2359. Теперь он мог по своему усмотрению полностью представлять себя государственным деятелем западного типа и, наконец, посещать в капиталистическом зарубежье, кроме Помпиду, также своих западногерманского и американского друзей.
В соответствии с этим 1973-й стал чрезвычайно активным годом во внешнеполитической деятельности Брежнева, в который он едва заботился о чем-то другом2360. После того как генсек в январе встретился с Помпиду в Белоруссии, чтобы без протокола обсудить заключительную фазу процесса СБСЕ2361, он в мае посетил в Бонне Брандта для переговоров, провести которые хотел «как в Ореанде» – без большой программы, так чтобы было достаточно времени для личных контактов. На сей раз они в непринужденной обстановке пообедали в саду Брандта, пребывая в превосходном настроении2362. Брежнев вернулся из Бонна в столь эйфорическом состоянии, что приказал послать Брандту к его 60-летию в декабре 1973 г. два килограмма черной икры2363. В июне советский лидер переночевал у Никсона в Кэмп-Дэвиде и гостил на его частном ранчо в Сан-Клементе, штат Калифорния. Он настаивал на том, чтобы переночевать в доме Никсонов, и во время частного ужина и разговоров о детях и внуках укреплял контакты с хозяином дома2364. Возвращаясь, Брежнев нанес визит Помпиду в Париже, чтобы информировать друга обо всех новостях из США.
В Бонне придерживались единого мнения о том, что Генеральный секретарь ЦК КПСС использовал свою поездку на Рейн как демонстрацию «для внутреннего употребления», чтобы показать, что он благодаря своей миролюбивой политике обуздал агрессивную Западную Германию и поставил ее экономическую мощь на пользу Советскому Союзу. Брежнев действительно надеялся договориться о больших кредитах, увеличении импорта и большой технологической помощи для освоения энергетических ресурсов Западной Сибири. От США он хотел бы получить оговорку о режиме наибольшего благоприятствования2365. Кроме того, западногерманское Министерство иностранных дел полагало, что важнейшей целью Брежнева было улучшение своего имиджа на Западе2366. Следовательно, западногерманская сторона поняла, что Брежнев пытается вписаться в свое представление об облике западного государственного деятеля. И действительно, он придавал огромное значение контактам с прессой и использовал свое интервью ЦДФ, чтобы пошутить с ведущим Кнутом Теръюнгом, поддразнить его и показать себя непринужденным и общительным2367. О воодушевлении, с которым генсек представал перед прессой, давал интервью и выступал по телевидению, высказался и Никсон: «Он вел себя как обученный актер, претендовавший на сцену»2368. Считая так, он попадал в яблочко: Брежнев играл роль, которой явно наслаждался. Так полагал и его сотрудник Арбатов: «Я иногда замечал, как он “играл” роли (надо сказать, неплохо) во время встреч с иностранцами»2369. Личный врач советского лидера Чазов заметил по поводу того, как Брежнев говорил, шутил и хотел понравиться: «…можно сказать, что Брежнев в тот период был типичным американским “политишен”»2370.
Подобно тому как в 1971 г. генсек впервые заявил о себе с помощью фото, где он выглядел, как Ален Делон, он продолжал использовать свой внешний вид, чтобы характеризовать себя «западным». Получив в 1973 г. в Кэмп-Дэвиде ветровку с надписью «Кэмп-Дэвид», он носил ее все время, пока находился в резиденции президента2371. Как фото в спортивном костюме или демонстративное ношение ветровки с надписью «Кэмп-Дэвид», так и в иных случаях костюмы, сшитые со вкусом, и его ухоженный вид свидетельствовали о том, какой он «западный» человек. Действительно, это замечали Никсон и Брандт, которым бросалось в глаза, насколько облик Брежнева отличается от одежды Хрущева и других представителей советского руководства2372. Никсон счел даже, что «Брежнев был даже на свой лад в некотором роде визитной карточкой моды»2373.
Но Брежнев не ограничивался только внешним видом. Чтобы его ни в коем случае не связывали с догматическим социализмом, он довольно открыто отклонял контакты с руководителями коммунистических партий стран, которые посещал. В Бонне генсек беседовал дольше, чем с представителями ГКП, с антикоммунистом Францем Йозефом Штраусом, которого даже проводил до машины2374. Во Франции он предпочел Помпиду генеральному секретарю ФКП Жоржу Марше, которого считал фантазером, далеким от действительности2375. Брежнев был убежден: «Помпиду, в свою очередь (как и Никсон, как и Брандт), отлично усвоил, что у нас идеология идет лишь на внутреннее потребление, т. е. там, где ее можно практически применить государственными средствами. И мы не такие дураки, чтоб заниматься идеологическими упражнениями в деловых, государственных отношениях с теми, кто спокойно может послать нас на …»2376.
Но в стремлении не производить впечатление догматика, Брежнев временами упускал из виду, что среди западных государственных деятелей существовали правила «комильфо» по поводу достойной манеры держаться, которые он ставил под сомнение своим поведением. Иной раз это вызывало недоумение. Брежнев до некоторой степени «переигрывал», его манера поведения была не нетипична не только для советского партийного руководителя, но и не соответствовала манере поведения государственного деятеля. Со своей стороны, главы западных государств не раз интерпретировали эти «перегибы» как «типично русские» или как выражение неуверенности, более того, нервозности2377. Никсон полагал: «Его поведение и его юмор во многих случаях почти напоминал о кобольдах. Всякий раз, когда это было возможно, я соглашался, но иногда мне было трудно поддерживать равновесие вежливости и достоинства»2378. Никсон высказал, таким образом то, что, вероятно, чувствовали и его многочисленные западные собеседники Брежнева, – советский лидер в своих попытках нравиться и внушать уважение, часто переходил границы хорошего вкуса или поведения, свойственного государственному деятелю. Кажется, Брежнев полагал, что свойства, отличавшие его от товарищей в Политбюро, позволяли ему одновременно представать «западным» человеком. Речь шла о его страсти к быстрым автомобилям, слабости к женщинам и его умении шутить и балагурить2379.
Фото 29. Брежнев едет по Петерсбергу под Бонном в только что подаренном «Мерседесе», 1973
Вероятно, только так и можно объяснить некоторые из легендарных историй о Брежневе. Например, что он в 1973 г., посещая Западную Германию и США, сразу же и совершенно неожиданно для окружающих сам садился за руль только что врученных ему лимузинов и с бешеной скоростью скрывался с глаз сопровождающих. Можно было бы сказать, что вместе с ним несся и темперамент этого человека. Но в стремительной езде содержалось и не столь уж неосознанно отправленное послание: я – не жесткий аппаратчик, я разделяю ваши ценности. Придется оставить без ответа вопрос, действительно ли Брежнев не понимал, что он своим поведением нарушает этикет, что эта непредсказуемость не совсем соответствует манерам, присущим западному государственному деятелю.
Боннский МИД констатировал во время подготовки визита Брежнева в Бонн в 1973 г.: «Его хобби – охота, футбол и автомобили. Поэтому президент Никсон во время своего визита в Москву подарил ему “Кадиллак”, Помпиду в Париже – “Ситроен-Мазерати”»2380. Действительно, в октябре 1971 г. Помпиду не только исполнил заветное желание Брежнева. Президент Франции дал советскому лидеру возможность посетить завод «Рено» в Булонь-Бийанкуре (в чем в 1960 г. было отказано Хрущеву), где ему подарили автомобиль2381. В дополнение к этому Помпиду ошеломил Брежнева «Мазерати», и советский лидер показал свое потрясение: «Я просто онемел. Я большой любитель автомобилей. Ездил уже почти на всех марках, служебных и частных автомобилях. Прежде всего я люблю… “Ситроены”: они гибкие, комфортабельные, хотя и небольшие, в них можно очень хорошо расслабиться»2382.
Фото 30. Брежнев за рулем «Линкольн-Континентэл», Никсон на переднем пассажирском сиденье. Кэмп-Дэвид, 1973
Немецкое федеральное правительство тоже не захотело ударить в грязь лицом и преподнесло Брежневу, жившему в Петерсберге (предместье Бонна), Мерседес 450 SLC Coupé. Тогдашний советский посол Фалин вспоминал: «Ни слова не произнося, Генеральный секретарь сел за руль, включил зажигание и понесся на глазах у опешившей охраны вниз по серпантину и, развернувшись, тем же манером вверх, выключил мотор, захлопнул дверь, провел рукой по капоту: – “Добротная машина”»2383. Фалин, однако, тактично умалчивает о том, что Брежнев, отъезжая с площади перед гостиницей, переехал бордюрный камень, так что при этом разорвался масляный поддон двигателя машины. Существуют легенды о том, что он и на узких серпантинах переехал еще один бортовой камень и здесь также повредил автомобиль