ем более что я всегда делал упор на взаимоотношениях с игроками. И меня огорчило, что проблема возникла именно в этом краеугольном камне. К сожалению, победа в Кубке России до сих пор ассоциируется у меня не с медалью и завоеванным трофеем, а с той ситуацией.
Но я увидел: Алан очень быстро и искренне раскаялся в своем поступке. Когда после ссылки в дубль он вернулся в основной состав, то был очень зажат. Даже на тренировках вел себя не так, как раньше. Чувствовалась огромная неловкость. Я приходил к нему в комнату и успокаивал: «Дзага, тема закрыта. У меня вообще нет никаких обид. Веди себя нормально, ходи и улыбайся».
Слушаешь и понимаешь: до какой же степени людям, не живущим жизнью команды, видна лишь верхушка айсберга. Сколько есть крохотных штрихов во внутренних взаимоотношениях, о которых наблюдатели со стороны не имеют ни малейшего понятия. Причем давно замечено – чем дальше эти люди от истинного знания вопроса, тем категоричнее они судят. Так же и о футболе вообще: обратите внимание, что самые крикливые и безапелляционные оценки во время чемпионатов мира и Европы выносят разные политики и общественные деятели, которые футбол смотрят раз в два года. И то если туда выходит сборная России…
А Слуцкий бывает разный, полярно разный – вот вывод, который можно сделать из всех этих историй. Причем и по отношению к каждому из игроков он будет другим. В зависимости от того, что это за человек и на какие кнопки в его сознании нужно нажимать. Речь сейчас идет о том, что сам тренер применительно к Дзюбе охарактеризовал как «эксклюзивное отношение».
«Могу ли я представить себе орущего Слуцкого? – переспрашивает Неверов. – Могу. И сам видел это несколько раз. Очень конкретно и жестко. Со всеми словами, как положено. Я был на сборах «Крыльев» в Испании. Идешь по кромке поля, он стоит где-то на совсем другом конце – и кричит так, что мало никому бы не показалось. Распекал футболистов по полной программе. Но, что его отличает, если есть какая-то конкретная индивидуальная претензия, то он предпочтет выражать ее не при всех, а один на один. Вызывает игрока в свой номер в гостинице и может очень жестко высказать все свои мысли».
«Видел ли я Слуцкого в ярости? – говорит, в свою очередь, Гинер. – Не видел. Но это потому, что не захожу в раздевалку, не сижу на собраниях. Считаю, что это мешает и это не мое дело. Наверное, Леонид Викторович может и взбодрить ребят – например, перспективой поездки на Кубок в Иркутск в перерыве матча с «Мордовией» при 0:3 или еще чем-то. Или судье, не выдержав, кулак в лицо всунуть (намек на полугодовую дисквалификацию во времена «Олимпии». – Прим. И. Р.).
Если человек не бывает в радости или в ярости – значит, это какая-то посредственность. Такой человек ничего собой не представляет. Другой вопрос, умеет ли он держать себя в руках. Я, например, не всегда могу себя сдержать. Но это не значит, что я необузданный. Просто бывает…
О Слуцком же я в свое время сказал, что он нарастил мышцы. И теперь готов это повторить. «Нарастил мышцы» – это значит, не боится броситься в бой. Может стерпеть удары судьбы. Способен принимать решения и двигаться вперед, а не раскиснет, упадет и начнет хныкать.
Я уже говорил, что нельзя интеллигентность расценивать как слабость. И то, что человек умеет давать интервью, – это только плюс. Мне какое-то время казалось, что, наверное, многовато. Хотя я не был в этом уверен и никогда ему не говорил: «Леонид Викторович, это неправильно». Но мне кажется, что интервью (если не брать послематчевые) даются для того, чтобы люди человека услышали. А когда они слушают его каждый день, им через неделю уже становится неинтересно.
Думаю, Слуцкий со временем сам к этому пришел. Он действительно умеет разговаривать, объяснять – и игрокам, и журналистам, и руководителям клуба. И разве это плохо? Разве обязательно брать палку, бить кого-то – и тогда этот футболист забегает? Не проще ли нормальным языком объяснить – и человек тебя услышит, поймет и сделает так, как ты его просишь?»
Вероятно, вы помните слова Виктора Неверова, что Слуцкий во всех своих решениях рационален и старается исключить эмоции – потому и не выгонит футболиста из команды, просто разозлившись на него. История с Дзагоевым – классическое подтверждение.
Как и тезис самого тренера – не о той конкретной ситуации, а вообще: «Моя основная задача – относиться к футболистам потребительски. Будь он хоть черт лысый – если он приносит пользу команде, я обязан его ставить, искать с ним контакты. С кем-то конфликты возникают чаще, с кем-то реже. Чье-то воспитание ближе, чье-то дальше. Но если игрок делает результат, ему многое прощается. Так происходит во всем мире».
Неверов подтверждает:
«Личные симпатии и антипатии очень легко уходят для него на второй план, если это нужно для дела. Пример – Павел Мамаев, которого Слуцкий тут же пригласил в сборную, несмотря на то что они разошлись в ЦСКА. Да и с Олегом Кузьминым во времена «Москвы» у них не все было гладко. Что Слуцкому точно не свойственно, так это злопамятность.
С другой стороны, умение в случае необходимости «резать мясо» для него совершенно органично. Но тут главное в другом – игроки понимают, что без этого нельзя обойтись. Слуцкий умеет так все подвести, что вся команда уже не удивляется и даже ждет, когда это произойдет. И человек отваливается как бы сам по себе, не вопреки мнению коллектива. Причем многие из этих людей уходят нормально, без обид. А потом на каком-то этапе вновь спокойно начинают с ним работать. Пример – тот же Мамаев».
Казаков добавляет в этот список Олега Шатова, который в 2012 году был на грани перехода в ЦСКА, провел целый сбор в клубе, но в последний момент «спрыгнул» в «Анжи».
«Когда в сборную приехал Шатов, знаю, он очень боялся, что отказал Слуцкому и в сборной он его поэтому «зачехлит», – говорит многолетний пресс-атташе национальной команды. – Не знаю, обсуждали ли они с ним тот момент, но индивидуальные беседы у Леонида в сборной были абсолютно с каждым. И волнение Олега оказалось абсолютно необоснованным».
Когда Шатов только-только пополнил махачкалинский клуб, мы беседовали с ним на сборе в Кампоаморе. Молодой полузащитник, обалдевший от того, что минутами ранее сам Самюэль Это’О подошел к нему и сказал: «Олег, добро пожаловать в команду!» – на вопрос, нет ли у него чувства неудобства перед Слуцким, вздохнув, ответил:
«Я ему отправил сообщение. Просто поблагодарил за совместную работу в эти две недели, за честность и откровенность по отношению ко мне. Написал, что это мой выбор, мне с ним жить. И пожелал удачи с «Реалом». Да, может, и есть ему за что на меня зло держать. Но, думаю, со временем пройдет.
Ответа не последовало. Но и не надо. Это было сообщение, на которое я и не ждал ответа. Просто мое желание сказать спасибо человеку, лично перед которым я повел себя немножко некрасиво. Но я молодой, а молодым свойственно ошибаться. Речь, подчеркну, не только о переходе в «Анжи». Может, жизнь меня чему-то научит. Надеюсь, что у меня больше не будет таких моментов».
Спустя три с половиной года, когда не нашедший счастья в Махачкале Шатов давно уже перейдет из развалившегося «Анжи» в «Зенит», жизнь сведет их в сборной. И Слуцкий ни словом, ни жестом не даст игроку понять, что помнит ту историю.
Нижней точкой карьеры тренера в ЦСКА стал конец полуторагодичного сезона-2011/12, удлиненного в связи с переходом на «осень-весну», новую систему чемпионата. Заваленная весна – и команда, хоть и занимает место в тройке призеров, впервые при Слуцком не выходит в Лигу чемпионов, уступив вторую строку в таблице «Спартаку». Для почти всех клубов бронзовые медали уж точно не были бы сочтены неудачей, но армейцы XXI века – особый случай.
И тогда Слуцкий принимает решение. Уходить.
Спустя полгода мы вместе с коллегами по порталу «Чемпионат» – главным редактором Александром Шмурновым и обозревателем Денисом Целых – будем брать у тренера большое интервью. И он расскажет:
«Есть этап, когда ты переступаешь порог страха и предрассудков. Порог неуверенности. В ЦСКА я перешел такой Рубикон. Сегодня я ничего не боюсь и не опасаюсь – что бы ни происходило. Это важно для работы тренера. Знаю, что в Германии средняя продолжительность работы тренера в одном клубе – 16 месяцев. Думаю, в России она еще ниже. Поэтому главное – переступить порог внутри себя.
Я сделал это по окончании прошлого сезона – когда подал заявление об отставке. Я искренне это делал. Искренне хотел, чтобы заявление приняли. После этого меня вряд ли можно чем-то испугать. Теперь я философски смотрю на такие ситуации. Яркий пример – отношение к СМИ. На каком-то этапе ты обижаешься на то, что пишут в прессе. Потом – просто не читаешь газеты и журналы, не слушаешь радио, не смотришь телевизор. Я сейчас читаю и слушаю все. И никак на это не реагирую.
Ситуация была следующей. Я пришел к президенту и обозначил желание покинуть клуб. Он сказал: «Давай вернемся к этому разговору через десять дней. А за это время побудь с семьей, отдохни и подумай». Такая реакция была для меня в какой-то степени понятной. Но при этом я был уверен: когда через десять дней приду и скажу, что подумал и решения не изменил, Гинер ответит: ну что же, тогда пока.
А дальше все было очень долго и трудно. И вот это меня уже удивило. Наша вторая беседа продолжалась несколько дней. По несколько часов. Решающим аргументом, чтобы остаться, стало то, что я осознал: в меня здесь искренне верят. И рассматривают данную ситуацию как совместный проект. Я понял: уход из ЦСКА будет предательством. И согласился остаться. Хотя решение далось тяжело. Нереально тяжело».
Я спросил Гинера, что заставило его не принять заявление Слуцкого и, более того, провести сложную работу по переубеждению уже настроившегося на уход тренера. Он ответил: