оглянулся, увидел корзину с яйцами, вернулся, влез на косогор, снова спрыгнул вниз и теперь уже попал прямо в корзину.
На просмотре эти сцены вызывали у всех смех. <…>
Так, с шутками в ожидании солнца, со спорами о новых трюках незаметно прошло лето…»
Никулин, вероятно, запамятовал — картину снимали не летом, а осенью, а закончили работу в первый день зимы, о чем он сам же пишет дальше:
«В финале съемок долго не удавалось снять наш последний проход с тележкой. Целый день ждали солнца. К концу съемочного дня оно ненадолго появилось. Ровно настолько, чтобы дать нам возможность снять короткий последний план. Только Гайдай скомандовал: «Стоп!», только осветители начали свертывать кабель, как вдруг небо потемнело и крупными хлопьями повалил снег. Всё вокруг нас побелело: трава, дорога, деревья. А снег всё шел и шел. Мы, зачарованные, смотрели на побелевший лес. Вдруг Гайдай, схватившись за голову, воскликнул:
— Боже мой! Вот же! Придумал отличный финал! Представляете, Балбес сидит в тачке, и у него в зубах палка, так же как у собаки динамит.
Но снять этого мы уже не могли.
Съемки закончились по плану, и теперь требовалось как можно скорее смонтировать картину, сдать ее руководству студии.
Наступила зима. Я продолжал работать в цирке и время от времени звонил Гайдаю в монтажную.
— Режу, — говорил он, — режу. Так жалко, иногда до слез, но всё-таки режу. Вырезал уже эпизод со стадом.
Я ахал. Как же так — прекрасная сцена, а ее вырезают. Но режиссер вырезал еще и сцену, где мы прыгаем мимо корзины с яйцами. Гайдай понимал — фильм должен смотреться на одном дыхании. Картина получилась короткой — девять минут сорок секунд, — поэтому ее отлично смотрят и воспринимают.
Фильм приобрели все страны. Только Япония почему-то отказалась. После выхода «Пса Барбоса» на экраны Леонид Гайдай стал признанным комедийным режиссером. Прошло несколько лет. Гастролируя в одной из зарубежных стран, мы попали на прием в советское посольство. После приема посол, взяв меня под руку, привел к себе в кабинет.
— Сейчас что-то покажу, — сказал он, открыл сейф и вытащил оттуда коробку с пленкой.
Я решил, что мне покажут особо интересную хронику.
— Это ваш «Пес Барбос», — говорит посол. — Держу его в сейфе, чтобы подольше сохранился. По праздникам мы смотрим его всем посольством. А главное, «Пса Барбоса» мы показываем иностранцам перед началом деловых переговоров. Они хохочут, и после этого с ними легче договориться»{62}.
Картина «Пес Барбос и необычный кросс» по сей день кажется необычайно насыщенной, ибо там действительно до мелочей продуман каждый кадр. В одном из поздних интервью Юрий Никулин вспоминал, что эту десятиминутку снимали не просто на протяжении месяца, а именно по шесть дней в неделю — и всё это время актерам ежедневно (кроме воскресений) приходилось совершать «необычный кросс». Но с Гайдаем и нельзя было по-другому работать. Кто не желал выкладываться на все сто, тот у него не снимался.
Именно поэтому подробный пересказ «Пса Барбоса…» наверняка займет больше времени, чем продолжительность самого фильма. Слишком много там всего происходит. Другой режиссер легко бы сделал на этом материале получасовую ленту, не показав ничего сверх того, что есть у Гайдая. Но Леонид Иович — необычайно щедрый талант, он не скупился рассыпать по пространству своих фильмов бесценные находки и при этом укладываться в минимально возможное количество кадров. Так он будет работать и над всеми своими полнометражными комедиями, но основы этого радикального подхода были заложены именно «Псом Барбосом…».
После сорокасекундных титров на экране впервые появляется главная троица советской комедии. По прекрасной осенней поляне энергично шагают Балбес с тачкой, Трус с удочками и Бывалый с сачком и палкой, которую он беспрерывно кидает исполнительному псу Барбосу. Выглядит троица, конечно, бесподобно: мордоворот в кепке и рубахе навыпуск, вечно чем-то удивленный малый в тюбетейке и спортивном костюме плюс непонятно как затесавшийся в эту компанию «полуинтеллигент» в шляпе, пиджаке и даже при галстуке.
Первый гэг в картине: Трус ест рябину с куста и морщится — Балбес проделывает то же самое и расплывается в довольной улыбке. Затем троица мешает старому рыболову, минует его и разжигает костер в спокойном безлюдном месте. Тут уж неотвратима тема выпивки — и мы становимся свидетелями первого сюрреалистического гэга в творчестве Гайдая: Балбес протягивает в сторону правую руку — в ней, как по волшебству, возникает бутылка молока; он ее отбрасывает — и в руке точно таким же образом появляется бутылка водки. Балбес вновь расплывается в привычной нам довольной ухмылке.
Вскоре уже вторая бутылка падает рядом с собакой, которая сердито смотрит на хозяев, не угостивших ее шашлыком.
Не обращая внимания на облизывающегося Барбоса, троица привязывает к палке динамит. Но тут вдали показывается катер рыбнадзора. Когда катер проезжает мимо, наши герои уже сидят на берегу с удочками и заискивающе приподнимают перед работником надзора головные уборы. Тот пренебрежительно козыряет им.
Затем Бывалый всё-таки забрасывает в реку палку с динамитом, после чего происходит кульминация фильма. Стремительный наплыв камеры — и мы видим, что из воды выскакивает Барбос с динамитом в зубах. Каждый из героев при виде этой картины приходит в шок, но выражается он по-разному: Бывалый чуть не проглатывает горящую сигарету; Балбес по привычке улыбается, но тут же осекается с глупейшим видом; у Труса приподнимается шляпа, он закатывает глаза и практически падает в обморок. Всё это происходит ровно в середине картины — вторая ее половина будет посвящена погоне.
Музыка Никиты Богословского стремительно начинает приобретать черты галопа — и троица устремляется подальше от берега и от Барбоса с динамитом в зубах. А тот, естественно, бросается за хозяевами, не выпуская палку из пасти.
Тут начинается череда чисто мультипликационных гэгов. Сначала Трус, как заправский спортсмен, обгоняет всех. Потом вся троица падает друг за другом, как по линейке. Потом они пролезают через три сросшихся дерева, и даже Бывалый кое-как протискивается между стволами, вместо того чтоб обойти их.
Герои перебегают мост через речку — Трус останавливается попить водички. На пути троицы возник шалаш — и в этой сценке снова отличился Трус: вбежав туда в штанах, он в ту же секунду выбежал уже в длиннющих смешных трусах.
Герои прыгают в яму — собака за ними. Обратная съемка: все трое выскакивают из ямы задом наперед. Дальше идет бег с препятствиями, первое из коих — горка, на которую надо вскочить. Балбес никак не может туда забраться, но в конце концов подталкивает сам себя снизу — запрыгивает-таки, прямо как барон Мюнхгаузен, вытаскивающий себя за волосы из болота.
Бывалый натыкается на березу — та переламывается и падает. Троица прыгает через поваленные деревья. Балбес после того и на ровном месте никак не может остановиться, продолжая подпрыгивать.
В какой-то момент собака обгоняет хозяев — и выскакивает прямо перед их лицами. Те столбенеют на секунду, а затем, не разворачиваясь (всё та же обратная съемка), семенят обратно, снова перепрыгивая через деревья, но уже спиной вперед.
В какой-то момент все трое одновременно останавливаются, оглядываются назад и синхронно замирают на секунду. Очень комичный — и опять-таки совершенно мультипликационный — кадр.
Продолжаются чудеса монтажа: троица начинает спуск с высокой покатой горы, а через секунду герои уже далеко внизу — на поле, где пасется стадо. (Это единственный кадр со стадом, оставшийся в фильме.)
Наконец, завершение пространной кульминации: троица подбегает к дереву. Бывалый и Трус методом обратной съемки запрыгивают на неправдоподобную высоту, Балбесу подобное не удается. Барбос тоже подбегает к дереву, выпускает из зубов палку со всё еще дымящимся динамитом и задом наперед скрывается в яме, как солдат, который только что кинул гранату под гусеницы вражеского танка, ныряет в окоп.
Чудовищный взрыв. Последствия взрыва сокрушительны. Бывалый повис на высоком суку в такой позе, словно он, падая, застрял между стволом и толстой веткой. Трус, конечно, упал; его ботинки дымятся, он держится за сердце, но прежде, чем потерять сознание, он успевает понюхать цветочек. А от бедного Балбеса остались только тюбетейка, порванная туфля и узкая яма, из которой валит дым. Барбос подбегает к этой яме и пытается разрыть ее лапой.
Последняя сцена. Звучит практически траурная музыка. Бывалый с величественно-мрачным, очень серьезным лицом медленно вышагивает, толкая сзади тачку. Ошалевший Трус тянет тачку спереди за веревку. А на самой тачке сидит связанный и дико веселящийся Балбес с сигаретой в зубах — видимо, он повредился в уме. Рядом, разумеется, бежит и Барбос, но палку ему уже никто не кидает.
В последнем кадре произносятся единственные слова в этом фильме. Конечно, эту важную функцию режиссер доверил именно Барбосу. «Вот так, всё!» — вылаивает пес не чьим иным, как именно гайдаевским голосом. Конец грандиозной одночастевки.
В альманахе «Совершенно серьезно» у «Пса Барбоса…» просто не было конкурентов. Неплохую вещь снял Рязанов — его кинофельетоном «Как создавался Робинзон» (по одноименному рассказу Ильфа и Петрова) открывается альманах; но это традиционная советская комедия. Гайдай же сделал нечто небывалое — в звуковом отечественном кино что-то подобное проскальзывало разве только в довоенных «Веселых ребятах» Александрова.
Премьера фильма «Совершенно серьезно» состоялась 18 сентября 1961 года. Но «Пес Барбос…» еще до этого успел стать буквально культовой короткометражкой. В июле того же года открылся Второй Московский международный кинофестиваль. «Пес Барбос…» не входил в конкурсную программу, но в день закрытия был продемонстрирован всем участникам и зрителям, включая почетных зарубежных гостей. После триумфа на родине «Пес Барбос…» получил почетный диплом на Международном кинофестивале в Сан-Франциско, а также приз на фестивале в Лондоне. В результате более сотни стр