Он с трудом пережидал день, чтобы получить в свое распоряжение Валькино тело. А когда добирался до изможденной груди и тщетно пытался высосать из пустоты хоть каплю пользы, когда доведенный до крайнего эротизма, сам не мог созреть до семени, тоска охватывала все его существо до края! Он понимал, что бездарная ракета его тела не способна пытаться познавать даже Валькин Космос! Сознание своей мелкой ничтожной участи приводило Леонида в ярость, и тогда он, что было силы, кусал Валентину за грудь. Все его четыре зуба, словно змеиные, погружались в невинную плоть.
— Что же ты делаешь, Ленчик! — роняла слезы на скользкий линолеум воспитательница.
— Я ненавижу тебя! — гыкал мальчишка.
— Мне больно!.. Я же могу умереть!.. Нет, я точно умру!
— Туда тебе и дорога!
Но здесь Леонид спохватывался. « Как умрет, — вдруг пугался он! — А я ?..» Он не мог представить себе, что останется пусть без пустой, отвисшей, но самой настоящей женской груди!.. Что же тогда делать ему в этом мире, пока организм зреет и не в состоянии сам отыскать себе другое вымя!..
— Валька, не умирай!.. Не смей умирать!
От ужаса воображаемого, от нежелания наступления этого ужасного Леонид вдруг поглядел в глаза Валентины волшебно, тронул ее грудь ручкой, вытирая капельки крови розовыми пальчиками.
Он первый раз в жизни улыбнулся. И хоть кривоватой была его улыбка, но все же — улыбка…
Она так растрогалась, что в приступе ответной любви долго целовала личико малыша и поклялась, что будет любить Ленчика всю жизнь, даже если у нее появятся собственные дети.
Она решила, что завтра же пойдет к Будёне и попросит начать дело об усыновлении Северцева…
Когда Леониду Павловичу Северцеву исполнилось шесть месяцев, у него впервые перевернулось зрение. Все встало с ног на голову. Потолок превратился в пол, а пол оборотился потолком.
Все нянечки ходили по потолку, а деревья в окне росли из неба.
Говорят, что все дети рождаются с перевернутом зрением, но это неправда. Никто из них не подтвердил сего, а выяснить научной методой данное предположение у новорожденных не представляется возможным.
Но Леонида, к произошедшему с ним казусу, уже нельзя было назвать новорожденным. Мальчик отлично ползал и даже чайную ложечку сжимал в кулачке.
«Этого еще не хватало, — подумал Леонид, разглядывая обеденный стол, свисающий с потолка. — Как это тарелка с кашей не свалится на пол? Гравитацию еще никто не отменял…»
А когда мимо стола проползли его одногруппники, и все, как один, по потолку, Леонида эта абсурдная картина даже позабавила.
Мир вверх ногами обрадовал его. Мальчик даже заулыбался, чем вновь удивил нянечку, свисающую с потолка.
Старушка даже подумала, что у этого обычно мрачного ребенка чудесная улыбка.
Больше всего Леониду хотелось проползти по небу, попробовать мягкость облаков, ставших такими доступными. Он скоро научится ходить и побежит по огромной белой перине, оттолкнется от небесного пуха и, став невесомым, полетит в свой Космос!..
Он, конечно, помнил, что его Космоса не существует, но в эту минуту не хотелось сердцу признавать научного факта — так все радовало детскую душу в произошедшем перевертыше!..
«Я побегу к звездам, я познаю миры, удивлюсь неизведанному сам и удивлю неизведанное собою!..»
И Валентина пришла к нему ночью по потолку. Взяла его с кроватки и вознесла на руки.
А потом он долго не мог насмотреться на перевернутую грудь. От перемены полюсов она ему казалась новой, а оттого необычайно привлекательной.
«Главное, чтобы Валька не отпустила меня, а то я упаду с потолка и разобьюсь!»
Она держала его нежно и крепко, а он с упоением сосал чувство новизны…
Леонид неожиданно научился смеяться в голос. Особенно он заливался, когда утром всех детей высаживали на горшки… Потом им утирали попки, а он ожидал, что вот сейчас все, что наделала мелюзга, хлынет сверху потопом нечистот и зальет его, единственного, кто остался внизу… Почему-то Леонида сильно это забавляло…
Но в нарушение всех законов природы детские фекалии оставались в своих емкостях, а он все равно хохотал, пока силы были.
На Северцева приходила взглянуть даже Будёна Матвеевна.
При виде главного руководства Леонид чуть было не подавился собственным смехом.
К усам Будёны он давно привык, но посмотрев на нее, шагающую по потолку, и обнаружив, что ноги директрисы волосаты не менее, чем место у нее под носом, мальчик понял, что, если не возьмет себя в руки, то смеховой спазм вывернет его желудок наизнанку!..
Сама Будёна Матвеевна была удивлена переменами с ребенком, которого считала ненормальным психически. Если бы не жалость к Валентине, давно бы передала это несчастное создание, не ведающее положительных эмоций, в спецучреждение… А тут, поглядите-ка, хохочет и гогочет!.. Хотя, задумалась Будёна, поведенческие крайности — есть первейший признак психического нездоровья!.. Как все-таки она правильно сделала, что не позволила Валентине усыновить этого странного мальчишку! Сейчас она не осознает, какое добро для нее сделано, а подрастет малец, пырнет кого-нибудь ножичком в живот!..
Чигирь сама поняла, что хватанула будущего через край, а потому деланно заулыбалась Леониду навстречу, присела на корточки и сделала козу.
— У-тю-тю! — пропела она.
Большей радости Ленчику она не могла доставить. На козу он среагировал моментально. Сделал молниеносное движение головой навстречу и закусил мертвой хваткой наманикюренные вишневым пальцы Будёны.
От неожиданности и боли она завопила во весь голос, напугав коллектив младшей группы, который еще через мгновение во все детские глотки орал на всю Первопрестольную.
Один Леонид, пожевавший коротко и выплюнувший Будёнину козу обратно на свет Божий, не орал с коллективом хором, а хохотал диссонансом во все окрепшее горло…
Два часа персонал отпаивал валерианкой свою руководительницу, а она визжала на все ясли:
— Идиот!.. Имбецил! — и нервически дергала правым усом. — Мне надо делать уколы от бешенства!
— Он не собака, — сообщил кто-то Будёне.
— Хуже! — еще более взвилась директриса. — Это — маленькая злобная крыса!!!
Конечно, она про себя все решила, как поступит с маленьким гаденышем. Уже с завтрашнего дня ублюдок перестанет смеяться!..
А этой же ночью Валентину застали за странным занятием. Заместительница Чигирь нагрянула в ясли с проверкой и обнаружила одну из воспитательниц кормящей грудью мальчика Северцева, именно того, которого собирались передать в спецучреждение.
Заместительница это действо определила как странное, но не более. Однако во избежание случайной ответственности она решила сообщить данный факт Будёне Матвеевне.
— Я еду! — кричали из трубки истошно. — Не ждите!!! Вызывайте милицию!!!
«Зачем милицию? — подумала заместительница. — Здесь, скорее, врач-психолог нужен». Но, напуганная гневом руководительницы, набрала «02».
В три часа ночи в яслях для сирот происходило удивительное движение. Половина детей была разбужена милицейской сиреной. В связи с этим в окнах сновали люди в погонах и нянечки в белых халатах.
В кабинете Будёны состоялся решающий разговор.
— Собственно говоря, я не понимаю, что произошло? — пытался выяснить подполковник ближайшего отделения милиции. — В чем криминал?
Его подняли с постели, когда дежурный наряд не смог разобраться в нестандартной ситуации, возникшей в яслях № 32. Сержант Табаков что-то мямлил о незаконном вскармливании грудью, о младенце и порочной воспитательнице!.. Пришлось выезжать на место самому, руководствуясь принципом: дети — наше все!
— Так в чем криминал? — не понимал подполковник Ухов, сам отец четверых детей, которые, впрочем, почти совсем выросли.
— Как это вы не понимаете! — возмущалась Будёна Матвеевна. — Она — воспитательница! Она — не мать!
— Ну, покормила ребенка, — пожимал плечами Ухов. — Спасибо ей за это… Сиротка ведь…
— У нее нет молока! — вскочила со стула Чигирь и нависла над милиционером, пугая того мужицкими усами. — Это — чудовищно!!!
— Нет молока?.. А-а-а!..
— Теперь уразумели?!!
Подполковник тяжело вздохнул. Похоже, не уразумел.
— Вы член партии?
— С сорок третьего, — глаза в глаза сообщил Ухов.
— С таким стажем, блюститель закона, а никак не дойдет!.. Ну, нет, надо обращаться в горком!
— Да я все понял. — Ухов ощутил животом какое-то мерзкое влияние на его психику. Живот под пупком, а психика в голове. Совсем странно…
— Маленький мальчик!.. Чужая женская грудь!.. Младенца заставляют сосать!..
— Что я должен делать?
— Задержать!
— Ребенка?
— Да! — по инерции выпалила Будёна. — Тьфу на вас! Какого ребенка! Ласкину задержите!
— Это, которая кормила? — уточнил подполковник.
— Да не кормила она! Неужто непонятно?!! Развратные действия налицо!
— Я понял!..
Он не понял только, на чье лицо.
Забытый всеми Леонид лежал на подоконнике в пеленальной комнате и глядел, как уводят из яслей Вальку. Она шагала по небу, с опущенной головой, с развивающимися по вольному ветру волосам… Вдруг обернулась и посмотрела на окна второго этажа.
Он увидел ее глаза, засветился своими навстречу. Валька, повинуясь инстинкту, рванулась было обратно, но ее удержали за руки, почти грубо…
И тогда Леонид заплакал.
Его отнесли в палату, где уложили засыпать…
Прождав время, послушав пространство, в котором все успокоилось, он слез с кровати и пополз…
Ступенька за ступенькой преодолел лестницу, долго, уперевшись башкой, толкал дверь…
Он полз по небу, ориентируясь только на запах бензина, оставленный милицейской машиной. Чуть было не захлебнулся в огромной луже, ставшей для него первым морем. Глотнул досыта грязи, но выплыл.
Его нос, словно щенячий, чувствовал в огромной толще мирового воздуха еле уловимый запах Вальки. Он медленно, но верно двигался по этой ниточке аромата и к концу своего путешествия был не отличим от маленькой грязной собачонки.