арианта: Политбюро считало, что отношения с Западом и без того находились на низшей точке, так что хуже уже и быть не могло. Действительно, венская встреча на высшем уровне состоялась полгода назад, но ратификация Соединенным Штатами ОСВ II, казалось, с первого дня не имела шансов на успех2566. Брежнев вернулся из Вены, считая, что Картер слишком слаб в политическом отношении, чтобы добиться ратификации вопреки «ястребам», и позже заявил Гельмуту Шмидту, что затягивание ратификации началось в США сразу же после подписания2567. Брандт полагал, что Брежнев был «по-настоящему потрясен», когда узнал, что подпись президента ничего не стоила2568.
К этому чувству разочарования добавился второй неожиданный удар, со всей ясностью показавший Политбюро, что отношения с Западом непоправимо расстроены, – «двойное решение» НАТО, а значит, размещение в Европе ракет средней дальности «Першинг», способных достичь территории Советского Союза. Характерно, что оба лагеря совершенно по-разному оценивали установку почти 600 ракет: НАТО таким образом хотела сравняться с Советским Союзом и нейтрализовать его ракеты РСД–10, для Брежнева же и тройки это было однозначным доказательством притязаний США на превосходство в силах2569. Казалось, окончательно исчезло доверие к Шмидту и Жискар дʼЭстену, ведь оба высказывались за установку «Першингов» в Западной Европе2570. В речи, произнесенной 6 октября 1979 г. в Берлине по случаю 30-летия ГДР, Брежнев очень настойчиво предостерегал от этого шага и одновременно объявил об одностороннем выводе войск из ГДР2571. 11 октября он писал французскому президенту, заклиная его поверить, что утверждение о военном превосходстве Советского Союза над Европой не соответствует действительности2572. Месяц спустя советский лидер возобновил переписку с Вилли Брандтом, поставив риторический вопрос: если перед лицом того факта, что Советский Союз выводит теперь 20 тыс. солдат и 1 тыс. танков из ГДР и объявляет о своей готовности сократить количество ракет средней дальности, Запад вооружается и затем желает обсуждать данную тему, то в чем, собственно, заключается тогда политика Запада?2573 Но Брандт только повторил, что с помощью новых ракет Запад добивается паритета, и успокоил генсека словами о том, что до размещения пройдет еще не один год2574. Здесь обнаруживается, что, хотя отношения личного доверия еще и оставались, Брежневу больше не удавалось решать на этом уровне политические вопросы. Частное и политическое снова разошлись. Теперь политические сомнения противоречили межличностной симпатии. Личное признание Шмидта и Брежнева в том, что они никогда не обманывали друг друга, больше не влияли на их политические решения2575.
Сотрудники Брежнева Александров и Блатов проанализировали гипотезу, согласно которой Запад считает, что из-за «Першингов» в СССР немного поволнуются, посердятся, а потом перейдут к переговорам по ОСВ–III2576. Это соответствовало аналогичной ошибочной оценке советской стороны, по которой в НАТО из-за присутствия советских войск в Афганистане немного пошумят и повозмущаются, а затем вернутся к повестке дня. Александров и Блатов пребывали в растерянности относительно того, как можно еще предотвратить ожидавшееся 12 декабря «двойное решение» НАТО. Им не пришло в голову ничего, кроме одностороннего вывода войск, усиленной пропаганды со стороны Варшавского договора и предупреждения Хонеккера в адрес Шмидта о том, что в недалеком будущем встреч не последует2577. 3 декабря Громыко еще раз специально летал в Бонн, чтобы весьма настоятельно предостеречь федеральное правительство от последствий «двойного решения»2578. В то же время Леднёв с помощью Бара побывал на съезде СДПГ, чтобы лично убедиться в том, что большинство правящей партии одобряло решение2579. Неслучайно, что члены Политбюро датировали решение об Афганистане 12 декабря 1979 г., тем днем, когда в Брюсселе государства – члены НАТО приняли решение разместить в Западной Европе почти 600 новых ракет2580. В глазах кремлевских лидеров именно Североатлантический альянс разорвал контакты.
Одновременно Политбюро попыталось минимизировать ущерб. В рождественские дни Леднёв снова появился у Бара, но на сей раз для того, чтобы сказать ему, что произошло вторжение в Афганистан, и удивиться отсутствию реакции со стороны США2581. 28 декабря Брежнев позвонил Картеру, чтобы уверить его, что ввод войск – только временная мера; 29-го за звонком последовало письмо, в котором советский лидер объяснил, что Амин просил его о помощи и, по словам генсека, как только ситуация стабилизируется, советское правительство снова выведет войска2582.
Вполне возможно, Брежнев, тройка и Политбюро действительно считали, что интервенция в Кабул закончится столь же быстро и бескровно, как в Прагу одиннадцатью годами ранее. Такова могла бы быть вторая причина, по которой советское руководство решилось на ввод войск. Эти люди перенесли опыт, приобретенный в Праге, на Афганистан, и не приняли во внимание, что страна без малого год находилась в состоянии кровавой гражданской войны с непредсказуемыми последствиями2583. Только через полгода после ввода войск, в июне 1980 г., Брежнев заявил пленуму ЦК: «В советской акции помощи Афганистану нет ни грамма корысти. У нас не было иного выбора, кроме посылки войск»2584. Девять лет продолжалась бесперспективная борьба против участников партизанской войны, которых едва можно было обнаружить. Она стоила жизни 15 тыс. советских военнослужащих и более 1,2 млн афганцев2585.
Кажется, что Брежнев только в конце декабря 1979 г. пришел в себя и только теперь осознал, что он и его тройка наделали, в последние два года своей жизни он опять развил относительно динамичную, хотя и преисполненную отчаяния деятельность, чтобы уменьшить внешнеполитический ущерб. Громыко, Андропов, Устинов и Пономарев полагали, что с помощью осторожного давления на Францию и Германию можно будет выйти на контакт с США и НАТО2586. Но французский посол в Москве, которого с этой миссией посетил Загладин, не особенно обрадовался авансам, потребовал немедленного вывода войск и заявил совсем уж не дипломатически: «Нынешнего президента [Афганистана] вы [в]везли в коляске, прицепленной к вашему танку»2587. И все-таки Брежнев добился, что в мае Жискар дʼЭстен встретился с ним на «нейтральной» территории в Варшаве, а Шмидт посетил его в июне2588. Он снова активно переписывался с Вилли Брандтом, который в июне 1981 г. последний раз приехал к нему2589. Но Брежнев не смог воспрепятствовать бойкоту Олимпийских игр в Москве, а его новые предложения о всемирной конференции мира и нулевом решении встречали самое большое вежливый интерес2590. Пока советские войска воевали в Афганистане, все дипломатические попытки были напрасны. Внешняя политика Брежнева, его уговоры ради достижения личного доверия и изображение себя государственным деятелем западного типа потерпели неудачу. Положение оказалось более напряженным, чем в 1969 г., когда он только начинал.
В Польше Брежнев действовал, учитывая, с одной стороны, опыт контактов с Дубчеком, а с другой – интервенцию в Афганистан. Если в первом случае в его глазах имела место удачная операция, то второй являлся противоположностью – эскалацией противостояния и крахом его внешнеполитических устремлений. Только так можно объяснить, почему Политбюро ЦК КПСС и члены Варшавского договора проявляли по отношению к польским товарищам намного больше терпения, чем в 1968 г. по отношению к чехословакам. Если в первом случае вторжение произошло по прошествии полугода, то за развитием событий в Польше Москва наблюдала полтора года, и на сей раз осталась верна своему решению не прибегать к военному вмешательству. В Польше августовская забастовка рабочих Гданьской верфи во главе с Лехом Валенсой привела к тому, что правительство пошло на уступки и 31 августа 1980 г. разрешило создание независимых профсоюзов. На этой основе в сентябре возник профсоюз «Солидарность», который быстро превращался во все более широкое движение за демократию2591. В то время как Эрих Хонеккер и первый секретарь ЦК компартии Словакии, член Политбюро ЦК КПЧ Василь Биляк высказались за ввод войск, боясь распространения недовольства на население их стран, Кадар и Чаушеску выступали резко против2592, Москва представляла в целом умеренную позицию. С учетом низшей точки в развитии международных отношений Политбюро ни в коем случае не хотело брать на себя ответственность за еще одну военную акцию. Так как советская армия увязла в Афганистане,