот исторический момент политика меня мало волновала. Я глядела на экран и плакала сладкими слезами, осознав, как дорог мне этот человека, никогда не целованный, не ответивший взаимностью. Да, я любила других мужчин, но иначе. Таких светлых чувств мне больше испытать не довелось.
Однако всё это потом. А в день нашего окончательного расставания, вернувшись из института домой и пометавшись по квартире, я прыгнула с балкона.
31 июля.
Сегодня проснулась рано. Разбудили птицы – не пели, горланили не жалея связок. Особенно старалась одна, меняя голоса и умело подражая другим. Наверное, скворушка, это у них в природе. Я заулыбалась, обняла подушку и почувствовала себя счастливой, словно мне тридцать лет, ноги – молодые, лёгкие, не болят, и никто ещё не умер, а жизнь прекрасна.
Как крепка память чувств. Помню обморочное счастье, когда меня впервые поцеловал Дон. Если бы он не предавал меня, была бы я лучше? Без сомнений. Не потеряла бы нежности и избежала чувства вины, которое засело во мне глубоко и не хочет уходить, как я не изворачиваюсь.
Жить трудно, иногда невыносимо, поступаешь не всегда правильно и сам себе делаешься противен, цены сумасшедшие, государство бессовестно обдирает бедных, мораль ниже пояса… Это не сегодня сложилось, хотя градус заметно повысился. Так было и так будет. Я из тех, кто не верит в чудеса. С другой стороны, разве сама моя жизнь, неустанное биение маленькой мышцы в грудной клетке, поток неизвестно откуда прилетевших мыслей – не есть ли доказательство божественного чуда?
Родиться на прекрасной планете, затерянной в сумраке Млечного Пути, родиться не дауном, не с родимым пятном в пол-лица, не с вывихом бедра, а с приятной наружностью, хотя понятие красоты всегда условно, уже удача! Один шанс на биллион биллионов появиться именно тебе, неповторимому, нерукотворному. Радуйся этому, как радуется астроном новой звезде! Иным даже в зачатье отказано, другие умерщвлены в утробе или умерли во младенчестве, а то и в расцвете сил, тогда как я прожила долгую счастливую жизнь. Моя кровь течёт в моих детях, внуках и правнуках. Жизнь необъяснима и прекрасна! Счастлив чиновник с ловко уворованными миллионами и олигарх, блюющий трюфелями на белой яхте. Счастливы молодые на старом продавленном диване, у них страдания ещё впереди. Счастлива Нина, получив от меня вышедший из моды итальянский плащ Дона, она подарит плащ мужчине, которого любит, только не хочет в этом себе признаться. Но по-настоящему счастлив тот, кого посетило вдохновение…
А то, что счастье горчит – это нормально. От сладкого одни неприятности и кариес. Все сладости схожи на вкус, сосёшь сладкие слюни, позабыв обо всём, кроме собственного удовольствия, и думаешь, что блажен. Вот если бы сразу рождаться без иллюзий, скольких ошибок можно избежать, сколько жизней спасти! Но человеческие мозги – лужайка для забав дьявола. Так подопытная крыса с вживлёнными в мозг проводочками в экстазе нажимает на педаль наслаждения, пока не сдохнет от голода. Сладкий сон человечества – вот худшее из наказаний.
Не знаю, можно ли мой прыжок с балкона считать суицидом, потому что умирать я не собиралась. То был спонтанный поступок, вызванный нервным перенапряжением, неосознанная реакция на потерю надежды. С точки зрения небытия любые проблемы выглядят несерьёзно.
Однако я так же мало знала о смерти, как и о жизни, хотя смерть, пусть приблизительно, объясняет право на существование. Мы рождаемся со смертью в себе. Неизбежность конца заложена в нас природой и подтверждена всем ходом истории. Когда наступит конкретная смерть, ведомо только Всевышнему, если Он есть и если Ему не надоело отслеживать путь каждого ничтожества. Отравится ли дитя смесью для грудного вскармливания, вскроет вены безответно влюблённый или дедуля утихнет от немощи – дело лишь случая, а всё случайное неопределённо. Магнитные полюса Земли могут перевернуться завтра или через неизвестное время, Земля разлетится на куски от удара астероида или от мощного ядерного взрыва. Я бы предпочла погибнуть в глобальной катастрофе. Во-первых, в этом заложено зерно справедливости, во-вторых, гуртом – не так страшно, в-третьих, интересно же, в конце концов. Смерть от старости, болезни, под колёсами автомобиля – слишком банальна. Тем более самоубийство. К тому же, неудачное и оттого обретшее статус курьёза.
Я дёшево отделалась. Лежала в травматологическом отделении Кремлёвки со сломанными ногами, мучилась от стыда, мало двигалась и много ела, словно пища восполняла что-то невозвратимое. Возилась со мной ловкая молодая женщина из какой-то христианской общины, посвятившая себя уходу за больными. От личной жизни она отказалась. Про таких говорят: Христова невеста. Господи, зачем она тебе? Такая милая добрая девочка, и дети у неё были бы ещё милее.
Соседкой по палате оказалась пожилая дама, уже встающая на костыли после операции – не помню, как её звали, на шее у дамы болтался крестик, что было тогда не только редкостью, но обычно тщательно скрывалось. Стало интересно: кто её муж? Кто-то высокопоставленный, раз лечится в больнице для избранных. И вдруг – верующая!
Почему от зари человечества существовала потребность в Боге? Известными умами о Боге сказано много звонких фраз: Если бы Бога не было, его стоило выдумать. И противоположное: Единственным извинением Богу служит то, что он не существует. По-прежнему антагонисты спорят с пеной у рта: Бог есть, Бога нет. Значит не так всё просто.
Есть неверующие люди, но все народы верят. Самые-самые примитивные, где-нибудь в снежной пустыне или девственных лесах Амазонии, ещё не заражённые цивилизацией – верят. Верят скопом и в отдельности, в камень, в пень, в моржовый ус… У древних римлян на каждый чих имелся свой бог.