Как заставить голову собрать разбитые полки? Придётся взять для размышлений что-то отвлечённое, вот хоть медальон как доказательство цикличности всего живого. Ничто не остаётся незаконченным, даже если вам об этом не сообщили. В конце всегда стоит точка. Человек умирает и все рыдают. Почему? Ведь умерших ждёт царствие небесное, где нет войн, голода, зависти и каждому грешнику обещано прощение. Что-то в нас знает больше дозволенного, знает, что сказки о небесном блаженстве не более чем заговаривание зубов. Смерть – конец всему.
Обратный взгляд, словно на фотобумаге, проявляет неистощимое разнообразие нашего странного пребывания на Земле. Теория начала и конца как самостоятельных проявлений сущности кажется мне несостоятельной, в крайнем случае, она годится для малых величин. Отрезок бесконечной длины, обрывающийся в никуда, тем более выглядит нелепо. Гармония заключена в круге, сложенном из кусочков.
Меня всегда терзал детский вопрос: что изначально – Вселенная или Бог? Вселенная объективна, Бог – результат субъективного представления, без которого не обошёлся ни один народ. Если истолковать одно другим, согласившись, что строитель Вселенной есть Бог, порождённый небесной энергией или отчаянием людей, не способных познать свою обитель, мы получим замкнутый круг.
В основе мирозданья лежит цикличность. Совершают круговорот звёзды – от начала к концу, от конца к началу, вспышка, коллапс и снова вспышка. Цикличны история, войны, изменение климата. Изредка верчение планеты останавливается, чтобы дать нам возможность ужаснуться тому, что завтрашний день будет зеркальным ушедшему.
Случается, кому-то везёт, и он слышит дробь барабанов. Так, на моём веку произошло три знаменательных события. Первое – отмена шестой статьи Конституции, освободившая россиян от рабства фальшивой идеологии. Второе – появление информационных технологий, которые радикально изменили возможности человека. Третье уникальное для человеческого сознания открытие – внеземное происхождение жизни на нашей планете. Одни исследователи и прежде были в этом убеждены, другие предчувствовали – иначе не занимались бы поисками. Не хватало лишь доказательств, и вот они предъявлены.
Следует ожидать, что данный факт, достойный Нобелевской премии, научным сообществом станет всячески замалчиваться, подвергаться сомнению и даже насмешкам, как это случилось с древним летоисчислением. Математически установлено, что историки и археологи пользуются хронологией не просто условной, но ошибочной, многие сенсационные находки не более чем позднейшие подделки, вроде бюста Нефертити. Радиоуглеродный метод датировки артефактов, которым размахивают, как жупелом, ничего ни доказать, ни опровергнуть не может, поскольку имеет люфт плюс-минус полторы тысячи лет. Ну, что ж, за свою идеологическую кривобокость русские уже снимали шляпу перед Вейсманом и Морганом, перед Норбертом Винером, снимем ещё раз, нам не привыкать.
Без перемен жизнь остановится. Но революции тем мерзостны, что всегда требуют крови и сопровождаются разрушениями. Не случайно ортодоксальное православие так противится самым незначительным изменениям: только потяни за ниточку, а что падёт – конструкция, душа, эпоха – неведомо. Если утвердится гипотеза, что мы «инопланетяне», куда девать миллионы диссертаций, дипломов, монографий и учебников? Сколько непререкаемых авторитетов полетит со своих пьедесталов, останутся без работы академики, профессора, доценты, почиют в бозе целые научные школы. Да, тут понадобится уёмистое кладбище! Поэтому сопротивление будет бешеным. Зато количество верующих в Божий промысел заметно возрастёт и сильно уменьшится число приверженцев животворящей силы океана, из которого мы все якобы вышли – оказывается, жизнь на Земле зародилась, когда океана ещё не было.
Среди значимых событий, встряхнувших мою сущность, специально не называю полёт человека в космос, который надолго, а может навсегда, останется чисто техническим достижением. Дорого и мало проку для жизни.
Движителем времени испокон веков является техника. Кому-то это нравится, меня – пугает, может оттого, что я с детства не ладила с физикой и математикой. Следующая смена цивилизационных эпох, до которой я вряд ли доживу, потому как время мелькает с такой скоростью, что хочется закрыть глаза, иначе закружится голова, возможно, будет обусловлена смешением виртуальности и реальности, оцифровкой человеческого сознания. Чем это пахнет, даже предположить трудно.
Но пока мы ещё люди и, несмотря на давление общественных институций, сопротивляемся трансформации – срабатывают природные механизмы защиты. Человек тоже замкнутая система. Повторяются не только деяния, но и просчёты, потому мои мысли ходят по кругу. Я то разворачиваю их боком, то заглядываю снизу, пытаясь преодолеть ненадежность сохранённых впечатлений и изменчивость представлений. Ищу в обстоятельствах смысл, а в поступках логику и причину. Но жизнь быстро меняется, накапливаются знания, и об одних и тех же вещах в разное время я думаю то так, то эдак, то снова так. А где-то глубоко внутри топорщится ужас, что всё это уже было в действительности или в воображении, то же самое уже приходило мне в голову, эти слова я где-то уже слышала или говорила. От возвращения к исходной точке никуда не укрыться, начало станет концом, а конец началом.
Подтверждением цикличности надо считать и тот факт, что человеческий организм наиболее уязвим ближе к дате своего рождения. Программа выстроена так, чтобы начало и конец встретились. Мы не замечаем этого порядка, потому что его нарушает вмешательство случая, врачи со скальпелями и таблетками. Теперь редко кто умирает, изжив свои годы естественно, однако это не отменяет правила. Жизнь и смерть – замкнутый цикл. По ленте Мёбиуса можно путешествовать бесконечно.
Вера, душа, предназначение человека, бесчинство сильных, любовь, одиночество, метаморфозы времён, неуступчивость судьбы… Об этих понятиях упорно рассуждали философы и мудрецы всех времён и народов, высказывая мнения очень разные, иногда прямо противоположные. Отчего же так тянет приложиться фейсом об избитые истины? Похоже, вопросы, которые я себе задаю, не имеют ответа, а если он и есть, то не мне назначено решить вечную теорему. Я ведь не Перельман – странный современный гений, я доморощенный философ, пытающийся с помощью размышлений освободиться от невыразимой тоски жизни.
Мои сведения о мире чудовищно поверхностны. Чего ждать от человека с традиционным вузовским образованием, знающим историю очень приблизительно? Глупо пытаться превзойти собственный интеллектуальный уровень. Приукрасить можно, изменить нет. Когда-то Дона поразило, что я знакома с музыкой Порумбеску, знания о котором достались мне случайно. В картинных галереях поражают сотни неизвестных имен, хотя я дружила с кистями и красками, читала специальную литературу. Три щедро иллюстрированных тома «Истории искусств» Гнедича, изданных А.Ф. Марксом в 1906 году, стоят моём в книжном шкафу на виду. Увы.
Энциклопедические знания в эпоху нашествия гаджетов уже не нужны и извилины в мозгах молодёжи начинают спрямляться. Мой ум от природы не отличался оригинальностью. Эмоций всегда было больше, чем здравого смысла, да и с годами мудрость не слишком приветит. В ногах воспоминаний постоянно путаются тривиальные суждения. Однако я втянулась, и для меня теперь «думать» важнее, чем «кушать». Мысленный анализ несчастья понижает болевой порог. Одно дело переживать, другое – размышлять.
Но уж коль мысли банальны, то были хотя бы чисты. Чистые мысли – это не хило! Где их взять, когда мы так часто лжём и творим зло, искренне полагая, что это добро. Кстати, что стыдного в банальности? Корыто обыденности и есть наша жизнь. Банально думает и говорит большинство, интересуясь исключительно собственной персоной, примеряя на себя, любимого, чужие таланты и даже чужую смерть. И вдруг выясняется, что ты, как все, и твоё время тоже придёт. Смотришь вокруг: шестьдесят, семьдесят лет, а вот уже и за восемьдесят перевалило, и все годы при портфелях. Но близко ворочается змеёныш!
С наступлением старости редеет привычное окружение, съёживается список увлечений, оглядка назад не всегда радует, а неизвестность впереди пугает. Душу разъедают сомнения: вдруг и правда, никто никого не любит? Любят только себя и для себя. Если я не для себя, то кто я? Если я только для себя, то зачем я? Что после нас останется? Это вопрос не только для обременённых талантами, но и для обычных людей. Все знают, что смертны, но не понимают, для чего дана жизнь. Говорят, у Бога нет обездоленных. Выходит, не каждый себя нашёл: кто плохо искал, а кто и не захотел: поиск – это большой труд.
Кем надо быть, чтобы умирать без сожаления? Думаю, Толстой или Вагнер страха не испытывали. А моя жизнь прошла напрасно. Ничего полезного для других не произвела, никто меня не знает, не справляет мне шумных юбилеев, на поминки придут разве что соседи, польстившись на дармовую выпивку и закуску. В своём сознании мы воспроизводим привычную картину мира, не задумываясь, переносим свои чувства в будущее, где нас нет. Печёмся: в чём похоронят, какой поставят памятник. Представляется важным, чтобы о нас помнили, чтобы наше имя не стёрлось и повторялось теми, кто нас уже не знал. Будто так мы продлимся в вечности.
Трусливое заблуждение. В реальности наше место займёт пустота, в которой нет эха, в ней ничего не отзывается – ни память, ни беспамятство. Никак не можем понять потрохами, что нас уже не будет. Окончательно и бесповоротно! И торжественное шествие с букетами увидим не мы, а те, смерть которых ещё впереди. Ритуал нужен живым, поэтому такой вопль: никто не забыт! Живые утешаются иллюзиями. Полагают, что и им, если вдруг, действительно, помрут, окажут не меньшую честь, которой они оттуда смогут насладиться. Но мёртвые не слышат, им всё по барабану. А если бы и удосужились, наша муравьиная возня показалась бы им забавной. Странно считать, что находясь там, они будут мыслить так, словно они здесь.