Леонард Коэн. Жизнь — страница 63 из 106

- В чём было дело — вы утратили интерес или просто исчерпали свои силы?

- Не знаю, наверное, это был результат моих сомнений в том, чем я занимаюсь. Я решил, что у меня это перестало получаться. Хотя теперь я вижу — даже когда изучаю творчество других авторов, — что это совершенно стандартная и почти что обыденная оценка своей работы в разные периоды. Часто твои лучшие вещи поначалу кажутся бессмысленными или беспомощными. Мне, безусловно, тоже приходили в голову такие мысли, и не только как писателю — но так как у любого мужчины и у любой женщины самоуважение в большой мере основывается на работе, это всегда больной вопрос.

- У вас были планы на то время, что вы собирались провести вдали от взора публики?

- Мои дети жили на юге Франции, и я часто навещал их там и проводил много времени в разъездах. Ко мне приходили тексты, вошедшие в книгу Book of Mercy, и я писал песни для альбома, который потом получил название Various Positions. В какой-то момент работа шла ужасно медленно, для меня было настоящей пыткой отбраковывать так много из написанного — в общем, я имел все основания решить, что в моей жизни и в моей работе творится хаос.

Следующие четыре года Леонард провёл вдали от посторонних глаз. В это время его можно было найти в монастыре в Маунт-Болди, или в монреальской квартире, или в его доме на Гидре, или во Франции — в трейлере, припаркованном у подножья холма, у тропинки, ведущей к дому, где жила Сюзанна с детьми. Во Франции Леонард бывал часто.

Спустя тридцать лет Адам Коэн говорит: «Достойно восхищения, как он умудрялся не терять с нами связи, несмотря на… домашние неурядицы, скажем так, обиды после развода» [20]. Отношения между Леонардом и Сюзанной оставались натянутыми, хотя Сюзанна утверждает: «Мы справились с этим — за много лет, со всеми взлётами и падениями — лучше, чем большинство людей, о которых я слышала или которых я видела с тех пор. Досужие сплетники всегда будут преувеличивать твои трудности, а недоброжелатели будут даже в самом хорошем подозревать худшее».

Дом, который Сюзанна выбрала, а Леонард купил для неё, стоял на ферме XVII века в Бонньё; раньше эта ферма принадлежала монахам. В окрестностях было полно старинных деревенских церквушек. Иногда Сюзанна водила в них детей, «хотя, — говорит она, — я не вешала им на уши лапшу про Иисуса, гуляющего по райскому саду». Леонард, очевидно, «хотел бы, чтобы я рассказала им хоть что-то о еврейской традиции», но поблизости не было ни одной синагоги. Позднее, поселившись с детьми на Манхэттене, она «серьёзно заинтересовалась [иудаизмом], но раввин, с которым я говорила, не помог мне подступиться к нему, и в результате я просто сдалась. К тому же я не видела смысла делать всё это без Леонарда». Леонард сам занялся еврейским воспитанием своих детей. «Я рассказывал им разные истории, научил их молитвам, показал, как зажигать свечи, перечислил все важные праздники», — говорит Леонард; праздники он провёл с детьми.

Находясь на Гидре, Леонард с чувством благодарности возвращался к своему старому ритму жизни: плавать, писать, тусоваться в баре в порту. От Энтони Кингсмилла он узнал, что живший на Гидре молодой композитор Терри Олдфилд сочиняет концерт, и попросил Олдфилда показать ему свою музыку. Услышав её, он вызвался поехать с Олдфилдом в Афины и устроить ему запись. «Очень щедрый человек, — говорит Олдфилд. — Я пытался быть музыкантом, серьёзно работал, и, наверное, он мог это понять. Может быть, он вспомнил, как писал, когда только приехал на остров». Леонард пригласил Олдфилда к себе в дом и показал ему комнату, в которой работал. «Это был подвал, очень тёмный, ты словно оказывался в утробе, и там стоял дешёвый клавишный синтезатор, Casio на батарейках, на котором он пробовал что-то делать. И в этой комнате он написал многие из своих лучших вещей. Он сказал: «Эта комната очень добра ко мне».

* * *

В начале 1982 года приятель Леонарда Льюис Фюрей со своей женой Кароль Лор приехал на Гидру, чтобы провести там месяц. С ними была их подруга-фотограф, француженка по имени Доминик Иссерманн. Фюрей, записавший пару альбомов собственных песен, был, как и Леонард, «не в восторге от музыкальной индустрии и от идеи записывать пластинки». Он говорит: «Мне интереснее театральная песня, песенный цикл, в котором рассказывается история». Одной из причин его приезда было то, что у него появился замысел мюзикла, или рок-оперы, и он надеялся, что Леонард напишет к нему тексты песен.

«[В то время я] экспериментировал, для собственного развития, со спенсеровским сонетом11231, у которого очень сложная структура ритма и рифмовки, — рассказывает Леонард, — просто для поддержания своей поэтической формы». Когда Фюрей спросил, не хочет ли он написать тексты для его рок-оперы, он ответил: «Не особенно». Но Фюрей был настойчив, а когда он упомянул, что планирует издать свой мюзикл в прогрессивном тогда формате видео-диска (эти диски размером с грампластинку так и не прижились), Леонард был заинтригован. «Он вкратце обрисовал мне сюжет, — рассказывал Леонард, — и я написал тексты в качестве упражнения» [21].

За следующие четыре недели Леонард написал «по крайней мере четыре или пять законченных текстов, — вспоминает Фюрей, — очень виртуозных и идеальных по форме» — как сонет. Затем Фюрей начал сочинять на них музыку. Проект получил название Night Magic («Магия ночи»). «[Это была] практически история Фауста, — говорит Фюрей, — но в роли Мефистофеля там были три ангела-подростка, появляющиеся за окном, а цена, которую нужно заплатить, это пережить блаженство, спасение и распад». Леонард и Фюрей работали над мюзиклом с перерывами следующие полтора года — главным образом в Париже, где Фюрей жил со своей женой и куда Сюзанна планировала переехать с Адамом и Лоркой. Доминик Иссерманн тоже жила в Париже. Ещё на Гидре у Леонарда с красавицей-фотографом завязалась дружба, которая продлится много лет.

Пока Фюрей искал финансирование для своего проекта, Леонард начал работу над коротким музыкальным телефильмом для «Си-би-си» под названием I Am a Hotel («Я — отель»), сюжет которого вращался вокруг нескольких персонажей в вымышленном отеле. В фильме Леонард играет давнего постояльца отеля; он курит сигарету и наблюдает за историями остальных персонажей, которые разворачиваются без диалогов, под музыку пяти его песен: «The Guests’ (именно она вдохновила весь фильм), «Memories», «The Gypsy’s Wife», «Chelsea Hotel К2» и «Suzanne». Фильм вышел в 1983 году, а в 84-м стал победителем фестиваля развлекательного телевидения «Золотая роза» в Монтрё. Тем временем Леонард вёл переговоры с издательством McClelland & Stewart о своей новой книге. Книга сменила несколько рабочих названий (The Name — «Имя», The Shield — «Щит»), прежде чем получила окончательное название: Book of Mercy, «Книга милосердия».

Деннис Ли, которого Макклелланд тогда недавно нанял на должность главы поэтического отдела, — поэт и эссеист, автор книги Savage Fields: An Essay in Literature and Cosmology («Свирепые поля: эссе о литературе и космологии», 1977), в которой он исследовал роман Коэна «Прекрасные неудачники» и роман в стихах Майкла Ондатже The Collected Works of Billy the Kid («Собрание сочинений Билли Кида»). Ли вспоминает: «Десять или двенадцать месяцев мы с Леонардом практически не расставались и очень близко узнали друг друга в одной этой узкой сфере — его новой книге».

Леонард называл эту книгу «молитвенником… священной беседой». «[Это была] для меня тайная книга, — объяснял он, — предназначенная для людей, похожих на меня, которые могли бы использовать её в какой-то важный момент» [22]. Он написал эту книгу, потому что обнаружил, что «неспособен говорить как-либо иначе. Я чувствовал, что долгое время, много лет, у меня был кляп во рту, меня заставляли молчать. Я только с большим трудом мог с кем-либо разговаривать, даже о самых простых вещах. А когда мне удалось заговорить, получились именно эти слова — обращение к источнику милосердия» [23].

Потерпев сокрушительное поражение, я пришёл к тебе, и ты принял меня с ласковостью, о которой я не смел вспоминать. Этой ночью я снова иду к тебе, осквернённый стратегиями и в плену одиночества своего крошечного царства. Установи свой закон в этих тесных стенах.

(«6», «Книга милосердия»)

«Содержание — молитвенность того, что он писал в этой книге, — в каком-то смысле присутствовало у него всегда, — говорит Ли, — но в этот раз он снял белые перчатки и стал работать более прямо и откровенно, чем прежде. Я прекрасно видел, что он открывает новую для себя территорию». Ли вспоминает, что первая рукопись «Книги милосердия» «была гораздо менее проработана, чем книга, которую вы сейчас можете прочесть. Некоторые из самых лучших вещей были написаны уже позже. Я помню, как мы не покладая рук работали в Торонто, а потом на полпути он то ли на месяц, то ли на два месяца уехал во Францию (он говорил, что ему очень одиноко без детей), а когда вернулся, то рассказал, что он там постоянно слышал в голове мой голос, который говорил ему то же самое, что я сказал перед его отъездом: «Думаю, это ещё не всё». Он не был оперной примадонной — «Я Леонард Коэн, и ты не можешь мне ничего предлагать». Он был очаровательнейшим и благороднейшим человеком и делал всё, чтобы книга удалась, несмотря на всё, что происходило в его жизни. По вечерам ему было нечего делать — только работать с рукописью, пытаться найти новый материал. Он приносил такое, что просто ошеломляло меня».

В последний визит Леонарда в Торонто перед выходом книги они с Ли обсуждали её название. «У Леонарда было только одно сомнение: не опасно ли брать заглавие, которое может быть воспринято как претенциозное или слишком религиозное, — не заставит ли оно читателя с первого взгляда относиться к книге с недоверием. Но в конечном счёте Леонард выбирал уже между The Book of Mercy и просто Book of Mercy, и мы решили взять вариант без артикля, чтобы не получилось, как будто это единственная и исчерпывающая книга о милосердии или книга в Библии. Мы выбрали более скромное название. Может быть, он не хочет, чтобы его высказывание звучало более категорично, чем он задумывал». (Не исключено, что именно поэтому Леонард часто обходился без определённого артикля в названиях своих альбомов и песен.) Закончив работу над Book of Mercy, Леонард вместе с Ли пошёл на студию в Торонто, где снимали «Скалу Фрэгглов» — детский телесериал Джима Хенсона. Леонард хотел познакомиться с человеком, придумавшим Маппетов. Ли вспоминает: «Он оче