. Этот прогноз оказался очень точным и совершенно оправдался, если не считать того, что применительно к Брежневу речь шла не столько о возрасте, погружавшем его в летаргию, сколько о наркотической зависимости.
Брежнев сделал свою личность, свою человечность, свое искусство изображать государственного деятеля западного типа и свою способность заслужить доверие – главным фактором советской внешней политики и тем самым поначалу все время выигрывал, а потом, с 1975 г., последовали потери одна за другой. Он сам, так сказать, предложил себя в качестве залога доверительного сотрудничества, а затем вынужденно отошел от дел и создал тем самым вакуум, заполнявшийся недоверием. Его «политика тела», личной близости и эмоциональности стала роковой в тот момент, когда его тело ослабело и генсек едва ли был в состоянии выражать эмоции.
Позже Бар и Брандт сожалели об упущенных возможностях. Они полагали, что с Брежневым-человеком в первой половине 1970-х гг. еще можно было достичь существенно большего, прежде чем он снова закоснел в образе аппаратчика и отдалился от них2655. «Я говорил как Никсону, так и Помпиду, что вижу такой шанс. Из этого мало что получилось. Но что толку задним числом упрекать других в том, что они не оказались в должной мере на высоте своих задач!» – говорил Вилли Брандт в связи со смертью Брежнева в 1982 г.2656 Это был, несомненно, едкий намек на его преемника Гельмута Шмидта, который никогда не смог прийти к такому же доверительному сотрудничеству с Брежневым, правда, после 1974 г. больше и не имел такой возможности. В соответствии с этим Шмидт «читал» и оценивал советского руководителя вполне в рамках установившихся клише: «Леонид Брежнев был русским, со всеми свойствами, которые мы обычно приписываем русским – силой, умением пить, не пьянея, гостеприимством, сентиментальностью, сердечностью, щедростью и одновременно недоверием к непрозрачному чужому, тактической осмотрительностью и расчетливой хитростью, осознанием своей силы, а если необходимо, даже жестокостью»2657. Напротив, Никсону, как и Брандту, следует отдать должное в том, что они предприняли все, что было в их власти, во время их правления. В отличие от Шмидта, Никсон еще застал Хрущева и мог оценить различие между советскими партийными руководителями: «Им не надо было больше хвастаться тем, что все в России лучше, чем в остальном мире, но они по-прежнему стремились быть уважаемыми как равные – и в этом отношении, я думаю, поступали правильно»2658. Никсон ставил Брежневу в большую заслугу, что он и во время Уотергейтского дела был на его стороне и морально поддержал его. Он рассказал советскому послу Добрынину, что историки когда-нибудь будут говорить о «доктрине Брежнева – Никсона», состоявшей в том, что руководители обоих государств делали все для обеспечения прочного мира2659. Трагично, что историки так никогда не сформулировали такую доктрину, так как со смертью, уходом с политической арены или физическим угасанием четверых протагонистов уходила в забвение или превратно истолковывалась и их политика. Эгон Бар так резюмировал суть трагизма Брежнева, поставившего все на карту личного доверия и под конец проигравшего: «История состоит также из личных судеб и упущенных возможностей»2660.
Фото 32. Брежнев обходит во Владивостоке почетный караул Тихоокеанского флота, 1978
Фото 33. Брежнев в маршальской форме в своем кабинете в Кремле, 1978
Глава 9Жажда славы и распад личности, или Одиночество Генерального секретаря
Многочисленные фотографии свидетельствуют о том, насколько Брежнев физически сдал к концу жизни. Телевидение поспособствовало тому, что дряхление Брежнева нельзя было скрыть ни от собственного населения, ни от мировой общественности, когда Брежнев, пошатываясь, шел по красному ковру или был едва в состоянии самостоятельно взобраться по передвижному трапу самолета. Удивляет, что даже в официальный фотоальбом к его 75-летию (1981) были включены фотографии, недвусмысленно свидетельствовавшие о дряхлости Генерального секретаря, например фото, на котором одутловатый, беспомощно озирающийся Брежнев в 1978 г. на Тихом океане обходит строй матросов и при этом производит впечатление такой потерянности, что офицер, также приветствующий почетный караул, с тревогой смотрит на советского лидера2661. Не менее беспомощным, почти безжизненным Брежнев предстает на другом снимке, показывающем его 20 февраля 1978 г. при вручении ему высшей воинской награды – ордена «Победа». Позже М. С. Горбачев лично позаботился о посмертном лишении Брежнева ордена2662. Генсек стоит за своим письменным столом и, похоже, держится за него. В его взгляде нет признаков радости или гордости. Это отсутствующий взгляд усталого человека. Серый мундир с золотыми погонами и всеми орденами на груди производит впечатление слишком большого, тем более что рукава полностью скрывают тыльные стороны ладоней. На этой фотографии мы видим не храброго генерала и героя Великой Отечественной войны (именно в качестве такового он и должен был быть здесь представлен), а скорее рыцаря печального образа. Согласно горькому комментарию Черняева, Брежнев выглядел наподобие «живой мумии»2663. Этот снимок стал катастрофой в пиар-сфере, так как, вместо энергичности и решимости лидера, все видели его угасание и физическую немощь. Фото показывало, что Брежнев больше не может исполнять свою должность.
Фото 34. Брежнев с комендантом дачи, офицером КГБ Олегом Стороновым в Крыму, 1982
Но почему-то неопубликованным остался снимок Брежнева, на котором он запечатлен за два месяца до смерти спящим в шезлонге в Крыму. На заднем плане виден впечатляющий крымский пейзаж. За шезлонгом, слегка наклонившись, стоит комендант дачи Брежнева, офицер КГБ Олег Сторонов, кажется, что он охраняет его сон2664. Фотография излучает покой и мир. В отличие от опубликованных снимков, здесь, на своей даче, советскому лидеру больше не приходилось играть роль, которой он старался соответствовать. Он просто лежит, вытянувшись, и прямо-таки вписан в пейзаж, сливается с ним в гармоничное целое.
Многие из его соратников высказывались позже, что, если бы Брежнев «вовремя» ушел в отставку – самое позднее в 1976 г., к своему 70-летию, но лучше в 1975 г., после Хельсинки, или еще лучше вместе с Брандтом и Никсоном, то потомки вспоминали бы его как полного жизненных сил и успешного борца за мир и за повышение уровня благосостояния народа2665. Но с середины 1970-х гг. началось семилетие упадка – его собственного и советской экономики, разрядка во внешней политике сошла на нет. Именно этот период позже позволил назвать время правления Брежнева «застоем». Первые десять лет его правления с плавным подъемом и пять лет новой западной политики остались полностью в тени жажды славы, снедавшей Брежнева, и нараставшей в последние годы жизни телесной немощи.
Насколько всегда трудно уловить настроение народа и восприятие им окружающей действительности, настолько же просто в этом случае понять их по остротам, возникшим во времена Брежнева. Вероятно, не было ни одного недостатка, по поводу которого не ходили анекдоты. Их объектом стали прежде всего стремление генсека к славе и его неспособность говорить без бумажки: «Брежнев открывает Олимпийские игры в Москве: 1980! О! О! О! – Референт ему говорит: Леонид Ильич! Это же олимпийские кольца – текст ниже!»2666 В шутливом вопросе, свидетельствовавшем о том, что Советский Союз застрял между сталинизмом и застоем, просвечивало глубокомыслие: «Сколько вождей у КПСС? – Два. Один – вечно живой, другой – вечно больной»2667. Люди высмеивали также и беспрерывное, не желавшее прекращаться угасание: «Вы слышали, Брежнев умер? – Правда? Лично?»2668 Честолюбивые притязания Брежнева войти в историю наряду с Лениным великим вождем, с которым он имел одинаковое отчество «Ильич», были следующим образом осмеяны: «После прихода Брежнева к власти корреспонденты спросили его, как следует к нему обращаться: как к вождю, как к гению всех времен и народов или как к отцу родному? – Зовите меня просто: “Ильич”»2669. Народная молва приписала ему также желание после смерти быть внесенным в мавзолей и шутки ради превратила надпись «Ленин» в «Лёнин»2670. Страсть Брежнева к воинским наградам побуждала людей к шуткам о том, что в Советском Союзе проводятся операции по увеличению груди, чтобы создать место для большего количества орденов. Рассказывали и следующий анекдот: «Брежнев после вручения ему очередной звезды: – Товарищи! Тут говорят, что я набрал себе слишком много наград и не могу отказать себе в этом удовольствии. Это не так. Так, недавно я отказался от высшей награды государства Мавритания – золотого кольца в нос!»2671
Позже его личный врач Чазов вспоминал: «Какая жизнь, какая судьба! Разве мог я предполагать тогда, что на моих глазах произойдет перерождение человека и невозможно будет узнать в дряхлом, разваливающемся старике былого статного красавца»2672. Люди, используя черный юмор, рассказывали о распорядке дня Брежнева: «9:00 – р