1478. Брежнев неоднократно отмечал в своих ежедневниках, когда заказывал новый костюм или был на примерке в ателье индпошива, что с него сняли мерку1479. Игманд шил и для приближенных Брежнева: Щёлокова, министра внутренних дел и друга генсека, Чурбанова, зятя, а также одевал писателей и кинозвезд, но не других членов Политбюро1480.
Брежнев, однако, обращал на себя внимание не только тем, что носил хорошо сидящие на нем костюмы из более дорогих материалов, что отличало его от товарищей по Политбюро. Он всегда тщательно следил за стрижкой, лицом и просил парикмахера Толю приходить дважды в день. Утром и во второй половине дня, после обеденного отдыха, он просил причесать и постричь себя1481. Он часто отмечал это и в своей записной книжке: «11 апреля – понедельник – постригся – побрился – мыл голову – Толя»1482.
Брежнев был очень фотогеничен, как считал его личный фотограф Владимир Мусаэльян, встретившийся с генсеком в конце 1960-х гг. и вскоре включенный в его окружение1483. Ни у Сталина, ни у Хрущева не было собственных фотографов, которые сопровождали бы их постоянно. А Брежнев охотно позировал перед камерой. Он делал это уже во время войны, снимая сам себя немецким фотоаппаратом «Роллейфлекс». Если до 1964 г. фотографии были для него больше забавой и щегольством, то позднее, после знакомства с Мусаэльяном, он, по словам фотографа, искусно использовал их как часть своей политики1484. Чтобы получить хорошие снимки, Брежнев посещал с Мусаэльяном фотостудию1485. Когда в 1976 г. генсеку было присвоено звание маршала, он сразу же попросил сфотографировать себя в новой форме и особенно охотно дарил этот портрет своему окружению и руководителям братских стран1486. Во время визита на Кубу в 1974 г. Брежнев подарил Фиделю свою фотографию на Параде Победы 24 июня 1945 г. в парадной форме1487.
Но привлекательная внешность сама по себе и как его оружие в политике приносила Брежневу все меньшее удовольствие и все более становилась причиной плохого настроения, по мере того как он старел, слабел и чем больше толстел. Долгие годы он строго следил за своей фигурой и с трудом мирился с увеличением веса. Навязчивая идея Брежнева оставаться в одной весовой категории угадывается в записях вроде той, которая относится к августу 1977 г.: «Вес до завтрака 85,5. Вес после з. 85,5. После плавания 2 часа в бассейне 85.150» или: «85,8. Голый 85,7» 1488. Если генсек сохранял или даже сбрасывал вес, то весь день пребывал в превосходном настроении. Наоборот, в случае увеличения веса день для советского лидера был испорчен, его настроение, по свидетельству охранника Медведева, надолго омрачалось1489.
Действительно, на его фотографиях последних лет жизни трудно разглядеть в седом, одутловатом и рыхлом старике прежнего молодого рослого красавца. Осознание этого, наверное, было болезненным для Брежнева. Так как он превратил свой внешний вид в отличительный признак, благодаря которому оказывался непохож на своих товарищей и уподоблялся человеку из западного мира, это его особенно печалило. С возрастом генсек стал выглядеть как любой старый аппаратчик из его окружения. Он вернулся в их скучное общество.
Брежнев использовал три «сцены», на которых демонстрировал себя. На политической сцене благодаря умению располагать к себе людей с помощью дружелюбного отношения и постоянству он добился доверия. С помощью интуиции он позиционировал себя как альтернативу Сталину и Хрущеву, политика, которого никто не должен бояться. Он восстановил достоинство и неприкосновенность старых партийных ритуалов, показал себя человеком, уважительно относившимся ко всем товарищам и заботившимся обо всех, хотя он их и смещал. Брежнев понимал, что речь шла не о политическом содержании, а форме осуществления политики, об отношении друг к другу и о простых вещах вроде порядочности. Козырь лидера и, в конце концов, триумф заключался, так сказать, в «навыках межличностного общения», которыми он владел как никто другой. Во-вторых, он убедил своих товарищей не только на сознательном когнитивном, но и на бессознательном эмоциональном уровне, что он – «свой парень», которого не стоит бояться. Дело заключалось не только в том, что члены Политбюро просто очень хорошо понимали друг друга, что они постоянно встречались и в свободное время. Важнейшее значение имело и частное, неформальное обращение друг к другу с использованием прозвищ, чтобы позволило после сталинского террора и унижений, испытанных при Хрущеве, восстановить экзистенциально разрушенное доверие и снова миру стать безопасным и надежным. Интересно, что Брежнев, на политическом уровне перформативно установивший доверие, а на частном – создавший обстановку семейственности, на третьем уровне, мужских сообществ, распространил совсем другой месседж. На первых двух аренах он делал все для того, чтобы его воспринимали как одного из многих, ну, может быть, в качестве рупора коллектива или доброго попечителя, чье внимание было всецело направлено на благо группы. Но на гендерном уровне он откровенно позиционировал себя как вожака, превосходившего товарищей во всем – стрельбе, вождении автомобиля, успехах у женщин, привлекательной внешности. Это была, очевидно, запасная арена для притязаний Брежнева на безусловное лидерство. Здесь он мог безопасно показывать свое превосходство, так как его хобби и страсти были деполитизированными и поэтому ни у кого не вызывали тревогу. Они находились за свойственным его товарищам по Политбюро политическим порогом восприятия. Однако эти сумасбродства, как представляется, на подсознательном уровне предостерегали товарищей: не забывайте, кто сильнее всех в этом сообществе. По меньшей мере Брежнев мог таким способом наслаждаться исключительностью своего иерархического положения, хотя в остальном он пытался по возможности нивелировать его. Таким образом, Брежнев избрал двойной сценарий власти: «доверие и попечительство» как официальный девиз и «быстрые автомобили и красивые женщины» в ситуациях, когда на первый план выходили мужские сообщества.
Фото 21. Л. И. Брежнев на заводе по производству пепси-колы в Новороссийске, 1974
Глава 6Живи и давай жить другим, или «Все должны иметь возможность спокойно жить и работать»
На фотографии Брежнев на заводе по производству пепси-колы (Новороссийск, 1974), видно, что он в хорошем настроении. Он склонился над конвейером с полными бутылками пепси и шутит с молодой работницей. Таким образом, снимок отражает многие направления общественно-политического развития, которые Брежнев символизировал или по меньшей мере хотел символизировать. На первом месте находилось обеспечение населения продовольствием и другими товарами широкого потребления на достаточном уровне. Но представление Брежнева заключалось, очевидно, не только в том, чтобы советский народ поел досыта, он должен был при этом иметь возможность ощутить вкусы Запада и насладиться ими. В рамках экономических соглашений, подписанных в 1972 г. в Москве, Брежнев и президент США Ричард Никсон договорились, что в США будет производиться водка «Столичная», а в Советском Союзе – пепси-кола, для чего и построен завод в Новороссийске. Пепси символизировала не только благосостояние и западный стиль жизни, но и компромисс с США, а также открытость по отношению к американской культуре. Брежнев хотел быть партийным лидером, давшим эти блага советским людям, при этом доступным и всегда склонным к шутке или флирту.
И тем не менее вокруг вопроса о том, осуществлял ли Брежнев политическую программу действий или только обладал идеей о том, чего хотел достичь на посту Генерального секретаря, много спорят до сих. Согласно все еще преобладающему мнению, недавно высказанному Леонидом Млечиным, программы у Брежнева не было1490. Однако окружение Брежнева уверяет, что он имел цель, и очень простую: все советские люди должны жить лучше и не испытывать больше страха перед войной1491. Сразу же после прихода к власти он, как утверждается, сказал Косыгину, что главная задача заключается теперь в том, чтобы гарантировать всем жизнь, свободную от проблем: «При Сталине люди боялись репрессий, при Хрущеве – реорганизаций и перестановок. Народ не был уверен в завтрашнем дне. Поэтому советский народ должен получить в дальнейшем спокойную жизнь для плодотворной работы»1492.
Следовательно, у Брежнева не было эпохальных, грандиозных планов, как у Сталина с его культурной революцией и форсированной индустриализацией в 1930-е гг. или Хрущева, начавшего проводить политику открытости общества и осуществившего поворот к повседневным нуждам населения. Брежнев хотел продолжить линию Хрущева: строить еще больше квартир, повышать пенсии и зарплаты и заботиться о повышении уровня жизни простых советских людей. Его девиз вполне мог бы звучать: «Мы не будем делать все по-другому, но многое будем делать лучше». Если анализировать внутреннюю политику Брежнева как часть сценария власти, то он был нацелен на то, чтобы стать тем, кто принес ЦК безопасность, а народу рост благосостояния. Такая его политика была продолжением агитации за доверие, будто советский лидер хотел сказать: «Вам нечего бояться, при мне вам будет еще лучше, чем при Хрущеве».