(«Я хороню свою подружку», книга Death of a Lady’s Man)
Новая книга Леонарда, Death of a Lady’s Man («Смерть угодника одной дамы»), с посвящением «Маше Коэн, памяти моей матери», вышла осенью 1978 года. Хотя её название почти совпадало с названием его нового альбома, было небольшое, но существенное различие. В названии альбома — женщины во множественном числе; в названии книги — в единственном. Иллюстрация на обложке книги — coniunctio spirituum, символ единства мужского и женского начала — была та же, что и на обложке его предыдущего альбома New Skin for the Old Ceremony. «Я сам запутался и решил запутать публику тоже», сказал Леонард [20]. Книга состояла из девяноста шести стихотворений и стихотворений в прозе, написанных за десять лет неофициального брака Леонарда с Сюзанной в самых разных местах: на Гидре, в Маунт-Болди, Монреале, Теннесси и Лос-Анджелесе. Некоторые из этих текстов были переработанными фрагментами из неопубликованного третьего романа, который в разное время назывался «Рождение женщины», «Моя жизнь в искусстве» и «Окончательная редакция моей жизни в искусстве».
Тема этой книги — брак (его расцвету и упадку посвящено стихотворение «Death of a Lady’s Man» и песня «Death of a Ladies’ Man”) и двойственность этого союза, способного как лечить раны, так и наносить их. Разговор выходит за рамки отношений мужчины и женщины и затрагивает отношения человека и Бога, человека и мира, писателя и его слов; в любом случае войну от мира, победу от поражения отделяет только стенка толщиной с лист бумаги (paper-thin). Леонард хотел опубликовать книгу до выхода альбома. Он отдал рукопись в издательство ещё в 1976 году, но в последний момент отозвал её. Он решил написать в пару к каждому стихотворению комментарий, чтобы, как он выразился, «встретиться с книгой лицом к лицу», прочесть её страница за страницей и записать свою реакцию на прочитанное.
Комментарии Леонарда расположены напротив восьмидесяти трёх стихотворений. Этот приём делает Death of a Lady’s Man похожей то ли на школьную хрестоматию, то ли на вкладку с текстами к альбому Death of a Ladies’ Man, то ли на собственную коэновскую «Книгу перемен». Эти комментарии отличаются друг от друга по форме. Некоторые из них — критические рецензии: серьёзные, несерьёзные, суровые, комплиментарные, ироничные, проясняющие или запутывающие дело. Другие комментарии сами являются стихотворениями в прозе. Иногда кажется, что стихотворение спорит со своим комментарием. Некоторые комментарии написаны не от лица автора, а голосом персонажа, добавляя к стихотворению ещё одно измерение. Есть комментарии, в которых Леонард, словно читая студентам курс по собственной поэзии, объясняет, как надо понимать его стихотворение, и отсылает читателя к источникам: «Моя жизнь в искусстве», «Окончательная редакция моей жизни в искусстве» и «Нэшвилльские дневники 1969 года», — которые читателю, разумеется, недоступны. Комментарий к стихотворению «Моя жизнь в искусстве» — буддистская мудрость: «Уничтожь свою особую личность, и появляется абсолют». Комментарий к стихотворению «Смерть этой книге» (в этой книге много говорится о смерти и рождении) — подробный анализ этого яростного, безжалостного монолога и декларация: «Со временем станет ясно, что я лучший стилист своей эпохи и единственный честный человек в городе». Последнее стихотворение в книге — «Final Examination» («Последний экзамен»), всего пять строчек:
Мне почти 90
Все мои знакомые поумирали
кроме Леонарда
И сейчас можно видеть,
как он ковыляет со своей любовью.
Комментарий к этому стихотворению ставит под вопрос истинность такого финала и, предложив читателю больше вопросов, чем ответов, завершается так: «Да здравствует брак мужчин и женщин. Да здравствует одно сердце».
Death of a Lady’s Man — выдающаяся книга, выверенностью структуры не уступающая первому роману Леонарда («Любимая игра»), а сложностью, запутанностью и неоднозначностью — второму («Прекрасные неудачники»). Это и обычное зеркало, и кривое зеркало, и зеркало иллюзиониста; все его грани и измерения сплавляются воедино, словно — почему бы и нет — музыкальные инструменты на записях Фила Спектора. Это не самая популярная книга Леонарда, но — особенно если рассматривать её в паре с почти одноимённым альбомом — это одна из самых разнообразных и творчески завершённых его книг. Леонард счёл свою книгу «хорошей» и «смешной» и относился к ней «очень тепло», но она получила «очень холодный приём во всех кругах. Её не оценили». Леонард рассказывал, что на неё написали очень мало рецензий, а те, кто написал, «все как один отвергли её… Вот и всё. Так закончилась история этой книги» [21].
Через месяц после смерти Маши Леонард снова был в Лос-Анджелесе с Сюзанной и детьми. Сюзанна так и не привыкла к холодной монреальской погоде. Они сняли новый дом в Голливуд-Хиллс. Затем весной Сюзанна «внезапно ушла». «Ещё днём я любила его, а вечером сказала: прощай, — говорит Сюзанна. — «Мышь зарычала»11181, и это ошарашило нас обоих». Хотя официально Леонард и Сюзанна не состояли в браке, в 1979 году они развелись. Юристом в их разводе был Стивен Машэт. «Они пришли ко мне вдвоём, перечислили мне всё своё имущество, рассказали, как они договорились его разделить, и я составил документ, — говорит Машэт. — Как мне рассказывали, он выполнил все условия до единого».
16
Священная беседа
В ноябре 1978 года Леонард был в студии в Монреале. Он записывался сам, без музыкантов и продюсера. Ему было хорошо одному. Ему было плохо одному. Впервые за почти десять лет он провёл лето без Сюзанны. Сюзанна была в его доме на Гидре с любовником. Леонард был в своём доме в Монреале с Адамом и Лоркой. Он как раз давал интервью Барбаре Эмил для журнала Maclean, когда зазвонил телефон. Сюзанна звонила из полицейского участка на Гидре. Соседи жаловались на шум в доме, и в результате её и её бойфренда арестовали за хранение наркотиков. Видимо, жители острова не смогли вытерпеть гравюры с картинками из «Камасутры», которые она повесила на стенах, и отсутствие всеми любимого хозяина дома. Леонард сообщил Эмил, что предупреждал Сюзанну: её новый интерьер оскорбит домработницу. Дело против Сюзанны и её друга закрыли, но Леонарду пришлось выложить за это несколько тысяч долларов. «Сейчас, — сказал он Эмил, — я работаю, чтобы обеспечивать жену и детей и выполнять свои обязательства» [1].
Когда Сюзанна вернулась в Монреаль, она забрала детей и уехала во Францию, где сняла дом в коммуне Руссильон в департаменте Воклюз. Чтобы увидеть детей (а Леонард хотел этого; преодолев первоначальную настороженность, он серьёзно увлёкся ролью отца, и друзья говорят, что он очень тосковал, когда они уехали), ему нужно было постараться. Леонард решил не устраивать тур в поддержку Death of a Ladies’ Man: «Я не чувствовал, что готов его организовывать» [2]. Помимо того, что запись этого альбома была изматывающим опытом, эти грандиозные, порой напористые и агрессивные песни нуждались в серьёзной «деспекторизации» для концертного исполнения. В отсутствие тура у Леонарда появилось больше времени на устройство своей новой семейной жизни на расстоянии; ему предстояло ещё чаще обычного совершать трансатлантические перелёты. Как ни странно, Леонард решил вернуться в Лос-Анджелес, откуда лететь во Францию было ещё дольше, чем из Монреаля. С двумя товарищами по занятиям у Роси он купил дешёвый дом на две семьи в недорогом районе города. Этот дом был недалеко от дзенцентра на Симаррон-стрит. Каждое утро в одно и то же время Леонард шёл в дзен-центр медитировать. Потом он шёл в спортивный зал, а затем возвращался в свою спартанскую квартиру, чтобы писать. Без Сюзанны и детей его жизнь, кажется, стала не менее, а более упорядоченной.
Старая подруга Леонарда Нэнси Бэкол тоже в это время жила в Лос-Анджелесе. Когда Леонард появился на пороге её дома в Голливуд-Хиллс, она недавно пережила трагедию: человек, с которым она была помолвлена, разбился на мотоцикле и погиб. Бэкол была «вне себя от горя», вспоминает она: «Я едва могла дышать. Леонард посмотрел на меня, улыбнулся своей очаровательной сардонической улыбкой и тихо сказал: «Добро пожаловать в жизнь». Он сказал, что ей непременно нужно отправиться с ним в Маунт-Болди медитировать с Роси: «Это именно то, что тебе нужно. Это как раз для тех, кто действительно не знает, что делать». Леонард явно серьёзно причислял себя к ученикам Роси, что видно по той роли, которую Роси и его аскетичная форма дзен-буддизма играли в его жизни: он то приходил в дзен-центр Симаррон, то ездил в монастырь в Маунт-Болди (он называл его «больницей для людей с разбитым сердцем» [3]), то сопровождал Роси по монастырям различных религий по всей стране.
Ещё Леонард стал редактором и автором нового буддистского журнала Zero, основанного годом ранее и получившего своё название благодаря любви Роси к математическим терминам: ноль для Роси был местом, где все плюсы и минусы взаимоуничтожались в Боге в отсутствии эго, в истинной любви. Одним из первых редакторов журнала был Стив Сэнфилд. В каждом номере имелось напутствие Роси, интервью с деятелями искусства, например, с Джони Митчелл или Джоном Кейджем, серьёзные статьи и стихи таких поэтов, как Аллен Гинзберг, Джон Эшбери и Леонард Коэн.
Несмотря на своё глубокое погружение в буддизм Леонард всем, кто спрашивал, твёрдо отвечал, что остаётся иудеем. «У меня отличная религия», — говорил он, прибавляя, что Роси никогда не пытался навязать ему другую [4]. Когда Боб Дилан в 1979 году публично объявил о своём обращении в христианство, «это ошарашило [Леонарда]», говорит Дженнифер Уорнс, жившая в то время в его доме. Он «ходил по дому, ломая руки и говоря: «Я не понимаю. Я просто не понимаю. Почему он вдруг именно сейчас выбрал Иисуса? Вот это вот про Иисуса я не понимаю» [5].
Летом 1979 года Леонард начал работать над новым альбомом под рабочим названием The Smokey Life. До сих пор не оправившись от истории с Филом
Спектором, он теперь планировал сам быть продюсером или хотя бы одним из продюсеров. Он подумывал возобновить сотрудничество с Джоном Лиссауэром, но тот был в Нью-Йорке, а Роси был в Лос-Анджелесе, и Леонард был не готов от него уезжать. Джони Митчелл, с которой они продолжали дружить, порекомендовала ему звукорежиссёра и продюсера по имени Генри Льюи, регулярно работавшего с ней уже лет десять. В прошлый раз Леонард не прислушался к её совету — не работать с Филом Спектором — и пострадал; на этот раз он согласился. Они встретились, и Льюи, приятный человек пятидесяти с небольшим лет, сразу ему понравился. Льюи родился в Германии, ему было тринадцать лет, когда началась Вторая мировая война, но его семья, подкупив чиновников, сумела выбраться за границу. Поначалу он работал звукоинженером на радио и на студиях звукозаписи, и благодаря этому бэкграунду он — в отличие от большинства обычных продюсеров — не стремился навязывать своё видение, ему было интереснее просто сделать продукт.