2782. По меньшей мере его просьбы об отставке были не провокацией, чтобы при определенных обстоятельствах отомстить, а возможно, просто продиктованы страстным желанием комплиментов и лести. Насколько серьезно Брежнев был настроен отказаться от всех должностей, остается неясным. Возможно, его пугала и неизвестность относительно того, что будет с ним после отставки. Наконец, следует учитывать, что не было процедуры нормального ухода лидера партии на пенсию: Ленин и Сталин умерли, пребывая в должности; Хрущева сняли с поста. К тому же власть была для Брежнева явлением хорошо знакомым и «сладким», как отмечал его фотограф2783. Вероятно, его решимость, понимание того, что его здоровье больше не соответствует уровню задач, которые ему предстоит решать, укрепились после плохой весны и перед предстоящей в 1979 г. встречей в верхах, по сравнению с его состоянием в 1976 г., в год 70-летия, когда он как раз обрел некоторую форму. Когда Громыко и Андропов посетили Брежнева, он спросил, не лучше ли ему уйти в отставку2784. Это умозрительное заключение, но вполне возможно, что просьба Брежнева об отставке в 1976 г. была больше репетицией, произнесением вслух мыслей, к которым ему нужно было привыкнуть, в то время как повторная просьба в 1979 г. говорит об отчаянном понимании им того, что последние годы были такими плохими и дальше будет только хуже. Позже его телохранители, врачи и даже политические враги согласились в том, что Брежнев поступил бы правильно, уйдя в отставку в 1976 г.: в этом случае он остался бы в памяти человечества как великий человек, миротворец и визионер нового европейского порядка безопасности2785. Но вместо этого члены Политбюро предложили Брежневу сделку: ему надо работать всего лишь несколько часов в день, его рабочая неделя заканчивается в четверг и он может ехать отдыхать, его отпуск будет длиться пять месяцев, если только он остается в должности2786. В то же время они позаботятся обо всем и поспособствуют тому, чтобы в структуре власти ничего не изменилось.
Это и было той точкой, где стабильность превратилась в застой. Страх перед неизвестностью, перед личными и структурными последствиями в масштабе всего Союза, которые могли наступить в случае смены руководства, был сильнее понимания того, что Брежнев стал лишь тенью самого себя, а система срочно нуждается в свежем ветре2787. Верен был вывод немецкого посольства: Брежнев являлся «важной интеграционной фигурой», заменить которую сложно2788. Другими словами, Брежнев и его товарищи оказались вовлеченными в симбиотическое отношение, в котором они, на их взгляд, взаимно зависели друг от друга. Чтобы обеспечить собственный покой и свою личную власть, товарищи убедили Брежнева в том, что ему обязательно следует продолжать работать. Генсек почувствовал себя польщенным и воспринял эти уговоры как обращение к его партийной совести: «Если вы все так считаете, то я еще поработаю»2789.
По мнению Карена Брутенца, Брежнев, будучи продуктом и бенефициаром системы, стал ее жертвой: «Не только личные амбиции Леонида Ильича, удобно устроившегося на вершине власти, но и окружающая его команда (хочется сказать – камарилья), бесстыдно использовавшая в собственных интересах его маразматическое состояние, заставляли старика мучиться на высоком посту, лишая счастья спокойно доживать свой век благоустроенным пенсионером»2790. Действительно, Брежнев со своим сценарием власти, совместным написанием речей, ритуалами оценки и перестраховки создал структуру, которая не только не хотела никаких потрясений, но и функционировала без его активного участия. Каждый знал свою роль, каждый понимал, что надлежало делать, и совместное обретение консенсуса обеспечивало ситуацию, когда никто не пытался обмануть других, пока Брежнев в качестве гаранта этого порядка оставался в тени.
Он вел заседания Политбюро очень редко и не больше 20 минут; Суслов, Черненко или Кириленко попеременно заменяли его при ведении заседаний Секретариата2791. Если Брежнев принимал участие в заседаниях, это часто вызывало для других членов Политбюро трудности, так как генсек часто не понимал, о чем идет речь. Он читал свои подготовленные речи по бумажке и не реагировал на выступления других2792. Прием делегаций генсек передал Громыко и другим, для чествования в свой адрес оставлял в лучшем случае 30 минут. После 1976 г. товарищи так организовывали пленумы ЦК, что текст речи Брежнева раздавали и читали в перерыве вместо того, чтобы слушать его выступление, или другой член Политбюро зачитывал ту же речь.
Насколько хорошо работала система, обнаружилось на Декабрьском пленуме 1977 г., на котором Брежнев отсутствовал согласно «строгому указанию своих врачей», и было принято предложение Суслова поступать так, словно он входит в число участников пленума. Речь Брежнева была распределена, прочитана в порядке «самостоятельной работы», затем обсуждена как обычно, а на следующий день последовали дифирамбы в газетах2793. С апреля 1979 г. Брежнев всего лишь открывал пленумы, ведение которых передавал затем Суслову; сами же заседания начинались только в 11 вместо 10 час. утра, а во второй половине дня прерывались на три часа до 17 час. 30 мин.2794 Даже демонстрации 1 Мая и парады 7 ноября, когда-то четырехчасовые, были сокращены на полтора часа, чтобы уменьшить нагрузку Брежнева, который сам больше не мог подняться по лестнице на трибуну Мавзолея2795.
В то время как Брежнев в свои лучшие времена находился в пути, бывало, до девяти или десяти вечера, то после сокращения рабочего дня в 1976 г. он работал не более шести часов: в 8 час. 30 мин. садился на своей даче в машину, около 10 час. доезжал до Кремля, там обедал, затем спал полтора часа после обеда, стригся и снова покидал свой кабинет около 18 час.2796 Как сообщало в марте 1982 г. немецкое посольство, Брежнев работает ежедневно всего лишь два-три часа в первой половине дня, на большее у него нет сил2797; его врач Чазов доходит даже до утверждения, что Брежнев последние шесть лет вообще не работал2798. По достижении 65 лет ему были официально предоставлены не только два или более месяцев летнего отпуска, но еще и многонедельный зимний отпуск2799.
То, что казалось членам Политбюро приемлемым решением, вызывало за границей насмешку. Египетский президент Садат ругался, что с советскими лидерами нельзя вести политику, так как они сначала три месяца проводят в отпуске в Крыму и затем два месяца восстанавливаются; Хонеккер презрительно называл Генерального секретаря «генеральной развалиной»2800. Ярузельский рассказывал анекдот, широко известный в соцстранах Европы: во время парада на Красной площади снова имела место демонстрация силы – руководители партии и государства своими силами взобрались на трибуну2801.
Всегда, когда спрашивают, почему другие 15 членов Политбюро бездействовали, почему не приняли заявление Брежнева об отставке и не отправили его на пенсию, следует иметь в виду, что генсек был не единственным, кто был так стар, болен и слаб, большинство его товарищей были такими же старыми и больными людьми. Тихонов упал со ступенек во время визита в Польшу, Громыко «завалился» во время торжеств, третий партийный лидер заснул в туалете во время всесоюзного съезда, так что телохранителям пришлось ломать дверь, а Кириленко, долгое время считавшийся преемником Брежнева, страдал старческим маразмом. Бывало, что он разыскивал Брежнева, чтобы обсудить с ним что-то, но забывал, что именно2802. В соответствии с этим в записных книжках Брежнева встречаются многочисленные записи о том, что он навещал товарищей в больнице или говорил с Чазовым о их здоровье2803. С точки зрения Брежнева, дело могло обстоять даже так, что, хотя он сам и страдал бессонницей и наркотической зависимостью, но другие были действительно больны. Во время заседания Политбюро в январе 1977 г. он с тревогой констатировал, что присутствует только половина его состава: Громыко перенес инфаркт, Андропов болел уже два месяца, Мазуров только что выздоровел, но еще был нетрудоспособен, Подгорный снова заболел, грипп у Черненко вызвал воспаление легких, Капитонов только-только лег в больницу, а Соломенцев уже давно отсутствовал по болезни2804. Вот Черняев в отчаянии и отметил в 1980 г. в своем дневнике, что в поле зрения нет подходящего преемника для Брежнева: у Косыгина инфаркт (и он умер в конце года); Тихонова, заместителя и преемника генсека Черняев считал неспособным с моральной и ментальной точек зрения; в Черненко он видел марионетку Брежнева, которая с ним и исчезнет; кандидатура первого секретаря Ленинградского обкома Григория Романова не соберет необходимого количества голосов; Суслов слишком стар, Андропов тяжело болен и, будучи председателем КГБ, «неприменим»