В записке Квасников предлагал ГКО вплотную заняться вопросом создания отечественного атомного оружия. Практически в подготовленном предложении он предвосхитил появление в воюющей стране знаменитой атомной Лаборатории № 2 АН СССР (сегодня это Институт атомной энергии имени И.В. Курчатова).
Вот что предлагал разведчик-ученый Квасников: «Проработать вопрос о создании научно-совещательного органа при ГКО СССР из авторитетных лиц для координации, изучения направления работ всех ученых, научно-исследовательских организаций СССР, занимающихся вопросами атомной энергии урана. Обеспечить секретное ознакомление с материалами разведки по урану узкого круга лиц из числа видных ученых и специалистов для оценки разведывательной информации и соответствующего ее использования».
Лето 1942 года. Из Штатов стали поступать сведения из-за «стены секретности». Ученый-атомщик инициативно вышел на «Амторг», американо-советскую торговую организацию, и передал сверхсекретные сведения о характере начальных разработок в Америке «супероружия». В это же время информацию «по теме» получил молодой разведчик Александр Феклисов, но уже от источника по линии НТР. Тем же летом советский инженер-химик из закупочной комиссии при «Амторге» свел наших разведчиков с руководителем группы советских инженеров, возводивших опытную пилотную установку для выработки урана-235, на котором отрабатывалась практическая технология.
Октябрь 1942 года. Соединив в одну три группы сведений — письма физика Флёрова, материалы лондонской резидентуры и математические расчеты германского офицера, Берия направился с докладом к Сталину.
Ноябрь 1942 года. В канун Сталинградской битвы у Сталина с участием академиков Иоффе, Семенова, Хлопина, Капицы было принято решение о создании центра руководства исследованиями и экспериментальной деятельности — Лаборатории № 2.
Справка о… совпадении?! Любопытен такой факт: военная операция по контрнаступлению под Сталинградом и проект по созданию в СССР атомного оружия имели одно и то же кодовое название — операция «Уран».
Совпадение? Едва ли… Ведь незадолго до начала Сталинградской битвы академики В.И. Вернадский и А.Ф. Иоффе смогли окончательно убедить советское руководство в реальности создания отечественной атомной бомбы (замысел, технические решение, экономические возможности). Правда, у Сталина к этому времени на столе были донесения советских разведчиков о работах над атомным оружием в Англии, США и Третьем рейхе.
И получается, что операция «Уран» под Сталинградом оказалась осмысленным прологом к атомному проекту «Уран». И еще один фактор: Сталинград сыграл в появлении отечественного атомного оружия реальную судьбоносную роль, ибо победа на фронте обуславливалась экономической победой в тылу.
Дело в том, что возросшая мощь военной промышленности позволила 19 ноября 1942 года (этот день стал Днем артиллерии, как говорили тогда — «сталинской») задействовать в первые дни наступления 15 000 орудий, которые в кратчайший срок обрушили на фашистские войска 15 000 тонн взрывчатого вещества (как выяснилось потом, это было по общей мощности больше, чем атомная бомба над Хиросимой).
.. В ученой среде создателей атомной бомбы бытует то ли миф, то ли правда о том, что именно этот аргумент — мощность артиллерийских залпов при начале сражения в сравнении с атомной бомбой оказался последним аргументом в принятии Сталиным нужного решения.
Март 1943 года. Лаборатория № 2 заработала…
А в Германии? Поражение технической мощи рейха в трех направлениях — провал «блицкрига», разгром вермахта в битве за Москву и катастрофа под Сталинградом — привело к логически оправданному факту: Гитлер запретил работы по созданию собственного «оружия возмездия», столь велики были потери, особенно в последнем Сталинградском сражении. Ибо средств и времени на создание «оружия возмездия» в Третьем рейхе не было.
Совершенно секретные материалы, полученные из Англии агентурным путем, и приложенная к ним записка руководителя НТР сыграли свою роль при выборе Сталиным решения — начинать или не начинать в Союзе работы по созданию отечественного атомного оружия.
По рекомендации академика Иоффе и президента АН СССР Вернадского программу возглавил академик Курчатов. По линии разведки ответственным за обеспечение секретности работы с агентурными материалами и реализации разведсведений стал Квасников (прим.: идеолог НТР двадцать лет был куратором лично Курчатова и всего нескольких «допущенных»).
С началом активной работы Лаборатории № 2 информация от НТР (Квасников — Курчатову) оценивалась высоко. Руководитель советского проекта «Уран» Игорь Васильевич Курчатов с первых дней признавал, сколь полезны данные разведки — актуальные, документальные, секретные: «…указывают на технические возможности решения всей проблемы значительно в более короткие сроки, чем думают наши ученые, не знакомые с ходом работ по этой проблеме за границей».
Другие ученые, имеющие доступ к материалам разведки, отмечали: «вклад разведки неоспорим, многих тупиков и ошибок удалось избежать…» Такого же мнения придерживался академик А.Ф. Иоффе: «…получаемая нами информация всегда оказывалась точной и большей частью всегда полной, наличие такой информации на много месяцев сокращает объем нашей работы и облегчает выбор направлений, освобождает от длительных поисков. Я не встречал пока ни одного ложного указания…»
Середина 1943 года. В связи с расширением круга работы разведки госбезопасности ГКО принимает решение отвести ей роль главной организации по разведыванию проблемы создания атомного оружия в стране. И военную разведку обязали передать в НКГБ агентуру, работающую по операции «Энормоз».
Информация стала поступать к руководителю операции «Уран» потоком…
«Момент истины» — историческая заслуга идеолога НТР.Быстрый рост объема информации по атомной проблеме, поступавшей от резидентур НКГБ в Лондоне, Нью-Йорке, Вашингтоне, Сан-Франциско, Мехико и Оттавы (резиденты А. Горский, В. Зарубин, А. Василенко, В. Павловский) и от военных коллег, побудил сделать добывание «атомных секретов» одной из приоритетных задач и НТР, и разведки, и всей госбезопасности.
Так, благодаря проницательности идеолога и стратега НРТ Леонида Романовича Квасникова еще до начала мировой войны, его непоколебимой вере в свою правоту и настойчивости, советская сторона стала стремительно ускорять работу по созданию отечественного атомного оружия. Стране было трудно, очень трудно — впереди еще было более двух лет войны, а это — Курская битва, операция «Багратион», взятие Берлина. Все производственные мощности работали на Красную Армию… И как тут не вспомнить изречение Аристотеля: «Целесообразность — это сила, которая превращает возможность в действительность». Оно может служить эпиграфом к «атомному подвигу» советских ученых, специалистов, разведчиков и всех тех, кто на разных уровнях государственной структуры решал ЭТУ судьбоносную для страны задачу… со взглядом в будущее!
С февраля 1944 года работой ценного агента Клауса Фукса в США руководили: разведчик Семен Семенов («Твен»), Анатолий Яцков («Джони»), Александр Феклисов («Калистрат»). Материалы поступали к ним через агента-связника.
Апрель 1945 года. Клаус Фукс «передал детальный доклад, который специально подготовил в Лос-Аламосе, имея доступ ко всем соответствующим документам и проверяя на месте правильность проведенных им расчетов и формул. Этот второй доклад содержал полное физико-математическое описание плутониевой бомбы, которую предполагалось создать… Он передал… чертежи бомбы, ее отдельных компонентов и сообщил важные параметры…».
В Центре об информации Фукса говорилось так: «полученные материалы очень ценные и позволяют сэкономить 200–250 млн рублей и сократить сроки освоения проблемы».
Клаус Фукс передал советской стороне не только результаты НИР, но и подробные сведения по практическому созданию урановой и плутониевой бомбы. По оценке американских ученых, «информация Фукса помогла СССР сократить сроки создания атомного оружия с десяти до трех лет и опередить Штаты в появлении в Советской России водородного оружия…».
Итак, подвиг… В чем еще? Разведывательный подвиг единомышленников в работе по операции «Энормоз» состоит в том, что идеолог НТР оказался провидцем в «триаде»: в акцентировании внимания на нужной теме, в нужном месте ее поиска и в нужное время, рассчитанное на упреждение.
Прошло долгих четыре года с момента инициативы НТР в необходимости сбора «атомной информации». По месту ее появления она немедленно была воспринята в лондонской резидентуре (Горский и Барковский). А по времени — «подсказана» ценными агентами (Маклином и Кернкроссом). После первой, второй и третьей информации «по теме», полученной в Центре, усилия Квасникова, разведчиков и агентов получили одобрение правительства.
Так страна встала на рельсы создания отечественного атомного оружия, а фактически, на путь появления в стране атомной промышленности.
6, 9 августа 1945 года. Следующим этапом в создании отечественной атомной бомбы (понимай атомной промышленности) стало уничтожение японских городов Хиросимы и Нагасаки американскими атомными бомбами. Этот трагический факт потребовал перевода всех работ Лаборатории № 2 на более высокий уровень организации.
В связи с этим по рекомендации (снова упреждающей) руководителя отделения НТР Леонида Квасникова начальник разведки госбезопасности Павел Фитин указывал в рапорте на имя наркома НКГБ Лаврентия Берии: «Практическое применение американской атомной бомбы… открывает новую эпоху в науке и технике и, несомненно, повлечет за собой быстрое развитие всей проблемы „Энормоз“… Все это ставит „Энормоз“ на ведущее место в нашей разведывательной работе и требует неотложных мероприятий по усилению технической разведки».