ехи Хрущева во внутренней и внешней политике1030. Он удостоился негодующего крика заговорщиков. Ему угрожал прежде всего Каганович: «Ты вместе с ним дискредитируешь партию, мы тебя за Можай загоним, забыл, как в ПУРе сидел? Живо вернем обратно!»1031 Вслед за тем Брежнев, как утверждается, упал в обморок, был без сознания вынесен из зала и не принимал участия в дальнейших заседаниях Президиума1032. По словам кандидата в члены Президиума Н. А. Мухитдинова, который вечером обсуждал в кабинете Хрущева с Сусловым, Жуковым и Фурцевой, как спасти положение, Хрущев всерьез усомнился, было ли недомогание Брежнева настоящим: «Возмутительно повел себя Брежнев. Трусливый, беспринципный человек! Стоило Кагановичу резко выговорить ему, он тут же отошел от нас и вполне способен переметнуться к ним. Хорошо было бы выяснить, действительно ли он болен. Уверен, что симулирует, хочет остаться в стороне, спасти свою шкуру»1033.
Но во время бурного заседания Президиума на следующий день, когда в зал заседаний устремились члены ЦК, требуя созыва пленума, Хрущев получил сообщение от Брежнева, в котором тот выражал глубокое сожаление, что заболел именно в этот момент, что он безоговорочно поддерживает Хрущева, который должен оставаться Первым секретарем, а заговорщиков следует исключить из Президиума и строго покарать1034.
Тем самым Брежнев хотя и был полностью реабилитирован в глазах Хрущева, но в то же время стала заметной его неврастения, которая со временем стала бременем для Генерального секретаря Брежнева. Если в Молдавии и Казахстане у него возникали серьезные проблемы со здоровьем, потому что он работал на износ, то сейчас, очевидно, имело место значительное ухудшение физического состояния из-за нервного перенапряжения. Брежнев сказал семь лет спустя, что тогда он перенес инфаркт1035. Но на Пленуме ЦК 22– 29 июня, на который срочно прибыли 266 членов Центрального комитета и на котором уже рассматривалось не смещение Хрущева, а происходил разгром «антипартийной группы», Брежнев снова присутствовал и произнес пламенную обвинительную речь против заговорщиков. В ней он рассмотрел весь драматизм момента: «Приехал Георгий Константинович, я ему рассказал до входа в зал, что есть какой-то вопрос каверзный, который будет обсуждаться. Я говорю ему, на какой Вы стороне? На их стороне или нет? И в зависимости от этого будет решение. Мы сговорились стоять насмерть. Началось заседание… Мы заявили о том, что не согласны обсуждать этот вопрос на Президиуме, мы требуем Пленума, но наши нажимы не помогли»1036. Брежнев атаковал Маленкова, Молотова и Кагановича не только как приспешников начальников НКВД Ежова и Берии; после нападок Кагановича днем раньше он рассчитался лично с ним и за его происки на Украине, за умерщвление украинской партийной верхушки во время Большого террора и за его действия в Днепропетровске в голодные послевоенные годы: «Я должен вам, тов. Каганович, прямо сказать в глаза: что вы понимаете в селе? Вы вспомните, как вы приехали на Украину с яровой пшеницей и год третировали украинскую партийную организацию… Вы заставляли нас выводить озимую пшеницу, вы нас затравили, вы политические формулировки подводили под это… Мы, секретари обкомов, начиная с 15–20 каждого месяца, не могли появляться нигде. Мы звонили, шифровали, выпрашивали авансом… чтобы выпросить 100 граммов хлеба для рабочих»1037. С одной стороны, в этой ситуации было нетрудно выступать с большими обвинительными речами против террора, когда давно уже стало ясно, что победили сторонники Хрущева и речь шла разве только о форме наказания. С другой стороны, в речи Брежнева в полной мере дали себя знать ярость и отчаяние за 1937–1938 гг., а также 1947–1950 гг., когда он крикнул Кагановичу: «Вы, Каганович, вы были самым яростным организатором истребления партийных и беспартийных кадров. Вы написали дословно: “в месячный срок удалить с работы всех лиц, способных на диверсию”. (Шум, смех в зале.) Способных, значит всех. A как травили Постышева [расстрелянного в 1939 г. второго секретаря ЦК КП(б)У.], как вы его травили»1038.
Попытка путча и Июньский пленум имели серьезные последствия: заговорщики были исключены из Президиума, а Хрущев вышел из этой борьбы несомненным победителем1039. Брежнев стал, наряду с Фурцевой, Жуковым и другими, спасшими Хрущева, членом Президиума. В то же время эти события должны были превратиться в политическое наставление, которое не могло не отразиться в его действиях, когда он сам семь лет спустя свергал Хрущева. Брежнев уяснил, что недостаточно исключить участие непосвященных в заседание Президиума. Их всех еще необходимо убедить. Да и Пленум ЦК должен был, конечно, стоять на стороне заговорщиков. Правда, в 1957 г. Брежнев еще не думал об этом. Путч показал только, насколько неустойчивым было политическое положение в тот момент, как быстро могла измениться ситуация.
После своей страстной речи на пленуме Брежнев продолжал действовать на заседаниях Президиума как эхо Хрущева, большей частью начиная свои доклады словами о том, что он целиком и полностью поддерживает Хрущева и оценивает его речи как нечто замечательное1040. На пленумах ЦК он выступил до 1964 г. только один раз с большой речью, которая с точки зрения страстности, структуры и значения была очень похожа на выступление против Кагановича. Лишь через несколько месяцев после июньских событий маршал Жуков на Октябрьском пленуме был исключен из Президиума и ЦК и утратил пост министра обороны СССР. Двухдневный пленум предназначался только для сведения счетов с министром обороны, который еще в июне предлагал Хрущеву арестовать антипартийную группу, чтобы спасти его. Современники предполагают, что именно это показало Хрущеву силу и независимость Жукова. Под тем предлогом, что он вывел армию из-под руководства партии и установил свою диктатуру, с ним рассчитался сначала Президиум, а потом и пленум ЦК1041. Как на заседании Президиума, так и на пленуме Брежнев произнес страстную речь против «культа личности» Жукова1042. На этот раз он производил впечатление независимого, уверенного в себе и категоричного человека, как сообщал присутствовавший на пленуме Мухитдинов1043. Не ясно, правда, действительно ли Брежнев лично так презирал Жукова, как он это представил. Его, в отличие от Кагановича, не связывала с Жуковым общая история. Но он приводил примеры своих посещений войск, во время которых офицеры жаловались, какой жестокий режим установил Жуков в армии: «Почти все… говорили, что при такой атмосфере нет уверенности в завтрашнем дне, не знаешь – не то работать, не то [для лагеря] сухари сушить»1044.
Жуков якобы уволил из армии 50 % политработников, оскорблял офицеров и угрожал им за критику и самокритику предать суду; он заявил, что военные советы и политуправления должны быть упразднены1045. Брежнев возмутился: «Я верил Вам, всегда считал, что каждое наше обсуждение коллективно, направлено на выполнение решений XX съезда, что Вы всегда искренни, правдивы. Теперь я, конечно, отмежевываюсь от всего этого. Я не верю Вам»1046. Иными словами, Жуков был обвинен в стиле руководства, бравшем начало из сталинских времен, и теперь Хрущев воспользовался этим, чтобы покончить с потенциальным сильным соперником. Неоспоримо, что Брежневу был не по нраву такой стиль руководства, покоившийся на окриках, страхе и устрашении. Вопрос же о том, понимал ли он, что речь шла в меньшей степени об армии, а в большей о борьбе за власть в Президиуме, где он только играл свою роль, придется оставить без ответа.
Брежнев искренне находился на стороне Хрущева, когда он избавлялся от этих (предполагаемых) конкурентов или оппонентов. Так обстояло дело, когда 25 марта 1958 г. Булганин был смещен с поста Председателя Совета Министров, чтобы Хрущев мог взять на себя и руководство правительством, о чем Брежнев в Президиуме говорил: «Приход т. Хрущева на пост Предсовмина неизмеримо повысит авторитет Совмина. Во внешнюю политику вносит свою гениальность»1047. Так обстояло дело, и когда Хрущев устроил проработку в 1958 г. Ворошилову, а в 1959 г. А. И. Кириченко за опрометчивые высказывания или слишком независимую позицию, прежде чем оба были в 1960 г. изгнаны из Президиума1048. Мы не знаем мотивов Брежнева. Остается предполагать, что он действовал, движимый партийной дисциплиной, личной лояльностью к Хрущеву и твердой убежденностью в совей правоте. Во всяком случае, он как в высшей степени лояльный сподвижник успешно служил Хрущеву, который за это вознаградил его соответствующим образом: когда в начале 1958 г. при ЦК КПСС было создано бюро, в компетенции которого находилась Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика (РСФСР), его председателем формально стал Хрущев. Он, однако, сделал Брежнева своим заместителем и на практике передал ему руководство1049.
После 1956-го, года мятежа, и 1957-го, года путча, 1958 и 1959 гг. принесли стабилизацию политической ситуации. В Бюро ЦК по РСФСР Брежнев был ответствен за подбор кадров и политику в области промышленности и использовал это, чтобы расширить свои личные сетевые структуры или перевести их в Москву. Черненко он смог сразу же в 1956 г. перевести из Молдавии в Москву, в Отдел пропаганды ЦК. В 1958 г. он забрал оттуда и Трапезникова, которого как инструктора также смог устроить в Отделе пропаганды ЦК. В том же году он вызвал из Казахстана в Москву и своего личного ассистента Цуканова, который и здесь стал его «правой рукой»