И наконец, самая пленительная загадка «Моны Лизы» — ее улыбка. Вазари писал: «В этом портрете Леонардо была улыбка, столь приятная, что, глядя на него, испытываешь более божественное, чем человеческое, удовольствие». Еще он рассказал о хитром приеме, благодаря которому сама Лиза, позируя Леонардо, не теряла веселости: «Во время сеансов он приглашал людей, которые играли и пели, и постоянно держал буффонов, которые должны были развлекать ее, чтобы этим способом устранить меланхоличность, свойственную обыкновенно живописным портретам».
В этой улыбке есть какая-то загадка. Когда мы смотрим на нее в упор, она как будто иногда пропадает. О чем думает Лиза? Мы чуть-чуть смещаем взгляд в сторону — и улыбка слегка меняется. Загадка только усложняется. Мы отводим взгляд — а улыбка не дает нам покоя, как уже давно не дает покоя всему человечеству. Еще ни в одной картине так тесно не переплетались движение и чувство — два неразлучных ориентира в искусстве Леонардо.
В ту самую пору, когда Леонардо совершенствовал улыбку Лизы, он проводил ночи в мрачном подземелье госпиталя Санта-Мария-Нуова, в мертвецкой, где вскрывал трупы и рассматривал мышцы и нервы. Его вниманием завладела человеческая улыбка, и чтобы понять, как она возникает, он задался целью: проанализировать все возможные движения всех частей лица и выяснить, где берет начало каждый из нервов, управляющих всеми лицевыми мускулами. Для того чтобы написать человеческую улыбку, вовсе не обязательно было понимать, какие из этих нервов — черепно-мозговые, а какие — спинномозговые, но Леонардо непременно решил это узнать.
Говоря об улыбке Моны Лизы, имеет смысл вернуться к тому примечательному листу Леонардо с анатомическими рисунками 1508 года, о котором уже шла речь в главе 27; там показаны губы с оскаленными зубами, а затем те же губы нарисованы сжатыми (илл. 111). Леонардо открыл, что сжимает губы та же самая мышца, которая и образует нижнюю губу. Выпятите нижнюю губу — и вы убедитесь, что это так: она сама может выпячиваться или одна, или вместе с верхней губой, но одну только верхнюю губу выпятить невозможно. Это было малозначительное открытие, но для анатома, который был еще и художником — а главное, вовсю работал над «Моной Лизой», — оно оказалось достойным внимания. В других движениях губ участвуют разные мышцы: «Одни мышцы сводят губы в трубочку, другие раздвигают их, другие растягивают за уголки, другие выпрямляют, другие перекручивают поперек, другие возвращают в начальное положение». Затем Леонардо нарисовал несколько пар губ со снятой кожей[855]. А на самом верху страницы мы видим нечто восхитительное: совсем простой рисунок, набросанный углем, изображает слабую улыбку. Хотя тонкие линии в уголках рта едва заметно загибаются книзу, возникает впечатление, будто губы улыбаются. Итак, здесь, среди анатомических зарисовок, обнаруживается заготовка для улыбки «Моны Лизы».
За этой улыбкой скрывается и другая наука. Изучая оптику, Леонардо понял, что лучи света не сходятся в какой-то единственной точке в глазу человека, а попадают сразу на всю сетчатку. Средняя часть сетчатки, так называемая центральная ямка (фовеа), лучше всего различает цвета и мелкие подробности, а участки, окружающие впадину, лучше распознают тени и оттенки черного и белого. Когда мы смотрим на предмет в упор, он видится нам более отчетливо. Если же мы глядим на него искоса, краем глаза, он кажется более размытым, как будто находится дальше.
Помня об этом, Леонардо сумел изобразить неуловимую улыбку: она как будто пропадает, если мы слишком пристально в нее вглядываемся. Тончайшие линии в уголках рта Лизы чуть-чуть загнуты книзу — в точности как у губ, парящих над анатомическим листом. Если смотреть на ее рот в упор, наша сетчатка улавливает все эти мельчайшие подробности и очертания, и нам кажется, что Лиза не улыбается. Однако если слегка сместить взгляд, перевести его на глаза, щеки Лизы или на другую часть картины, то рот будет виден уже боковым зрением. Он покажется чуть-чуть более размытым. Тончайшие линии в уголках губ станут неразличимы, хотя мы по-прежнему будем видеть, что там пролегли тени. И вот эти тени, вместе с мягким сфумато по краям рта Лизы, будут создавать впечатление, что ее губы загибаются кверху и складываются в едва заметную улыбку. Таким образом, чем меньше мы стараемся обнаружить улыбку, тем ярче она проступает.
Недавно ученые нашли технический способ описать происходящее. «Отчетливая улыбка гораздо лучше видна на изображениях с низкой пространственной частотой [т. е. более расплывчатых], чем на изображениях с высокой пространственной частотой, — рассказывает Маргарет Ливингстон, нейробиолог из Гарвардской медицинской школы. — Например, если вы смотрите на картину и фокусируете взгляд на фоне или на руках Моны Лизы, то на ваше зрительное восприятие будут оказывать воздействие низкие пространственные частоты, так что ее губы будут казаться уже более улыбчивыми, чем когда вы смотрите прямо на них». Исследование, проведенное в университете Шеффилд-Халлам, показало, что такую же технику Леонардо применил не только в «La Belle Ferronière», но и в недавно обнаруженном рисунке «La Bella Principessa»[856].
Итак, самая знаменитая в мире улыбка изображена неуловимой умышленно и сознательно, и в этом заключена важная для Леонардо мысль о сути человеческой природы. Леонардо очень искусно запечатлевал внешние проявления внутренних движений людей. Но здесь, в «Моне Лизе», он показывает нам нечто более важное: а именно — что нам не дано до конца понять истинные чувства человека по их внешнему проявлению. Чужие чувства нельзя постичь до конца, они всегда подернуты пеленой.
Другие варианты
Пока Леонардо доводил до совершенства «Мону Лизу», его эпигоны и некоторые из учеников писали с нее копии, и, возможно, учитель иногда сам помогал им. Некоторые копии получились очень удачными — включая те, что сегодня известны как «Верноновская Мона Лиза» и «Айзелуортская Мона Лиза». Высказывались даже мнения, будто их целиком или частично создал сам Леонардо, хотя большинство экспертов из академического мира относятся к таким утверждениям скептически.
135. «Мона Лиза», копия из Прадо.
Самая красивая копия хранится в мадридском музее Прадо, и в 2012 году ее расчистили и реставрировали (илл. 135). Она позволяет получить хотя бы приблизительное представление о том, как выглядел оригинал до того, как пожелтел и растрескался лаковый слой[857]. Помимо тонких бровей Лизы, на этой копии хорошо видны насыщенные медные тона ее рукавов, четкость дымчато-голубого пейзажа, золотая узорная вышивка на вырезе платья, прозрачность тонкого платка, наброшенного на левое плечо, и яркий блеск локонов.
Это поднимает вопрос (для некоторых — кощунственный) о том, стоит ли расчистить и реставрировать подлинную «Мону Лизу», как Лувр уже поступил со «Святой Анной» и с «Иоанном Крестителем». Венсан Дельевен, проницательный луврский хранитель «Моны Лизы», описывал тот трепет, который он испытывает раз в году, когда картину достают из-под стекла и вынимают из рамы, чтобы тщательно осмотреть. Впечатление подвижности только усиливается. Дельевен понимает, что, если удалить почти весь лак, даже не трогая красочный слой, «Мона Лиза», заметно потемневшая даже за последние годы, предстанет в первозданном великолепии, пускай и неполном. Но эта картина успела превратиться чуть ли не в икону, и ее так полюбили во всей ее лаковой сумрачности, что даже самая легкая расчистка наверняка вызовет шумную полемику. Правительство во Франции свергали и за меньшие прегрешения.
136. «Монна Ванна».
Из вторичных произведений, выполненных учениками Леонардо в подражание «Моне Лизе», наиболее интересны, пожалуй, полуобнаженные варианты, которые часто называют «Моннами Ваннами». Их сохранилось не менее восьми, причем один приписывается Салаи (илл. 136). Поскольку одновременно создавалось много этих полуобнаженных версий портрета, Леонардо, вероятно, одобрял их или находил забавными. Не исключено даже, что он сам мог выполнить предварительный рисунок или даже живописный оригинал, позже утраченный. В замке Шантийи хранится один картон со следами булавок, как будто изображение собирались использовать как основу для живописи; высокое качество этого картона и заметная кое-где штриховка, типичная для левши, указывают на участие Леонардо и, возможно, на то, что замысел принадлежал ему самому[858].
Шедевр на века
Во время Второй мировой войны, когда британцам нужно было связаться с союзниками во французском Сопротивлении, они пользовались кодовой фразой: «La Joconde garde un sourire» («А Джоконда все улыбается»). Пускай даже кажется, что ее улыбка иногда меркнет, в ней скрывается неизменная мудрость веков. Ее портрет — проникновенное изображение человеческой сути с ее тончайшими связями, которые тянутся от самых тайников души к внешнему миру.
«Мона Лиза» стала самой знаменитой картиной в мире не в силу счастливой случайности и не благодаря громкой рекламе, а потому, что ей удается вызывать в зрителях эмоциональный отклик. Она пробуждает в душах людей сложную цепочку психологических реакций, которые как будто читаются и на ее собственном лице. Что самое удивительное, она как будто чувствует наше присутствие и осознает, что мы на нее смотрим. И именно это делает ее живой — живее всех других портретов, когда-либо написанных. А еще это делает ее единственным в своем роде, непревзойденным творением человеческих рук. По словам Вазари, «портрет написан так, что заставляет трепетать и смущаться всякого выдающегося художника».
Встаньте перед «Моной Лизой» — и все споры историков о том, кто и при каких обстоятельствах выступал ее заказчиком, сразу стихнут и забудутся. Пока Леонардо работал над ней, за эти последние шестнадцать лет его жизни «Мона Лиза» перестала быть просто портретом одного человека. Она приобрела универсальный характер, вобрала в себя все накопленные Леонардо знания о внешнем проявлении внутренней жизни человека, о тесных связях между человеком и миром, в котором тот живет. Как и «Витрувианский человек», вставший посреди земного квадрата и небесного круга, Лиза, сидящая на балконе на фоне вневременного геологического пейзажа, воплотила в себе глубокие размышления Леонардо о природе человека.