«На мой взгляд, это совсем другое. Не знаю, что было с «Уралом», но в любом случае тут налицо совершенно различная степень привязанности тренера к команде. Одно дело, когда ты работаешь в ней два месяца и особо еще не знаешь никого. И совсем другое – когда полтора года и многое уже пройдено. Наступают сложные времена, а ты всех этих людей пригласил. Поэтому я и повел себя так, и заявление об уходе после «Терека» не писал. А писал уже гораздо позже».
После Грозного Слуцкий больше всего беспокоился не за себя. За маму.
«И за нее, и за ее сестер, которые уже в возрасте. Они привыкли видеть во мне положительного во всех отношениях человека. И тут вдруг – столько грязи. У меня тогда была ужасная обида на журналистов: многие все знали, но написать правду им бы не позволили, и они обрушили весь удар на самых беззащитных.
Я всегда очень хорошо общался с прессой, днем и ночью раздавал огромное количество интервью, шел на все программы, куда приглашали, – то есть старался быть людям максимально полезен. А после этой истории у меня произошел сильный надлом в отношении к вашим коллегам. Теперь у меня забиты в телефон фамилии нескольких журналистов, которым я полностью доверяю. На звонки с незнакомых номеров больше не реагирую. Пару раз попробовал для эксперимента снять трубку, и не было еще случая, чтобы это обернулось чем-то хорошим».
Людмила Николаевна вспоминает:
«Он очень тяжело переживал. Отключил телефоны, ни с кем не разговаривал. Вы же знаете, что от него, порядочного человека, там абсолютно ничего не зависело. Он бы сам этого никогда не сделал.
Может, даже хорошо, что в те дни мы его не видели, потому что, во-первых, в Самару вместе с ним не переезжали, а во-вторых, уже поехали на лето в Волгоград. Все слышали и знали – но не видели.
А насчет того, что Лёня за меня с сестрами больше всего переживал… А мы – за него. Вокруг могут говорить что угодно, но мы-то его знаем. И в этом смысле ничего измениться не могло».
Почему большая часть самарской прессы, с которой Слуцкий так хорошо ладил все это время, набросилась на него, как акулы, почуявшие запах крови, очень доступно разъяснил Арнольд Эпштейн – один из считаных людей, кто к этому хору не присоединился:
«Тут надо понимать специфику региональной прессы. За пределами Москвы она немножко другая. В столице нет так называемой местной прессы, зависимой от городских властей. А в регионах почти вся пресса – местная, и вся – управляемая.
Так вот, у меня есть достоверная информация, что из самарского Белого дома в СМИ поступило так называемое ТЗ – техническое задание. Его суть заключалась в том, чтобы перевести все стрелки за матч «Терек» – «Крылья» на Слуцкого. После чего и полился общий поток негатива. Про истинных заказчиков этой истории, разумеется, никто не писал. Ростехи и областная власть сделали все, чтобы крайним оказался главный тренер. Руководство клуба было нефутбольными людьми и, с другой стороны, они понимали, кто во всем этом замешан. Поэтому для них честь мундира уже означала не честь «Крыльев», а честь других людей.
При этом Слуцкий всегда был одним из самых открытых для журналистов тренеров в истории «Крыльев Советов». При нем у команды всегда было множество разных мероприятий для СМИ, он всегда был доступен и легок на подъем. А потом произойдет Грозный, и через какое-то время он мне скажет: «Как же прав был Газзаев, который советовал мне когда-то ограничить круг общения среди журналистов, общаться только с теми, кому доверяешь, не терять попусту время».
Правда жизни, особенно наша, делает людей жестче. Даже таких, как Слуцкий. О котором когда-то Белоус сказал, что при этом тренере «Москва» не сыграет ни одного договорного матча, и он как руководитель клуба гарантирован от «распилов» на трансферах и прочей грязи. Кстати, в нашей нынешней беседе экс-генеральный менеджер «Москвы» подчеркнул, что был тогда на сто процентов прав.
Нет, наверное, в футболе более чистого человека, на которого обрушилось бы столько несправедливых обвинений. И, честно говоря, в тот момент мне за Слуцкого было боязно. Я опасался, что случившееся его, интеллигента, морально надломит. К счастью, этого не произошло.
Что же касается моральных ценностей Слуцкого, то показательна цитата Виктора Неверова: «Слуцкий относится к категории людей, для которых важна не только цель, но и средства ее достижения». Так почему же, несмотря на такие нравственные качества, жизнь подбросила ему Грозный-2009?
«Если даже ты считаешь, что заслужил лучшего, а с тобой происходят какие-то жестокие вещи – значит, все не так, как тебе кажется, – сформулировал Слуцкий весной 2010-го. – Наверное, это было испытанием. Таким же, каким для футболистов становятся тяжелые травмы. Когда с тобой что-то подобное происходит, это можно воспринять как две вещи: испытание или наказание. Но так как про наказание мы не знаем и говорить не можем, а знает про это только Господь Бог, то нужно относиться к этому как к испытанию.
Для футболиста самое сложное – это серьезная травма с длительной реабилитацией. Если он это прошел, значит, может быть на что-то способен. В карьере практически всех выдающихся игроков были периоды, связанные с серьезнейшими травмами или какими-то другими проблемами. Ни у кого все гладко выстелено не было – ни у Пеле, ни у Марадоны.
А для меня стало испытанием вот это. Возможно, если бы не было матча «Терек» – «Крылья», не было бы в моей жизни и четвертьфинала Лиги чемпионов. И ЦСКА вообще».
А теперь можно сказать – и двух чемпионских титулов, и сборной России…
Есть все-таки на свете какая-то справедливость, и жизнь быстро компенсировала Слуцкому те мучения, которые он тогда перенес. А тем, кто стал истинным виновником этих страданий, обязательно воздастся когда-нибудь еще.
Дмитрий Фёдоров вспоминает:
«Леониду было очень тяжело. Он прекрасно понимает, сколько негативных явлений и в футболе, и в жизни. Но в то же время продолжает, как ребенок, любить игру. И для него каждый матч – как ребенок. Когда этот ребенок добивается результата – счастье, когда умирает – трагедия…
А тут было даже больше, чем трагедия. Он – человек, невероятно требовательный к себе, и футбол для него – святыня. То, что писали, заставляло его страдать. Даже не из-за того, что долбили его, а из-за того, что долбили команду.
Александр Бубнов как-то сказал: он не может простить Слуцкому, что тот на пресс-конференции сказал: матч, мол, был чистым, отстаньте от ребят. Дескать, он солгал. Но дело в том, что Бубнов всю жизнь отвечал только за себя и никогда – за коллектив. Он попробовал стать тренером, но ничего из этой затеи не вышло. Предполагаю, что помешал прежде всего эгоизм, сосредоточенность исключительно на собственном «я».
После той пресс-конференции команду действительно перестали трогать. Мне, во всяком случае, так показалось. Отстали. Врагом всех принципиальных людей стал Слуцкий. Он вызвал огонь на себя, спровоцировал гнев. Любой тренер, любой человек, отвечающий за коллектив, должен снимать давление с команды. Леонид выполнил свой долг.
Моуринью может быть самым несимпатичным человеком на свете, но он делал так, чтобы давления на команду не было – только на него. Слуцкий в той ситуации поступил аналогично. В какой-то степени он стал жупелом, ту скандальную историю с определенного момента рассматривали исключительно как неблаговидный, аморальный поступок Слуцкого. Говорилось, что он совершил преступление перед футболом, и «Крылья» за это расплачиваются падением в турнирной таблице.
Евгений Ловчев утверждал, что чуть ли не проклятье действует. Тот же Бубнов почему-то не выводил на чистую воду скакавшего от радости после голов «Терека» Вячеслава Грозного. И Рамзана Кадырова, по понятным причинам, не обличал. Для этого нужна изрядная смелость. А Слуцкий ничего плохого сделать ему не мог. Он просто терпел.
И не мог бросить команду даже ради своих принципов. Для Слуцкого коллектив выше личных амбиций. Выше всего. Мне кажется, иной раз он вопреки враждебным обстоятельствам добивается результата именно потому, что в его работе есть самопожертвование.
Хотя, уверен, многие болельщики скажут: Слуцкий просто пытался обелить себя после такого ужасного матча, отмазывался. Но думаю, что даже в той критической ситуации человек все равно проявил свои лучшие качества. Для него команда – всё. Он не мог уйти и бросить клуб, сказав: я – д’Артаньян, а вы все жуки навозные».
Кстати, из товарищей Слуцкий с Фёдоровым, по оценке последнего, превратились в друзей именно в те дни. Комментатор все время был с тренером на связи, рубился за него в Интернете с болельщиками. Точно так же и сам Слуцкий вел себя по отношению к Фёдорову, когда после высказанных в телеэфире «НТВ-плюс» сомнений в честности одного из матчей «Зенита» на Дмитрия обрушилась карающая длань Газпрома и комментатора навсегда убрали с футбольных каналов.
«Для меня в той ситуации поддержка друзей и близких была очень важна, – говорит Фёдоров. – Она оказала на меня чрезвычайное реабилитирующее воздействие. Я не запил с горя, не ушел в депрессию. И то, что Слуцкий тогда был рядом и поддерживал, очень ценно».
Я хорошо понимаю коллегу. Отлично помню, как мне было плохо в момент внезапного увольнения из «Спорт-Экспресса» летом 2012 года. Это уже потом я устроюсь на «Чемпионат», выиграю суд у своего бывшего издания, доказав незаконность увольнения, а после двух лет работы на новом месте получу приглашение обратно уже от новых владельцев – и вернусь в родной дом.
А в тот момент страшно важен был каждый звонок или письмо поддержки.
И я никогда не забуду, что один из таких звонков сделал Слуцкий.
За будущее Слуцкого опасался в тот момент не только я, но и многие другие люди, ему симпатизировавшие. Например, Илья Казаков: