нием тайны2227. Именно с этой целью Брежнев поменял в 1971 г. не общительного посла в Париже В. А. Зорина на П. А. Абрасимова, которого Помпиду сразу же счел симпатичным, о чем и сообщил Брежневу2228. Абрасимов вскоре стал вхож в Елисейский дворец к Помпиду, чтобы информировать его о внешнеполитической деятельности Брежнева2229. Со своей стороны, и Брежнев даже лично в Крыму принимал Мишеля Жобера, советника Помпиду и шефа канцелярии президента, чтобы без помех поговорить о проблемах мировой политики2230.
Труднее формировалось доверие в отношениях с Западной Германией и США. Характерно, что обе стороны почти одновременно предприняли попытку наладить прямой контакт друг с другом, чтобы, как сказал Андропов, проломить «стену недоверия»2231. В то время как Андропов поручил своему сотруднику Вячеславу Кеворкову установить прямую связь между руководителями СССР и ФРГ, Вилли Брандт писал Косыгину 19 ноября 1969 г. (через месяц после вступления на пост канцлера) о своей готовности к обмену мнениями, который, однако, должен осуществляться «доверительно»: «При этом мне нравится образ, который Ваш министр иностранных дел использовал в разговоре с моим другом Гельмутом Шмидтом во время его визита в Москву летом: при желании создать туннель, гору следует бурить с обеих сторон и надо быть уверенным в том, что обе штольни встретятся. Политика моего правительства представит собой серьезную попытку срыть горы недоверия и сделать мир более прочным»2232.
С копией этого письма в качестве пароля «журналист» Валерий Леднёв появился в рождественский сочельник 1969 г. у Эгона Бара, который, скорее всего, выставил бы гостя, если бы не увидел письма. Леднёв говорил только о своих «друзьях». Как Бар понял лишь позже, под ними подразумевался Брежнев, а не Косыгин; еще позже Бар понял, что Леднёвым руководил КГБ2233. Эмиссар сообщил: «Советская сторона готова к доверительному обмену мнениями, о котором можно дать обязательство, что ни сам его факт, ни его содержание когда-нибудь, все равно при каких обстоятельствах, не станут достоянием гласности»2234. Созданный таким образом «канал» функционировал, с одной стороны, с помощью почты: Кеворков передавал работавшему в Москве журналисту Хайнцу Лате зашифрованные письма, которые тот посылал главному редактору «Франкфуртер нойе прессе» Роберту Шмельцеру. Шмельцер передавал их Бару. С 1971 г. послания шли и через нового посла в Бонне В. М. Фалина, который сообщал непосредственно Александрову-Агентову2235. С другой – очень часто встречи происходили на служебной вилле федерального канцлера в западноберлинском районе Далем. Здесь Бар принимал Леднёва, которому не требовалась виза в Западный Берлин.
«Канал» развивался невероятно динамично и сделал возможным на основе «аванса доверия» вещи, которые едва ли были бы возможны с помощью обычных средств. На протяжении полугода Бар без уведомления общественности и без участия правительственной бюрократии провел переговоры о заключении Московского договора об отказе от применения силы и признании германских границ, включая границу ГДР и границу по Одеру – Нейссе. Сколь важна конфиденциальность, стало ясно, когда в середине июня 1970 г. журнал «Квик» опубликовал содержание договора, и началось возмущение по поводу предательств германских интересов2236. «Канал» не только продемонстрировал, как много инстанций может разрушить доверие, он давал обеим сторонам возможность открыто говорить о том, кто или что являлись помехой обмену. Когда в июле 1970 г. для последних приготовлений к заключению договора в Москву официально прибыл федеральный министр иностранных дел Вальтер Шеель, он не обнаружил контактов с Громыко. Бар сообщал Брандту: «Наш министр, к сожалению, не установил контакт со своим партнером. Это означает, что он не отвечает на аргументы Громыко, из чего тот, что обычно в международной практике, делает вывод о согласии. Это вызвало во вторник первые трудности, когда речь шла только о том, чтобы установить: кто лжет? Шеель был честен, Громыко тоже. Но Шеель не заметил, что случилось… [Статс-секретарь] Франк и я временами колебались между ужасом и отчаянием, не исключая идею, как вывести его (Шееля. – Примеч. пер.) из переговоров»2237.
Благодаря «контакту» удалось справиться и с этим диссонансом в общем настрое2238.
С помощью «канала» Брандт и Брежнев договаривались также о своих послах, таким же образом советский лидер договорился и с Помпиду. После того как по «каналу» прошла информация, что германский посол в Москве Хельмут Аллардт не говорит по-русски и не пригоден для переговоров, на его место был прислан Ульрих Зам, о котором, однако, Леднёв вскоре сообщил из Москвы, что он слишком близок ХДС/ХСС2239. Леднёв сообщил в ноябре 1970 г., что в лице Валентина Фалина Москва пришлет в Бонн эксперта по германским делам, а для Берлина предусматривается партработник из Тулы, который и понятия не имеет о политике в отношении Германии и поэтому не будет мешать2240. Таким способом Брежнев не только недвусмысленно дал понять Брандту, что отныне ФРГ важнее ГДР, которой придется привыкать к новой расстановке приоритетов2241. Через «канал» Брежнев информировал Брандта о действиях Ульбрихта, а позже Хонеккера в Берлине и о том, как следует оценивать эти действия. В конце марта 1970 г. Брежнев через Леднёва поручил сообщить Брандту следующее: Ульбрихт делает все, чтобы воспрепятствовать компромиссу между Москвой и Бонном. Овации, которыми встречали Брандта во время его визита в Эрфурт, вполне могли быть делом провокаторов Штази; во всяком случае, сейчас Ульбрихт использует это как аргумент против Бонна. Чтобы разрядить обстановку, Брежнев предложил: когда председатель Совета Министров ГДР Вилли Штоф приедет в Кассель, было бы хорошо, чтобы «определенные элементы» имели там возможность для контрдемонстрации2242.
В конце концов, Брежнев даже предоставил через «канал» возможность познакомиться с внутренними структурами Политбюро, которые тогда еще были для Запада «книгой за семью печатями». Через Леднёва Бар узнал о том, что Подгорный – противник, о натянутых отношениях между Брежневым и Косыгиным2243. В конце апреля 1970 г. Москва информировала: «Приняты предварительные политические решения, приведшие к усилению позиции Брежнева. Наряду с известными перемещениями, можно считаться и с другими кадровыми изменениями в высшем эшелоне. Это должно произойти по меньшей мере в два этапа [в] начале лета или поздней осенью в связи со съездом в ноябре в приемлемых формах и под углом зрения омоложения кадров. Следовало бы считаться и с тем, что эти изменения затронут, в частности, Подгорного, Косыгина, Суслова и… Шелепина»2244.
Это сообщение пришло после борьбы за власть между Брежневым и Сусловым, которую выиграл Брежнев, перенеся весенний пленум на июль и отбыв на маневры. Правда, в ноябре 1970 г. Леднёв оговаривался: «Похоже, однако, что Брежнева летом остановили в следующем сильном прыжке к главенству. Тем не менее его положение с учетом съезда представляется сильным. Говорить об изменениях внутри тройки не приходится. Впечатление вероятного производит выбытие Суслова и Пельше по возрасту и состоянию здоровья, но со всеми почестями»2245. Как известно, дело не закончилось исключением упомянутых лиц из Политбюро. Произошло лишь расширение этого органа за счет включения в него четырех представителей клиентелы Брежнева. Поэтому передача такого рода внутренней информации была крайне взрывоопасной, но представляла собой особое доказательство доверия. В соответствии с этим Бар следующим образом оценивал «канал»: «Выяснилось, что на протяжении ряда лет я получал оценки и информации, которые подтверждались, что изменения, касавшиеся лиц и позиций, становились “постижимы” и понятны, на мои вопросы отвечали, если мои партнеры могли, имели право или хотели это сделать. Во всяком случае, попытки ввести в заблуждение не было ни разу. Так из хрупкого и чувствительного растеньица постепенно развивалось доверие к человеческой надежности и дружественные отношения»2246.
Правда, «канал» был только первым шагом Брежнева, чтобы завоевать доверие Брандта и откровенно предложить свое партнерство. Хотя летом 1970 г. он и выиграл в Политбюро «пробу сил», но еще не мандат на проведение внешней политики. Первоначально только министры иностранных дел должны были 12 августа 1970 г. подписывать Московский договор между Советским Союзом и Федеративной Республикой Германия. Но в последнюю минуту Брежневу удалось добиться, чтобы за пять дней до подписания приглашение в Москву получил и Брандт2247. Хотя Брежневу как руководителю партии не полагалось ни встречать Брандта в аэропорту, ни подписывать договор, он присутствовал на церемонии словно патрон, на фотографии был запечатлен стоящим за Брандтом и Косыгиным, подписывавшими документ, и, наконец, получил возможность лично познакомиться с федеральным канцлером.