ественным» [17]. Сведение альбома, по словам Леанны Унгар, «заняло целую вечность», но наконец и оно было завершено. Через четыре года после I’m Your Man следующий альбом, The Future, был готов.
The Future вышел в ноябре 1992 года. На обложке вместо портрета Леонарда был помещён простой, похожий на герб рисунок: колибри, сердце синего цвета и пара незастёгнутых наручников. Это мог быть символ красоты, отваги, свободы, несвободы, садомазохизма или всего вышеперечисленного; с Леонардом не угадаешь. Он посвятил альбом своей невесте, процитировав 24-ю главу Книги Бытия: «Ещё не перестал я говорить в уме моём, и вот вышла Ревекка, и кувшин её на плече её, и сошла к источнику и почерпнула; и я сказал ей: напой меня…»
The Future был самым длинным диском Леонарда на тот момент — он длится почти час; в него вошли девять треков, семь из которых — оригинальные композиции, а из этих семи одна написана в соавторстве11481, а ещё одна — инструментальная пьеса. Продолжая направление предыдущего альбома, The Future звучит доступно и современно, песни легко запоминаются, у многих из них сравнительно быстрый темп, а мелодии спеты низким, хриплым, но чарующим голосом — что-то среднее между склонным к чёрному юмору провозвестником апокалипсиса и Барри Уайтом. Заглавная песня, открывающая альбом, сочетает неунывающий пессимизм с танцевальным синтезаторным грувом. «I’ve seen the future, baby: / it is murder», «Я видел будущее, детка: это убийство» — в своём пророчестве Леонард идёт на шаг дальше Принса, в чьей песне 1989 года, которая тоже называется «The Future», поётся: «I’ve seen the future and boy it’s rough» («Я видел будущее, и это будет жёстко»), и упоминает Сталина, дьявола, Чарльза Мэнсона и Христа. Леонард составляет каталог грехов Запада: крэк, аборты, анальный секс, Хиросима и, хуже всего, плохие поэты, — и сам появляется на сцене как «маленький еврей, написавший Библию» («Я не знаю точно, откуда взялась эта строчка, — говорил Леонард, — [но] я сразу понял, что это хорошая строчка, — как только она появилась» [18]). Это идентификация и утверждение самого себя — как у рэперов, как в песне «Hoochie Coochie Man». «В этой песне есть юмор и ирония, есть отстранённость от описываемых событий, которая делает песню возможной. Это искусство. Это хороший танцевальный трек. В ней даже есть надежда. Но источник этой песни — ситуация, угрожающая жизни. Вот почему к концу ты чувствуешь себя разбитым» [19].
В тексте волнующей душу песни «Democracy» Леонард, по-видимому, достигает максимальной для себя социополитической прямоты. Здесь нет ни Авраамов, ни Исааков, ни мясников:
It’s coming… from those nights in Tiananmen Square… from the fires of the homeless from the ashes of the gay…
I love the country but I can’t stand the scene And I’m neither left or right I’m just staying home tonight, getting lost in that hopeless little screen.
Она приходит… из ночей на площади Тяньаньмэнь… из костров бездомных из пепла геев…
Я люблю эту страну, но не могу вынести происходящее И я не левый и не правый я просто сижу сегодня дома
пропадаю в этом безнадёжном экранчике.
В интервью того времени Леонард называл демократию «самой великой религией, созданной на Западе», прибавив: «[как] сказал о религии Честертон, это отличная идея, жаль, что никто пока так и не попробовал её на практике» [20].
Среди всего этого хаоса и апокалипсиса есть моменты покоя: «Light as the Breeze», об исцеляющей силе куннилингуса, и «Always» — правда, эта сентиментальная песенка сыграна с иронично утрированной пьяной лихостью, а нежности «Light as the Breeze» противостоит ощущение, что утешение, которое приносит секс и любовь, кратковременно — это всего лишь пластырь, который ты наклеиваешь перед тем, как вернуться на ринг и начать следующий раунд. В шедевре альбома, «Anthem», Леонард поёт:
Ah the wars they will be fought again The holy dove She will be caught again bought and sold and bought again the dove is never free Ах, мы будем снова вести войны Священная голубка будет снова поймана куплена и продана и куплена снова
голубка не бывает бесплатной/свободной
И всё же есть надежда:
Forget your perfect offering There is a crack in everything That’s how the light gets in.
Забудь о своём безупречном подношении В каждой вещи есть трещина Так внутрь попадает свет.
«Свет, — объяснял Леонард, — это способность примирить свой опыт, свою печаль с каждым новым днём. Именно это понимание — вне смыслов, вне значений — позволяет тебе жить свою жизнь и принимать катастрофы, печали и радости — нашу общую долю. Но для этого нужно признать, что в каждой вещи есть трещина. Думаю, что любой другой взгляд неминуемо ведёт к безнадёжному унынию» [21]. Леонард уже говорил когда-то, что в его песнях должен быть баланс тьмы, света и тьмы, баланс между истиной и ложью, и на альбоме The Future у него это получилось.
Рецензии на альбом были восторженными. Он также имел коммерческий успех, особенно в англоговорящих странах. В Великобритании он попал в Топ-40, в Канаде стал дважды платиновым, а в США разошёлся тиражом в почти четверть миллиона экземпляров. Три песни с The Future — «The Future», «Anthem» и «Waiting for the Miracle» — попали в саундтрек к фильму Оливера Стоуна «Прирождённые убийцы» (1994). Леонард тем временем не покладая рук работал над продвижением альбома: он дал больше интервью, чем когда-либо в жизни, и десяткам журналистов говорил примерно одно и то же об Америке, конце света и изредка — о своих отношениях с Ребеккой. В Торонто, к удивлению журналистов, вместе с Леонардом на интервью пришла Ребекка, которая была в городе на съёмках у Сидни Люмета. Репортёр из журнала Maclean написал, что она выглядела «скромно и немножко не в своей стихии»: наверное, Леонард выглядел так же на оскаровской церемонии [22]. Ребекка, как раньше Доминик Иссерманн, для Леонарда стала режиссёром видео — сняла клип на первый сингл с The Future, «Closing Time». Перла Баталья, которая вместе с беременной Джули Кристенсен появляется в клипе, вспоминает, как Ребекка приходила на площадку после целого дня съёмок у Люмета «и приносила шампанское Cristal, которое мы пили из одноразовых стаканчиков». Чтобы Леонард расслабился, Ребекка, не ограничиваясь шампанским, изображала, как будто раздевается, и флиртовала с ним, стоя за камерой.
Леонард согласился взять у Ребекки интервью для респектабельного светского журнала Interview, основанного Энди Уорхолом, в котором когда-то отказались печатать материал Дэнни Филдса о самом Леонарде, потому что он был недостаточно знаменит. Это интервью — смесь интересных мыслей, откровенного флирта и острого словесного пинг-понга: то ли Леонарду наконец встретился достойный собеседник, то ли Ребекка отчасти переняла его стиль. Первым делом Ребекка заметила, что лучшее качество Леонарда как интервьюера — то, что он не станет спрашивать о «природе [её] отношений с Леонардом Коэном». Разумеется, это был первый вопрос, заданный Леонардом. Ещё он спросил, считает ли Ребекка актёрскую профессию «некоей формой исцеления». Она ответила: «Если ты поранишься, думаю, актёрская профессия не остановит кровь. Но я нахожу, что актёрская профессия — это некая форма озарения». На вопрос, кого бы она хотела сыграть, она ответила: «Жанну д’Арк». Как добрейший из тележурналистов, или как насмешник, или как пожилой человек, влюблённый в молодую красавицу, Леонард спросил: «Как вы сохраняете такую чистую, румяную кожу?» Она поинтересовалась, нужен ли ему совет по уходу за собой, и он ответил: «Да». Ребекка сказала: «Чтобы быть красивее, Леонард, нужно быть счастливее» [23].
* * *
Покончив с альбомом, Леонард вернулся к работе над давно, ещё во второй половине 80-х, задуманной книгой — антологией своих стихов и текстов песен. Перелопатив архивы и перепробовав все возможные способы организации материала, Леонард составил три разные книги: маленькую, потолще и большую, — и все их забраковал. Терпение издателя было на исходе; Леонард наконец был на гребне славы, со времени выхода его последней книги прошло девять лет, а предыдущий сборник, Selected Poems 1956–1968, вышел уже двадцать пять лет назад. Материал для «Избранных стихотворений» Леонарду помогала отбирать Марианна. На этот раз он обратился за помощью к своей подруге Нэнси Бэкол.
«За месяцы и годы у него скопилась куча стихов и текстов песен, — говорит Бэкол. — Это была работа его жизни, такая масштабная, что он не мог к ней подступиться. Поэтому мы пошли очень необычным путём. Мы решили отбирать только новые, экономные стихотворения, в которых, в отличие от его молодого голоса, была недосказанность. Мы составили книгу таких стихотворений, это была нелёгкая работа, и мы остались очень ей довольны». Однажды к ним в кабинет вошла Ребекка. Леонард показал ей, что у них получилось. Заметив, что в книгу не вошло ни одно из её любимых стихотворений, Ребекка составила собственный список, включив в него, как когда-то Марианна, более романтичные стихи. «Мы растерянно посмотрели друг на друга, — вспоминает Бэкол, — и я почувствовала, как он начал сомневаться: «Может быть, они должны быть в книге». И книга изменилась. Когда открылись эти двери возможностей, начался хаос и стало трудно принимать решения. Я помню, как он мучился. Он до последней минуты присылал по факсу правки. Представляю, как бесились в издательстве. Под конец я устранилась; мой мозг с этим не справлялся».
Антология Stranger Music: Selected Poems and Songs («Музыка незнакомца: Избранные стихотворения и песни»), посвящённая Адаму и Лорке, вышла в марте 1993 года. В этом внушительном — около четырёхсот страниц — томе тексты расположены в хронологическом порядке, а в конце напечатаны одиннадцать ранее не издававшихся «забытых» текстов 80-х годов. Хотя эта антология, вопреки заявленному, не является исчерпывающим собранием сочинений Коэна, это масштабный и содержательный срез его творчества, но в ней есть случаи странного выбора текстов и не менее странные упущения. Например, в книгу входят отрывки из второго романа, «Прекрасные неудачники», но не из первого, «Любимая игра»; «Suzanne», «Master Song», «Avalanche» представлены в своих популярных «песенных» версиях, а не в менее известных изначальных, «поэтических» версиях. Кроме того, Леонард не упустил возможность кое-где внести в свой текст изменения, в том числе довольно радикальные. Но новое поколение меломанов интересовалось литературным бэкграундом Коэна, и многие его старые книги исчезли из продажи, так что антология пользовалась большим успехом.