Она готова была признать, что дура. Конечно, ребенок должен быть умнее собственной матери, особенно если это мальчик. Ей было чуть обидно, что мальчик такой грубый. Еще не рожден, а ругается. Пашка, тот вовсе не ругался…
– Хочешь стать ракетой, стань ею!
– Первые умные слова.
– Спасибо… Куда ты полетишь?
– У каждого свой Космос.
– Ты ошибаешься. Космос один на всех. Это Юрий Гагарин проверил.
– Вот его-то космос меня меньше всех волнует!
—– Это – не Космос! Это – дырка! Герой, посетивший дырку!
Она испугалась, что он, нерожденный, уже диссидент! Что дальше?
– Так нельзя, мой дорогой! Он настоящий герой! И Титов!.. И…
– Они были не в космосе.
– Где же?
– В безвоздушном пространстве.
– А где же тогда космос?
– Ты не поймешь.
– Мне кажется, что ты злой мальчик!
– Все равно ты меня любишь.
– Конечно, – с умилением согласилась она. – Ведь ты – мой сыночек.
– Привязанность по родственным связям – ужасна! Я тоже так чувствую, по человеческому шаблону. Вот ты – дура, а я тоже тебя люблю…
Иногда ей казалось, что она сама придумывает диалоги с нерожденным сыном. Тогда она ехала к Равиковичу и разговаривала с ним на эту странную тему.
Гинеколог объяснял, что так и должно быть, что пренатальное общение – самое важное, что от этого зависят роды, легко ли, сложно ли они пройдут… Пессимистом или оптимистом выйдет ребеночек…
– Мне кажется, что я глупею, – призналась она.
– Все женщины на сносях – глупеют, – успокаивал Равикович. – Да-да… Когда Фима стучался в ворота жизни, то есть когда Дора была на сносях, у нее мозговая деятельность вовсе не осуществлялась. Все только на инстинктах. Более того, я вам расскажу. Когда Фима обрадовал мир своим появлением, Дора целых два года ни на кого, кроме мальчика, не обращала внимания. Она стала птенцом, который в свою очередь тоже выкармливает птенца. Мне в то время приходилось очень тяжело. Вы меня понимаете… Я в три раза больше работал и ужасно страдал! Признаюсь по секрету, я даже ревновал жену к собственному сыну!
Она после его слов подумала, что есть много положительного, что придется рожать без отца. Равикович совершенно ее успокоил, был отблагодарен красненькой и по-отечески приглашал заходить чаще, безо всякой медицины, прямо в гости, где он познакомит ее со своими дорогими.
– Какой Дора медовик печет! Вы сойдете с ума! Семислойный! Я целый день до того раскалываю чугунным утюгом грецкие орехи!
Она искренне обещала прийти, но, возвратившись домой, забывала обо всем на свете, ныряя в собственное пространство, в котором росло существо плоть от плоти ее.
– Опять горняк припрыгал! – предупредил плод.
– Пусть его, – отмахивалась она, совершенно равнодушная к чужому глазу. – Жалкий человек.
– Жалкий или его жалко? – пытался уточнить он.
– И жалкий, и жалко…
– Какой глаз противный!
– Тебе он не нравится?
– Я – ревную…
На следующий день она собралась с силами и посетила хозяйственный магазин, в котором приобрела новый «английский замок». Человек из ЖЭКа запросто переставил запоры, хотел было унести старый, но Юлька не отдала, даже в счет гонорара. Слесарь обиделся, но плод объявил, что на обиженных воду возят и много чего еще делают, а иногда и кладут!..
Когда до нее дошел смысл сказанного, лицо Юльки окрасилось медным цветом, ей показалось, что эти слова слесарь расслышал, а потому беременная женщина застыдилась и отдала мастеру замок, сохранив за собой старинный ключ.
– Мягкотелая ты!
– А ты – грубиян! – в сердцах сказала она громко. Продела в ключ цепочку и надела его на шею, как давно хотела. – Так нельзя с людьми по-хамски!
Слоновая Катя, сильно переживавшая соседкину беременность, часто слышала, как та разговаривает сама с собой, размышляла о том, что столкновение чужеродных плотей вот какие вещи выделывает, мозги бекренит, – не завидовала Юльке, а сопереживала…
Как-то Катька намазала на свежий черный хлеб масла, слегка посолила бутерброды и постучалась в Юлькину дверь.
Она открыла удивленная, стояла, поддерживая руками пузо, и смотрела на соседку по-детски, как на Юрия Никулина в цирке.
– На-ка, поешь! – протянула Слоновая Катя тарелку с хлебом. – Тебе есть надо, в масле витамины, а то неделями на кухне не появляешься!..
– Бери-бери! – подбодрил плод. Пошевелил всеми конечностями, уточняя: – Есть надо больше! Сколько влезет! Мне все на пользу!
Юлька проглотила все бутерброды на счет раз, и с этого дня до родов каждый вечер Слоновая Катя стучалась в дверь соседки, принося свой скромный дар будущему материнству – намасленный черный хлебушек…
Перед самыми родами Юлька все чаще забегала к Равиковичу узнать, не пора ли, не настал ли срок. Он успокаивал ее, говоря, что по первому случаю она всегда успеет в роддом, часов десять по первопутку женщины рожают.
– И вещички соберете, и такси вызовете, – умиротворял гинеколог. – И мне позвоните для успокоения!
– А вы что же, на родах не будете?
– Я, милая, гинеколог… А акушер – профессия другая…
Равикович загодя познакомил Юльку с акушеркой – простой задорной русской женщиной в вязаном берете, сообщившей, что за свою жизнь детишек перевытаскивала почти тысячу!
– Даже медальку мне дали! – сказала, улыбнувшись. – Та вы не боитесь! Все в лучшем виде случится! Как водичка отойдет, вот тута в дорожку и собирайтесь. У нас в Грауэрмана на вас карточка лежит…
И она успокоилась. Решила две недели до родов вовсе ничего не делать, лежать на спине да телик смотреть.
С ним она разговаривала уже за полночь, когда все программы заканчивались.
– Скоро увидимся, дорогой…
– Мне и здесь неплохо.
– А я соскучилась.
– Странная… Я никогда не буду ближе к тебе, чем сейчас.
– Мне обнять тебя хочется!.. Интересно, какие у тебя глазки?
– У меня что, зеркало, что ли, здесь?
– А волосики?.. Или ты лысенький?..
– Ага… Черные патлы до плеч!
– И пальчики, наверное, длинные…
– В ушах ковыряться! Ха!
– Ты подрастешь, и я тебе по попе надаю!
– Как же! Когда я подрасту, сам баб по заднице шлепать стану! Любите вы это!
В такие минуты она была уверена, что сама выдумывает диалоги с будущим ребенком. Ну, не может же он, в самом деле, быть таким охальником, еще не явленный на этот свет! Что же будет, когда он подрастет?..
– Нам не дано предугадать! – ответствовал он на такие отвлеченные размышления матери.
И то верно. Человек предполагает…
Никаких двух недель природа ей не дала.
Воды отошли в воскресенье утром, хотя Равикович по опыту обещал начало родовой деятельности к вечеру: «Рожают почти всегда ночами…»
Минут десять она стояла в нерешительности, думая, что просто не выдержал мочевой пузырь, только потом дошло, когда сын сообщил по-телеграфному кратко:
– Во́ды.
Она принялась собираться, совершенно не готовая, что сегодня станет матерью.
А где еще десять дней, обещанные доктором?
Попихала в сумочку пижаму да пару нижнего, пытаясь сфокусироваться, но этого как раз и не получалось.
Он помог ей.
– Позвони Равиковичу!
Она выбралась в коридор, доплелась, оставляя за собой мокрый след, до телефона.
Номер не отвечал, хотя она ждала долго, а потом перезванивала… Воскресенье…
– Катя! – призвала Юлька на помощь соседку. – Катя-я!
Но Слоновая Катя в это время торговала на рынке петрушку, кляня на чем свет стоит красавца грузина, уступающего с белозубой улыбкой молоденьким по гривеннику, а ей и пятака не спустил.
– Иды, бабка, иды! – спроваживал красавец ее беззлобно. – Мешаешь наблудать!
– Блудить ты сюда приехал! – вышла из себя Слоновая Катя, готовая к бою. – Ишь, «наблудать»! Я тебе наблюду!..
– И что ты злая такая! – обиделся красавец. – Одинокая, наверное. Возми зэлень, сколько хочэшь! Бесплатно!..
Она, конечно, отказываться не стала. Набрала полный мешочек. Хотела было мясистый помидор ухватить, но грузин шикнул, и старуха отчалила, довольная собой в крайней степени…
Испуганная Юлька обернулась в другую сторону и попросила:
– Сергей Сергеич!
Но и горняк в это время отсутствовал. На кафедре его познакомили с очкастой аспиранткой, и с раннего утра сия ученая пара каталась на лыжах по Сокольническому парку. Кушали беляши и целовались жирными губами.
Она вспомнила про Ксанку и набрала ее номер.
Юльке повезло.
Трубку взял Чармен, сообщивший, что жена на целый день нырнула в мир женской красоты. Это означало, что Ксанка у маникюрши, потом – педикюрша, бритье ног по французской методе, а в конце – парикмахер Владик, носящий для маскировки моржовые усищи, так как боялся загреметь в тюрьму по статье за гомосексуализм. Мастер был отменным, а потому ему сообразили фиктивную жену с экзотическим именем Крыся, для маскировки… С таким именем только с гомосексуалистом и жить, шутили за глаза…
– Рожаю, – почти пропищала она.
– Еду, – тотчас отозвался Чармен.
Он приехал очень скоро. Но к этому моменту она с трудом держала себя в руках. Почему-то страх овладел всем ее существом, руки и ноги были холодны, как у мертвой. Или зима виновата?..
Воскресенье – день чудесный. Выходной, а потому машин на дорогах – самая малость! Они домчались до Грауэрмана минут за десять. Она дольше шла от проезжей части до входа. Чармен улыбался, крепко держал Юльку за руку, ведя к дому, где детей на свет производят.
– Нету на вас карточки! – сообщили в регистратуре.
– Как нет? – удивилась она, ощущая, как мальчишечка толкается в ее тяжеленном брюхе. – Нам доктор Равикович обещал!
– Какой Равикович?! И доктора такого здесь нет!
– А акушерка?.. Как ее?..
Она не знала по имени, вспомнила только вязаный берет. Не понимала, что говорить дальше…