«На сегодняшний день… Ну да. Хотя я его и не видел уже сколько лет. Тогда для меня это было очень болезненно. Но каждый человек по-своему воспринимает ситуацию. Я ее воспринял как предательство, он – как шанс стать главным тренером.
Адамов, говорите, сказал, что меня тогда подсидели в наглой и циничной форме? Ну, Адам – человек очень категоричный, «правдоматочный». Ему, наверное, это видится так. И мне тогда тоже виделось так. Было очень обидно, потому что с моего глобальнейшего восьмилетнего труда, когда я этих ребят нашел, привез, поил, кормил, воспитывал, сливки сняли другие люди. При том что воспитана была плеяда нереальных для Волгограда игроков.
Сейчас пытаюсь понять, как мы в 1999 году выиграли КФК. Этим ребятам было, по существу, по 16 лет, кому-то исполнилось 17. Сегодня смотрю на 16–17-летних футболистов – и думаю о том, что наши тогда уже на равных играли против мужиков сначала в третьей, а потом и во второй лиге. Это были просто немыслимые вещи!
Попков был моим лучшим другом. Когда я после травмы восстановился и попробовал вернуться в футбол, то пришел в ШВСМ – Школу высшего спортивного мастерства. Он там был тренером, а я попытался вернуться в качестве вратаря. Года полтора эта команда существовала, я у него играл, и мы стали общаться.
В «Олимпию» не то чтобы я привел его сам. Он был достаточно известным тренером в волгоградском детско-юношеском футболе. Работал в разных интернатах. Через какой-то промежуток времени после прихода мы с Лаптевым его порекомендовали. Я работал с 1982 годом, Попков – с 1984-м, Лаптев – с 1986-м. А потом произошло то, что произошло».
Чувальский вздыхает: «Я Лёне говорю, и вы ему передайте: надо уметь прощать. Что Попков такого сделал? Ведь пройдут годы – и его так же кто-то не простит».
Совершенно не удивлюсь, если однажды и вправду простит, и они объяснятся. Может, даже начнут умеренно общаться.
Хоть и стал за годы в футболе Слуцкий гораздо жестче, металла в его голосе, разговаривая с ним на эту тему, я не услышал. Нередко бывает, что с годами даже самая острая боль отходит, а остаются только самые теплые воспоминания. Тем более у таких людей, как Леонид Викторович.
А вспомнить там есть что – вот и Горлов мне во всех красках живописует, как в Волгограде «Олимпия» в 1997-м выиграла у питерской «Смены» второй кряду финал ДФЛ, и Горлов вместе с руководством клуба и команды поехал отметить это дело к Чувальскому на базу отдыха.
Выехали все вместе на скутере на середину Волги, президент «Олимпии» заложил эффектный вираж – и Горлов вместе со Слуцким и Попковым свалились в реку с быстрым течением. Но те-то были налегке, а на плечах президента ДФЛ висел рюкзак с подаренной кем-то трехлитровой банкой меда. Слуцкий с Попковым с трудом вытащили руководителя лиги, а банка при этом пошла ко дну. «В память о том дне у меня на даче долго хранились две тапки: одна моя 42-го размера и одна Лёнина – 44-го или 45-го, у него же лапа здоровая», – рассказывает Горлов.
В концовке нашего разговора о Попкове на мой вопрос: «Сейчас, может, с ним и поговорили бы?» – Слуцкий ответил: «Наверное, да».
Дальше – больше.
Уволенный из родного дома Слуцкий собирает манатки и уезжает в станицу Полтавская Краснодарского края, где появилась команда КФК. Об этой абсолютно неизвестной широкой публике страничке биографии главного тренера сборной России мы еще поговорим.
Он увозит туда группу своих игроков «Олимпии», которая не была там на профессиональных контрактах, то есть фактически оказалась после выпуска у разбитого корыта. Тот же Горлов – человек, в силу равно товарищеских отношений со Слуцким и Чувальским достаточно беспристрастный, – оценивает тот его шаг так:
«В ситуации, когда было трудно, Лёня не бросил ребятишек, которые не подходили «Олимпии». Никого из тех, кто был там на контракте, он в Полтавскую не забрал и забрать не мог. И многих вернул в большой футбол, причем некоторых не только во вторую лигу, но и в первую – например, Сашку Дутова. Это тоже был поступок».
А потом…
«У него была какая-то старенькая иномарка. И она в Волгограде странным образом сгорела. Такие времена были», – рассказал Горлов. Стоило немного копнуть – и выяснились прелюбопытные детали. Слуцкий и его близкие пришли к выводу, что сделал это – Чувальский. Доказать, правда, не удалось – хоть Людмила Николаевна и подавала заявление в прокуратуру…
Людмила Слуцкая вспоминает:
«Это была маленькая старая «БМВ». А я как раз пошла учиться на курсы вождения. Думала – сейчас вот научусь и сяду за эту машинку. А Леониду купим что-то еще. В итоге купили «шестерку»…
Все пошло оттого, что Лёня забрал часть не нужных «Олимпии» ребят в Полтавскую. Как, мол, он посмел, кто он такой? Там ведь не только машину сожгли. Там были и бандюки, и наезды. Это был нож в спину.
Но как-то разобрались. Точнее, я разобралась. Прямо пошла к этому человеку и сказала: «Знаю, что это вы. Нет-нет, я все знаю. Если еще что-то будет, мне в этой жизни терять нечего». Продолжения не было. Все закончилось.
Ходили и в милицию, и в прокуратуру. Но это было бесполезно. Нам сказали: «Мы все знаем, но сделать ничего не можем». И это при том, что в Волгограде я тоже была не последним человеком. Но мы все это пережили. Интуиция у меня всегда работает – и даже когда Лёня в Полтавскую уехал, у меня никогда не было тревоги, что все, конец, и завтра он пойдет работать грузчиком в тот мебельный магазин, где работали выпускники Волгоградского института физкультуры».
Сам Слуцкий вносит важное уточнение, после которого героизм его мамы становится еще очевиднее. Но до какой же все-таки степени время зарубцовывает раны, если при упоминании о сожженной машине он чуть ли не смеется…
«Да, было дело. Все удалось разрешить маме. Она пришла к Чувальскому, бросила ему ключи от нашей квартиры на стол. И сказала: «Зачем машину жечь? Вот ключи, можете зайти и забрать все, что хотите». А я подчеркиваю: забрал тех футболистов, которые были не нужны «Олимпии». Туда входили Бурченко, Сахаров, Дутов – в общем, вторая волна. Адамов, Колодин, Бочков, Жданов, Рябых, Чернов, Казанцев – все звезды остались. А эти футболисты, мои воспитанники, были уже отчислены, потому что команду возглавил Попков и заводил туда своих игроков 1984 года рождения. Но Николай Николаевич считал, что это все – его, что даже те, кто без контрактов, должны здесь жить и умереть.
А я за них слишком переживал. Чувальский счел, что я их украл. Естественно, никто их не крал. Контракты тогда заключались на один год, они закончились, продлевать их никто не собирался, и я увез их абсолютно законно. Но я таким образом-де лишил его какого-то виртуального заработка, и за это он решил меня наказать. Мама ходила в прокуратуру, что-то пыталась сделать. Я на тот момент был уже в Полтавской и не погружался в весь этот процесс. Сейчас уже абсолютно спокойно ко всему этому отношусь. Кстати, вы задавали Николаю Николаевичу вопрос насчет машины?»
Конечно, задавал. И вот что услышал:
«Бред, клянусь вам! – воскликнул Чувальский. – Год-полтора мы разбирались, кто это мог сделать. Были, конечно, мнения, что это мы. Но так совпало, что этот инцидент совпал с тем, что у нас с Леонидом как раз в этот момент был конфликт, как и у него с Попковым. Я тогда был замом председателя Волгоградской городской думы. Где был он и где я?
Думаю, что это была чисто такая ситуация – какой-то урод на улицу просто вышел и это сделал. Тогда жгли много машин. Я с ним позже встречался и говорил: «Лёня, ты фильтруй то, что тебе говорят, ты же взрослый мальчик. Кто-то тебе рассказал что-то про меня. Но я свою жизнь прожил и хочу тебе сказать: я рад, что ты в моей жизни есть. Что ты добился чего-то. С нуля, из ничего. Благодаря самому себе».
А там, наверное, у него эмоции взыграли. Может, кто-то ему наплел. Мне это было бы тоже интересно узнать. Но говорить и писать могут о чем угодно. Если бы я что-то захотел… И он об этом прекрасно знает. Всегда говорю ему: «Если кто-то тебе на меня что-то наговорил, набери мне напрямую. Ты же мне как родной – что мне скрывать?
Но я подозреваю, что там обворовали машину, а потом подожгли. У нас был скандал, до прокуратуры доходило. Он же начал писать, защищаться. Я тоже задавал вопрос этому прокурору. Он сказал: «Подозрение на то, что кто-то вскрыл машину, и все это произошло». Прокуратура же не просто так это сказала, там все расследуется. Это несчастный случай, чье-то хулиганство. Если бы было что-то более серьезное, привлекли бы любого. Тем более – должностное лицо».
Выводы из всего сказанного предоставляю возможность сделать вам, уважаемый читатель. У меня в памяти почему-то всплывают кадры из фильма Андрея Звягинцева «Левиафан». Жестокого, депрессивного, но честного…
Впрочем, в отличие от «Левиафана», нашего героя ждал хеппи-энд. Бывает в России, к счастью, и такое.
Но самое потрясающее во всей этой истории – это то, что Слуцкий с Чувальским снова стали общаться. Такое, думаю, может быть только в России.
«Кто сделал первый шаг к восстановлению отношений?» – спрашиваю Чувальского. – «Я, конечно». Вспоминает еще какую-то историю, как лет семь назад Слуцкого остановили за рулем, и тот ему позвонил: «Что делать?» Президент «Олимпии» вроде как набрал начальника ГАИ области, и тренера отпустили.
Интересуюсь у Слуцкого, как он после всего случившегося мог восстановить контакт с Чувальским. И слышу мощнейший, по-моему, монолог, который очень многое говорит о нем как о человеке.
«У меня самого это в голове не укладывается. Но вот смотрите. Юрий Викторович Белоус уволил меня из ФК «Москва». Он сегодня может рассказывать, что это был Прохоров, но уволил он. Причем в контракте, который подписывал со мной Белоус, был такой пункт, что если я ухожу по собственному желанию, то должен выплатить клубу миллион долларов. При зарплате в 15 тысяч долларов. И Юрий Викторович, когда ему стало понятно, что я ухожу и у меня появились определенные варианты, требовал от меня, чтобы я написал заявление по собственному желанию.