Находясь в Чезене, которую Борджиа сделал столицей своих земель, завоеванных в Романье, Леонардо выполнил чертеж крепости. Но в ту пору его вниманием завладевали и другие предметы, помимо военных сооружений. Он зарисовал окно дома, верхняя часть которого образовывала четверть круга (здесь отразился его всегдашний интерес к искривленным и прямолинейным геометрическим формам), и крюк с двумя виноградными гроздьями. «Вот так в Чезене носят виноград», — пояснил он[606]. С зоркостью художника, привыкшего уделять внимание композиции, и с наблюдательностью инженера он отметил, что рабочие, копающие ров, выстроились в пирамиду. Подивившись полному отсутствию инженерной сметки у местных жителей, Леонардо не поленился зарисовать повозку и написать обо всей Чезене и ее окрестностях: «В Романье, этом настоящем царстве глупости [capo d’ogni grossezza d’ingegno], используют такие четырехколесные повозки, у которых два колеса спереди — низкие, а сзади — высокие, а такое устройство крайне затрудняет движение, ибо на передние колеса давит больший вес, чем на задние»[607]. В одном из своих неоконченных трактатов о механике он как раз рассматривал способы улучшить конструкцию тележек и тачек.
86. Самоподдерживающийся мост.
Позже математик Лука Пачоли рассказывал о находчивости Леонардо. «Однажды Чезаре Борджиа… вместе с войском оказались перед рекой в двадцать четыре шага шириной, и не нашлось ни моста, ни материала, чтобы построить его, а только лежала неподалеку поленница с нарубленными дровами, и длина всех поленьев была в шестнадцать шагов, — писал Пачоли, вероятно, слышавший эту историю от самого Леонардо. — Из этих-то поленьев, без железных скреп, без веревок или иного подспорья, его доблестный инженер соорудил мост, да такой крепкий, что по нему переправилось все войско»[608]. На тетрадном наброске Леонардо, изображающем как раз такой самоподдерживающийся мост (илл. 86, и менее четкий вариант виден на илл. 53), видны шесть коротких шестов и десять шестов подлиннее, и в каждом вырублены пазы, чтобы вся конструкция сохраняла прочность[609].
С приближением осени 1502 года Борджиа перенес свой двор в Имолу — надежно укрепленный город в 50 километрах от Чезены — вглубь полуострова, по дороге к Болонье. Леонардо выполнил ряд рисунков крепостной системы, отметив, что ров имеет глубину около двенадцати метров, а стены — толщину около четырех с половиной метров. Перед единственными въездными воротами, проделанными в городской стене, тянулся ров, а напротив ворот был насыпан искусственный остров. Всякому, кто попытался бы ворваться внутрь стен, пришлось бы перейти глубокий ров по двум мостам, и там его обстреляли бы защитники цитадели. Борджиа собирался превратить Имолу в свой постоянный военный штаб, если Леонардо удастся придумать, как сделать город еще неприступнее[610].
Седьмого октября в Имолу приехал Макиавелли, которого Флоренция прислала в качестве своего посланника и заодно информатора. В ежедневных депешах, которые Макиавелли отправлял правительству (и которые, как он прекрасно сознавал, читают и шпионы Борджиа), он, скорее всего, имел в виду Леонардо, когда писал, что «есть еще один человек, коему известны секреты Чезаре», и упоминал о некоем «друге», чьи «познания достойны внимания»[611]. Вы только представьте! Зимой 1502–1503 года, словно в каком-нибудь фантастическом историческом фильме, три самые притягательные личности эпохи Возрождения — жестокий властолюбивый сын папы римского, лукавый и аморальный литератор-дипломат и гениальный художник, мечтающий быть инженером, — провели три месяца вместе, практически взаперти в тесном, обнесенном со всех сторон крепостными стенами городке (шириной приблизительно в пять кварталов и длиной — в восемь).
87. Карта Имолы, рисунок Леонардо.
Находясь в Имоле вместе с Макиавелли и Борджиа, Леонардо внес, пожалуй, свой самый значительный вклад в искусство и науку войны. Это карта Имолы, но карта отнюдь не заурядная (илл. 87)[612]. Это очень красивый, оригинально выполненный рисунок, к тому же предназначавшийся для военных целей. В нем бесподобно слились искусство и наука.
Карта Имолы, нарисованная тушью, цветной акварелью и черным угольным карандашом, стала новым словом в картографии. Ров с водой, опоясывающий город-крепость, имеет светло-голубой цвет, стены — серебристые, крыши домов — терракотовые. Здесь, в отличие от большинства карт того времени, вид с воздуха дан строго сверху, а не в перспективе. По краям Леонардо указал расстояния до ближайших городов, привел полезную для военных походов информацию, однако все это записал своим всегдашним зеркальным письмом, а значит, сохранившийся экземпляр карты он делал лично для себя, а не для Борджиа.
Леонардо пользовался магнитным компасом, и на карте тонко прочерчены восемь основных радиальных линий (север, северо-запад, запад, юго-запад и так далее). На предварительном эскизе он отметил местоположение и размер каждого дома. Карта сохранила множество сгибов, значит, Леонардо складывал ее и носил в кармане или сумочке, когда уходил куда-нибудь вместе с товарищами.
88. Одометр.
Примерно тогда же Леонардо усовершенствовал одометр, который он разрабатывал для измерения больших расстояний (илл. 88)[613]. Он устанавливал на повозку зубчатое колесо, похожее с виду на переднее колесо тачки, а вплотную к нему, горизонтально, приделывал другое зубчатое колесо. Каждый раз, когда вертикальное колесо совершало оборот, оно передвигало горизонтальное колесо на одну зацепку вбок, а то сбрасывало камушек в специальную емкость. Рядом с рисунками, изображающими этот прибор, Леонардо пояснил, что при этом «слышно, как в чашу падает камушек»[614].
Карта Имолы и карты других городов, которые Леонардо изготовил в ту пору, наверняка сослужили большую службу Борджиа, который одерживал победы благодаря молниеносным нападениям и, по замечанию Макиавелли, благодаря своему умению «втереться в чужой дом раньше, чем это заметит сам хозяин». Действуя одновременно как инженер и как художник, Леонардо изобрел новый вид оружия: точные, подробные и легко читаемые топографические карты. В дальнейшем подобные четкие, грамотно вычерченные карты станут главным подспорьем при ведении войн. Например, Национальное агентство геопространственной разведки США (изначально называвшееся Картографическим управлением министерства обороны) в 2017 году имело в своем штате 14 500 сотрудников и годовой бюджет, превышавший пять миллиардов долларов. На стенах штаба этого ведомства висят топографические карты, причем некоторые из них красотой и точностью очень напоминают Леонардову карту Имолы.
В более широком смысле карты Леонардо — очередной пример его величайших, хотя недостаточно оцененных нововведений: благодаря образному мышлению он придумывал новые методы подавать информацию в наглядном виде. В иллюстрациях к книге Пачоли о геометрии Леонардо сумел показать модели самых разных многоугольников, затенив их штриховкой так, что они смотрелись по-настоящему объемными. В своих тетрадях, делая записи об инженерном деле и механике, он с большой точностью и тонкостью рисовал детали всяких механизмов, показывая дополнительно схемы разрезов разных компонентов. Он одним из первых начал разбирать сложные механизмы и делать отдельные рисунки для каждого элемента. То же самое касалось анатомии: он рисовал мышцы, сухожилия, кости, отдельные органы и кровеносные сосуды под разными углами, а еще он разработал свой метод — показывать их в виде наложения разных слоев, как это стали делать в энциклопедиях столетиями позже.
Леонардо покидает Борджиа
В декабре 1502 года Чезаре Борджиа совершил очередное злодейство. Ранее он передал всю полноту власти над Чезеной и окрестными землями своему наместнику, Рамиро де Лорке, чтобы тот усмирял непокорных и беспощадными расправами нагонял страх на местное население. Когда же Рамиро вдоволь натешился жестоким самоуправством, Чезаре счел, что будет полезно принести в жертву его самого, чтобы народ окончательно не озлобился. И вот, на следующий день после Рождества он велел притащить Рамиро на главную площадь Чезены и разрубить его пополам. Куски его трупа так и бросили там же — на всеобщее обозрение. Позже Макиавелли поведал об этом в своем сочинении «Государь»: «Герцог рассудил, что чрезмерное сосредоточение власти больше не нужно… Но зная, что минувшие строгости все-таки настроили против него народ, он решил обелить себя и расположить к себе подданных, показав им, что если и были жестокости, то в них повинен не он, а его суровый наместник. И вот однажды утром на площади в Чезене по его приказу положили разрубленное пополам тело мессера Рамиро рядом с колодой и окровавленным мечом. Свирепость этого зрелища одновременно удовлетворила и ошеломила народ». Хладнокровная жестокость Борджиа поразила воображение Макиавелли, и он отметил, что «эта часть действий герцога достойна внимания и подражания»[615][616].
Затем Борджиа отправился в приморский город Сенигаллию, где местные синьоры вздумали взбунтоваться против оккупационной власти. Он предложил им встретиться, чтобы начать переговоры о примирении, и пообещал сохранить за ними правительственные должности, если они поклянутся ему в верности. Те согласились. Но как только Борджиа прибыл в Сенигаллию, его подручные схватили и удушили этих несчастных, а город отдали на разграбление солдатне. Тут даже хладнокровный и расчетливый Макиавелли, похоже, несколько содрогнулся. «Разорение города продолжается уже почти круглые сутки, — сообщал он в своем донесении. — Меня это очень тревожит».