2059. Однако Брежнев не предпринимал ничего, что не согласовал бы ранее с Политбюро. Встреча членов Варшавского договора в Дрездене 23 марта 1968 г. также была уступкой «коллективной воле» руководителей братских партий, обеспокоенных развитием событий в Чехословакии. И все-таки Брежнев подчеркивал, чтобы успокоить Дубчека, что это «откровенный обмен мнениями»2060. Брежневу приходилось как угождать руководителям других братских партий, так и обхаживать Дубчека: «Мы просим товарища Дубчека и всю делегацию правильно понять нас. Мы говорим об этом как честные друзья, как честные братья, которые по-дружески связаны с Вами на прочной основе в политическом и экономическом отношении… Мы хотели бы оказать Вам нашу братскую, товарищескую помощь, и мы просим Вас рассматривать с этой точки зрения все наши высказывания, мнения нашего Политбюро»2061.
Брежнев избегал обвинять Дубчека в контрреволюции, лишь ставя ему в упрек, что он «предоставляет свободу контрреволюционерам»2062. Он все еще видел в Дубчеке воплощение надежды: «У нас полномочия от нашего Политбюро передать вам, присутствующим здесь, надежду на то, что вы во главе с Дубчеком сумеете изменить ход событий и воспрепятствовать очень опасному развитию ситуации»2063.
Брежневу приходилось обходиться насколько возможно дипломатичнее как с группой пяти, так и с Дубчеком. Но при этом он чувствовал себя также обязанным обеспечить поддержку своим методам как коллективной воле КПСС. В период Пражской весны ЦК КПСС заседал дважды, чтобы подтвердить взятый курс в качестве линии партии. Письма, которые Брежнев посылал Дубчеку, он также составлял вместе с другими членами Политбюро2064. Советский посол в Праге С. Червоненко рассказывает: «Мы садились за стол в один ряд, а Брежнев против нас. Чтобы придать больше доверительности, решили не на машинке писать письмо Дубчеку, Брежнев садился и писал своей рукой. Мы обсуждали все фразы вместе, и он пишет “Александр” или “Саша”, или “дорогой Александр Степанович” – так выводил слова Брежнев под диктовку членов Политбюро»2065.
Знаменитым стало так называемое «Ночное письмо» от 11 апреля 1968 г.: «Дорогой Александр Степанович! Уже поздняя ночь, но я еще не сплю. Вероятно, я еще долго не смогу уснуть… Теперь я охотно поговорил бы с Вами по телефону и спросил у Вас совета, но для телефонного звонка слишком поздно. Я хотел бы письменно изложить мои мысли, не слишком размышляя о правильных формулировках»2066. Брежнев недвусмысленно обращался к доверию, которое он вложил в душу Дубчека: «Наше совместное доверие было всегда непоколебимым. Оно все еще сильно, и я думаю, что, в конце концов, никто не сможет разрушить его или причинить невосполнимый ущерб дружбе наших народов… Судьба Вашей партии и Вашего государства теперь прямо зависят от Ваших действий и Вашей личной ответственности»2067.
В своих усилиях по поиску решения Брежнев не остановился на письмах. Так как чехословацким товарищам пришлось расплачиваться за вызов в Дрезден, Брежнев попытался договориться о следующей двусторонней встрече в Москве 4–5 мая. Он снова уверял, что не хочет вмешиваться, что речь идет о добрых советах, но в Москве очень встревожены тем, что чехословацкое партийное руководство предоставило свободу «врагам партии»2068. Правда, Брежнев впервые напомнил о том, что внутриполитические дела касаются не только одной Чехословакии: «Товарищи, вы знаете, что КПСС представляет принцип полной независимости всех братских партий и государств. Но не каждый вопрос можно рассматривать как чисто внутриполитический»2069.
Политбюро поддерживало Брежнева в его мнении, что положение в Праге – кадровый вопрос. В соответствии с теорией следовало только понять, кто в КПЧ представлял «здоровые», а кто «контрреволюционные» силы, последних следовало удалить, первым же помочь утвердиться. Так поступали в 1956 г. в Венгрии, так поступили бы снова. Только для Брежнева и его товарищей долгое время оставалось неясно, кто относится ко «второму центру», то есть контрреволюции2070. На заседании Политбюро 6 мая 1968 г. Брежнев первый раз дал понять, что его доверие к Дубчеку поколеблено: «Когда вспоминаешь все этапы наших отношений после первой беседы с т. Дубчеком, в частности мои беседы в Праге, и последующие беседы, то создается впечатление, что он намеренно говорит одно, а делает абсолютно другое, хотя и говорит он вихляя, не конкретно»2071. После того как 8 мая Брежнев снова совещался в Москве с группой пяти, он не только санкционировал маневры в ЧССР, которые внес в свою записную книжку под названием «Операция “Опухоль”»2072, но и начал вместе с другими членами Политбюро подбирать кандидатуру на место Дубчека.
Сначала Политбюро послало в Прагу Косыгина, чтобы выяснить, можно ли еще полагаться на Дубчека2073. Брежнев отметил в своих записях: «Говорил с тов. Косыгиным, 22 и 22-го рекомендовал пить воду – это значит задержаться»2074. Косыгин сообщал Политбюро 27 мая, что обстановка совершенно иная, нежели оценивали они: соображения о «здоровом ядре» утратили актуальность, так как реформаторов Дубчека, Олдржиха Черника и Йозефа Смрковского в действительности едва можно было отличить от «здорового ядра» в составе Драгомира Кольдера, Василя Биляка и Любомира Штроугала. Но так как в настоящее время никто в стране не пользовался большим авторитетоом, чем Дубчек, Черник и Свобода, Москве придется и впредь делать ставку на эти кадры2075. Чтобы поддерживать контакт со «здоровым ядром» и не упустить правильный момент для кадровых перемен, Политбюро поручило первому секретарю ЦК Компартии Украины Шелесту поддерживать связь с Биляком по телефону и с помощью конспиративных встреч на Украине2076.
Нараставшее недоверие привело к тому, что и Брежнев все чаще обращался к Дубчеку и Президиуму КПЧ как к третьим лицам, представителям другого государства и потенциальным контрагентам, а не как к друзьям и боевым товарищам. Непринужденный тон Брежнева, свойственный внутрипартийным контактам, превращался в прохладную интонацию внешнеполитического диалога. Это ясно проявилось в «Варшавском письме», которое группа пяти составила 14–15 июля во время следующей встречи в Варшаве. Чехословакия в ней не участвовала2077. Под впечатлением манифеста «Две тысячи слов» от 27 июня2078, который группа пяти характеризовала как «открытый призыв к открытой борьбе против партии коммунистов, против конституционной власти, призыв к анархии и беспорядкам»2079, в «Варшавском письме» отсутствовала какая бы то ни было товарищеская приветливость2080: «На нас, коммунистах, лежит ответственность перед народами и историей за то, чтобы достигнутые революционные завоевания не были утрачены»2081. Адресатом был не товарищ, с которым бок о бок ведут борьбу, а страна, оказавшаяся на перепутье: «Сегодня вопрос стоит так: быть или не быть Чехословакии социалистической?»2082 Вместо того чтобы дать дружеские советы, группа пяти выдвинула ясные требования: ликвидировать все политические партии и клубы, снова взять под контроль средства массовой информации, провести чистку партийных рядов2083. Брежнев счел необходимым, чтобы ЦК санкционировал также этот более жесткий подход и новый тон. Он созвал пленум на 17 июля так внезапно, что отсутствовали 50 членов ЦК2084. ЦК одобрил курс, и Брежнев заявил: «И прежде чем мы примем крайние меры, мы вместе с братскими партиями используем все политические средства, чтобы помочь братской Коммунистической партии Чехословакии и чехословацкому народу сохранить и защитить социалистические завоевания в Чехословакии»2085.
Развитие событий, в ходе которых к чехословацким товарищам больше не обращались как к «части семьи», а воспринимали контрагентами, обрело кульминацию на встрече в Чиерне-над-Тисой в конце июля 1968 г. Кажется, что весь порядок действий взят из учебника внешней политики. Едва ли хотя бы что-то напоминало о расширенном съезде партии. В словацком городе состоялась необычная встреча на высшем уровне, ведь ни в истории партии, ни в истории дипломатии еще не встречались два политбюро или президиума в полном составе2086. Встреча состоялась по настоятельному требованию Брежнева, поддержанному Косыгиным. Брежнев хотел во чтобы то ни стало избежать «крайних мер» и дать своему протеже Дубчеку последний шанс2087. Андропов и другие члены Политбюро ох