(публикуются впервые)
Николай Эрдман, Владимир МассМузыкальный магазинДжаз-комедия
Магазин музыкальных инструментов. На полках и прилавках всевозможные музыкальные инструменты и ноты. Два рояля. В стороне футляр огромного контрабаса. На стене большие часы. Стрелка показывает без пяти девять. Шторы опущены, дверь на замке – магазин еще не открывался.
(Бой часов)
Входит заведующий магазином Федор Семенович. Видит, что никого нет. Кричит.
Фед. Сем. Костя! Костя! Константин. Константин Иванович. Вот сукин сын. Опять его нет. Не было дня, чтобы этот негодяй не опаздывал. Прямо не человек, а поезд какой-то. Кончено, я его выгоню. (Берет телефонную трубку.) Пять, одиннадцать, тридцать три. Это ты, Константин? Ты почему опаздываешь?
Футляр контрабаса раскрывается. В футляре на стуле сидит Костя. В левой руке он держит телефонную трубку, приложенную к уху. В правой – кофейник, из которого наливает кофе в телефонную трубку. Наполнив ее, наливает молоко, кладет два куска сахара и размешивает ложечкой. В течение последующего телефонного разговора он время от времени отхлебывает кофе из телефонной трубки.
Фед. Сем. Ты почему опаздываешь, я тебя спрашиваю?
Утесов. Трамвай, Федор Семенович.
Фед. Сем. Что?
Утесов. Трамвай, говорю, Федор Семенович.
Фед. Сем. Не слышу.
Утесов. А вы подождите минуточку, Федор Семенович, у меня еще сахар не растаял. (Размешивает кофе ложечкой.) Теперь слышите?
Фед. Сем. Плохо, кто-то мешает.
Утесов. Это я мешаю, Федор Семенович. (Отхлебывает.) Теперь слышите?
Фед. Сем. Слышу.
Утесов. Так вы на чем остановились, Федор Семенович?
Фед. Сем. Ты почему опаздываешь, я тебя спрашиваю.
Утесов. Вы не кричите так, Федор Семенович, а то у меня цикорий всплывает.
Фед. Сем. Что?
Утесов. Я говорю, цикорий всплывает.
Фед. Сем. Вот черт паршивый. Немедленно являйся сюда и чтобы здесь духу твоего не было. Понял? (Вешает трубку.)
Утесов (вешая трубку). Как же это – являйся сюда и чтобы здесь духу твоего не было? Диалектика. Ничего не поделаешь, придется идти. (Выходит из футляра.) Здрасьте, Федор Семенович.
Фед. Сем. Ты откуда? Что ты там делаешь?
Утесов. Живу, Федор Семенович.
Фед. Сем. Как – живешь? На каком основании?
Утесов. На правах застройщика, Федор Семенович.
Фед. Сем. Что?
Утесов. Я тут квартирку себе отстроил, Федор Семенович.
Фед. Сем. Какую квартирку?
Утесов. Обыкновенную квартирку из двенадцати комнат.
Фед. Сем. Как – из двенадцати? Что ты врешь?
Утесов. Вот ей-богу. Хотите посмотреть? (Открывает контрабас, садится.) Мой кабинет. Красное дерево. (Выходит, кладет футляр набок, ложится головой направо.) Моя спальня карельской березы. (Выходит, опять поднимает футляр, вынимает из кармана булку, ест.) Столовая. (Грызет орехи, сплевывает шелуху.) Ореховое дерево. (Выходит, кладет футляр на другой бок, ложится.) Спальня моей жены. Мореный дуб. (Выходит, ставит футляр, садится, берет в руки примус.) Кухня. (Выходит, кладет футляр, ложится.) Спальня домашней работницы. Видите, очень удобно, совсем рядом с кухней.
Фед. Сем. Это же твоя спальня.
Утесов. Нет, Федор Семенович, вы спутали. Моя спальня помещается между кабинетом и столовой. Помните, где я орехи грыз, так вот это столовая, а рядом со столовой моя спальня. (Ставит футляр, подвешивает ручку на цепочке. Садится.) Еще один кабинет. Фаянсовое дерево. (Дергает ручку – контрабас автоматически закрывается.)
Утесов (выходя из контрабаса). Последнее слово жилищной техники. «Аппартман гомеопатик». Обратите внимание, Федор Семенович, ни одной проходной комнаты и все удобства. Одного только удобства нет.
Фед. Сем. Какого?
Утесов. Жить невозможно.
Фед. Сем. Ну, знаешь, голубчик, хватит. Я такого безобразия не потерплю. Ты здесь больше не служишь. Я тебя выгоняю.
Утесов. Ну не может этого быть.
Фед. Сем. Как – не может быть, когда я тебя увольняю.
Утесов. Ну вы шутите.
Фед. Сем. Да увольняю же я тебя.
Утесов. Бросьте, бросьте разыгрывать.
Фед. Сем. Пшел вон.
Утесов. Между прочим, если вы мне жалованья не прибавите, я все равно не останусь.
Фед. Сем. Я тебе в последний раз говорю, что я тебя выгоняю на стройку.
Утесов. А я вам в последний раз говорю, что, если вы мне жалованья не прибавите, я все равно не останусь.
Фед. Сем. Как же ты можешь не остаться, если я тебя выгоняю.
Утесов. А как вы можете меня выгонять, если я все равно не останусь.
Фед. Сем. Убирайся, я тебе говорю.
Утесов. Бросьте, бросьте разыгрывать.
Фед. Сем. Ну шут с тобой, пропади ты пропадом. Оставайся.
Утесов. Ну вот теперь пропади-оставайся. Диалектика.
Фед. Сем. Отпирай магазин. Завтра поговорим.
Утесов – Костя поднимает штору. Не выпуская из рук шнура, тянется за лежащим на полу гвоздем. Не может достать. Отпускает шнур, берет гвоздь. Штора взвивается кверху. Кладет гвоздь, берется за шнур. Тянется за гвоздем. Та же игра повторяется несколько раз, сопровождаясь музыкальным аккомпанементом.
Фед. Сем. Дурак. Ты сначала возьми гвоздь, а потом поднимай штору.
Утесов. Диалектика. (Открывает штору, снимает с двери замок.)
Фед. Сем. Ну что ты опять встал без дела. Садись за рояль.
Утесов садится позади рояля на корточки.
Я тебе сказал, садись за рояль, а ты куда сел?
Утесов. Я и сел за рояль.
Фед. Сем. Когда говорят «за», это значит «перед»!
Утесов. За – перед? Диалектика.
Фед. Сем. Вот получена новая пачка нот. Надо их проиграть.
Утесов (перебирая ноты, читает названия). «Данс индустриал» на слова «Эх вы шарики-подшипники мои», «Спаренная езда, или Реквием обезлички», «Гимн единоначалию – многоголосная декламация», «Колыбельная песня „Сон кулака“, „Полный курс исторического материализма“, музыка Давиденко, „Митинг в паровозном депо“, сонатина. Попробуем „Митинг в паровозном депо“. (Начинает играть страшную какофонию.)
Фед. Сем. Что за белиберда?
Утесов. Искания, Федор Семенович.
Фед. Сем. Попробуй что-нибудь другое.
Утесов снова садится за рояль. Не может дотянуться до клавиш. Придвигает к себе рояль.
Дурак, ты бы лучше стул придвинул.
Утесов. Стул? Диалектика.
Фед. Сем. Ну играй.
Утесов, перебирая пальцами по клавишам, переходит за пределы клавиатуры. Продолжает играть, перебирая пальцами в воздухе.
Что ты делаешь?
Утесов. Рояль кончился, Федор Семенович. Всего каких-нибудь пол-аршина не хватило.
Фед. Сем. Попробуй что-нибудь полегче.
Утесов играет. Неожиданно склоняется над роялем и начинает горько плакать.
Что ты плачешь?
Утесов. Слона жалко.
Фед. Сем. Какого слона?
Утесов. Вы войдите, Федор Семенович, в его положение.
Фед. Сем. В чье положение?
Утесов. В слоновье. Вы представьте себе только, Федор Семенович. Девственный лес. Тропики. Тишина. Вдруг – бах, и он падает.
Фед. Сем. Кто?
Утесов. Слон. Представляете себе, такой умный, культурный, с хоботом, полный сил и здоровья, молодой, всего каких-нибудь двести – двести пятьдесят лет, и вдруг его убивают, делают из него клавиши и потом на них такую гадость играют. Я считаю, если ты против слонов, ну убивай, но чтобы потом над останками, над косточками этого бедного животного так измываться, это нужно зверем быть. Ну вот вы сами послушайте. (Играет.) Ну что это такое? Прости меня, Симба... (Плачет.)
Фед. Сем. (берет скрипку). Проаккомпанируй мне «Сон кулака». Довольно реветь. Возьми скрипку. Я буду тебе аккомпанировать, а ты играй.
Утесов берет скрипку, начинает играть первый.
Подожди. Ты не здесь вступаешь. Смотри на меня. Начинай, когда я сделаю знак. (Играет, делает знак Утесову кивком головы.)
Утесов. Здравствуйте, Федор Семенович.
Фед. Сем. Дурак, мы уже виделись. Я тебе делаю знак, чтобы ты начинал. (Играет. Делает знак, другой, третий.) Ну что же ты? Я тебе киваю, а ты не обращаешь внимания.
Утесов. А что мне обращать внимание? Я не дурак, мы уже виделись.
Фед. Сем. Я не здороваюсь с тобой, а я тебе киваю, чтобы ты начинал.
Утесов. Диалектика. Федор Семенович, давайте лучше я буду вам кивать. (Садится за рояль, передав скрипку Фед. Сем. Играет. Вдруг резко наклоняет голову. Фед. Сем. вступает.) Вы почему же не на месте вступаете?
Фед. Сем. Ты же мне кивнул.
Утесов. Я не кивал, а посмотрел, на какую я педаль нажимаю, на левую или на правую.
Фед. Сем. Что же ты, так разве не видишь?
Утесов. А что же у меня, на ногах глаза разве есть? Я вам даже больше скажу, Федор Семенович. Если бы у меня и были на ногах глаза, они бы и то через ботинки ничего не увидели. Вы посмотрите, подошва-то какая!
Фед. Сем. Ну ладно, играй.
Играют. В это время во второй части сцены на мосту появляется фигура Неизвестного. Останавливается. Снимает пиджак, кладет его на перила. Влезает на перила и делает попытку броситься в воду.
Утесов. Федор Семенович, посмотрите. Сигает. Сейчас сиганет.
Фед. Сем. Бежим!
Бросаются из магазина, схватывают Неизвестного и через несколько секунд вводят его в магазин и с трудом опускают на стул. Неизвестный садится с видом совершенно невменяемого человека. Трясется.
Фед. Сем. Успокойтесь. Успокойтесь.
Утесов. Сажайте его, Федор Семенович, на «Сон кулака». Вот сюда, на сухое место. Федор Семенович, что же это делается с людьми, я вас спрашиваю? В таком среднем возрасте и за борт себя бросает в набежавшую волну.
Фед. Сем. Действительно, что же это делается с людьми?
Утесов. Диалектика.
Фед. Сем. Послушайте, гражданин... Гражданин... Молчит. Костя, посмотри в пиджаке, нет ли там какого-нибудь документа?
Утесов (роется в карманах пиджака). Федор Семенович, глядите, вот карточка! Второй категории. Господи, вы только посмотрите на него: так мало от жизни взял! Даже сахар по шестнадцатому талону еще не взят. А он уже топится. Вот про вас я ничего не скажу, Федор Семенович, у вас в этом месяце даже туалетное мыло взято. Вам действительно в жизни ждать больше нечего. Вам в самую пору топиться. Но этому молодому человеку, у которого столько впереди, и 16-й талон, и 18-й на крупу, и 20-й. Все впереди – он сигает. Диалектика. Ну что же это делается с людьми, я вас спрашиваю?
Фед. Сем. Будет тебе философствовать. Поищи документ, я сказал.
Утесов. Вот, Федор Семенович, записка. (Читает.) «В смерти прошу никого не винить. Умираю и вызываю: Клемперера, Фрида, Голованова и Утесова». Дирижеров вызывает. Ну, Клемперера-то еще шут с ним, но Утесова-то за что?
Фед. Сем. Придите в себя, гражданин. Объясните, в чем дело.
Неизв. Зачем вы меня спасли? (Зарыдал.)
Фед. Сем. Воды, принеси воды.
Утесов (бежит за водой). Успокойтесь! (Приносит воды.) Не волнуйтесь! (Выпивает воду.) Теперь вам легче?
Неизв. Легче.
Фед. Сем. Что с вами? Кто вы такой?
Неизв. Я музыкант.
Фед. Сем. На чем играете?
Неизвестный молчит.
Утесов. Он на наших нервах играет, Федор Семенович.
Фед. Сем. Что с вами? О чем вы плачете?
Рыдания усиливаются.
Утесов. Федор Семенович, я знаю.
Фед. Сем. Ну?
Утесов. Ему слона жалко. Мне тоже. Господи, как я его понимаю. Вы подумайте только: девственный лес. Вдруг – бах. И потом на нем такую гадость играют.
Фед. Сем. Да подожди ты со своим слоном. Что же с вами случилось?
Неизв. Я кларнетист. Вся моя жизнь в кларнете.
Утесов. Как я вас понимаю! Я в контрабасе живу, и то неудобно.
Неизв. Как я играл, как играл! У одного человека зубы болели. Я заиграл – зубы сейчас же прошли, голова заболела. Пустите меня, я не хочу больше жить.
Фед. Сем. Стойте-стойте. Успокойтесь, пожалуйста. Ну рассказывайте, что же с вами случилось?
Неизв. Прихожу в консерваторию. Играю. Всех захватил. Потом прихожу... Пустите меня! (Пытается бежать.)
Фед. Сем. Что случилось?
Неизв. Не приняли. Испугались конкуренции. Я вас спрашиваю, что же это такое?
Утесов. Диалектика.
Неизв. Пришел в Большой театр. Играю. Всех захватил. Вывешивают объявление... Пустите меня! (Та же игра.)
Утесов. Не приняли?
Неизв. Да. Прихожу в Персимфанс. Играю. Всех захватил.
Утесов. Федор Семенович, держите его крепче, сейчас дернется.
Неизв. Зачем вы меня спасли? Все равно мне не на что больше надеяться. Я погиб.
Фед. Сем. Подождите. Может быть, я могу вам помочь. Скажите, вы Утесова знаете?
Неизв. Кого?
Утесов. Ну Утесова, этого, который «С Одесского кичмана»?
Неизв. Вы говорите про Леонида Утесова?
Утесов. Ну да.
Неизв. Конечно, знаю.
Фед. Сем. Ну так вот, у него в оркестре не хватает кларнетиста. Я поговорю с ним и надеюсь, что он возьмет вас в свой оркестр. Но, может быть, вы предварительно сыграете нам что-нибудь?
Утесов. Вот вам кларнет – играйте.
Неизвестный берет кларнет.
Федор Семенович, вот сразу видно виртуоза. И такого человека затирают! Диалектика.
Пантомима. Неизвестный играет. Лица у слушателей постепенно вытягиваются: Неизвестный не берет ни одной правильной ноты. Фед. Сем. делает знак. Оба схватывают кларнетиста, несут его на мост и бросают в воду. Молча возвращаются в магазин.
Утесов. Федор Семенович, а ведь мы преступление совершили.
Фед. Сем. Какое преступление?
Утесов. Ну как какое? Бросили человека в реку, а сами ушли.
Фед. Сем. Ну так что же?
Утесов. А вдруг он, Федор Семенович, выплывет?
Фед. Сем. Не выплывет.
Утесов. Хорошо, если не выплывет. Все-таки надо сознаться, Федор Семенович, что мы его халтурно топили. Его надо было сначала чердарахнутъ чем-нибудь тяжелым по голове, а потом уже топить.
Фед. Сем. Ну довольно рассуждать. Перебирай ноты.
В магазин входят четыре саксофониста и туба. Один из саксофонистов очень большого роста, одет пионером. Другой маленький, его отец.
Сын. Здравствуйте. Есть у вас музыкальные инструменты?
Утесов. Есть.
Сын. Папа, я тебе что сказал? Ничего не хватай руками. Сядь здесь и не болтай ножками. Дайте ему какой-нибудь инструмент, пусть играет.
Утесов дает ему саксофон, предварительно поиграв на нем.
Только в рот не бери, а то я тебя милиционеру отдам. Удивительная у него манера: все в рот тащить. Утесов. Это что же, значит, ваш папа будет?
Сын. Да.
Утесов. А вы их сын?
Сын. Да.
Утесов. Диалектика. А почему же вы с ним так не по возрасту разговариваете?
Сын. Почему не по возрасту? Когда я родился, ему 20 лет было. Потом он всю революцию за границей жил. А раз он не принимал участия в революции, значит, я считаю, что у него 15 лет прямо вычеркнуто из жизни. Вот и считайте: 20 лет да 15 вычеркнуто – 5 лет. Не ковыряй в носу, стыдно ковырять в носу: тебе уже 5 лет, ты не маленький. Дайте мне саксофон.
Третий.И мне саксофон.
Четвертый. И мне!
Утесов дает им саксофоны, предварительно поиграв на каждом из них.
Фед. Сем. Знаешь что, Константин, а все-таки меня совесть мучает. Из-за нас человек погиб.
Утесов. Наплюйте, Федор Семенович. Человек погиб, а карточка осталась. А по карточке сахар еще не получен.
Фед. Сем. А ведь верно. Знаешь что, сбегай скорей получи.
Утесов. Слушаю, Федор Семенович, сейчас! (Убегает.)
К окну магазина подходит один из оркестрантов. Смотрит в окно. К нему подходит второй.
Второй. Что здесь выдают?
Первый. Пищики для кларнета.
Второй. Я за вами. (Становится за спиной Первого.)
Третий. Вы последний?
Второй. Да.
Третий. Я за вами. (Становится за спиной Второго.)
Подходит Утесов-Заика. Становится за спиной Третьего. Подходит Спешащий человек с инструментом. Обращается к Утесову-Заике.
Спеш. Гражданин, скажите, пожалуйста, где здесь Октябрьский вокзал? Я очень спешу.
Утесов. Вы н... на... нахал... нахал...
Спеш. Позвольте, на каком основании вы меня оскорбляете?!
Утесов. Я вас не... не оскорбляю. Я г...говорю: вы н...нахал... н...нахал...
Спеш. Сами вы нахал!
Утесов. Я н...не н...нахал. Я говорю: вы н...на халтуру спешите?
Спеш. Да. У меня концерт. До отхода поезда осталось всего пять минут.
Утесов. В т...таком случае, если вы с...пешите и в...ам н...ужен Ок...тябрьский в...вокзал, а вы не знаете, к...как п...пройти, п...пойдите п...по этому п...переулку п...прямо, п...потом п... перейдете п...площадь – и вы п...попадете п...прямо на п...перрон. А если бы вы спросили к...кого-ни-будь д...другого, то вы бы уже д...давно б...были т...там.
Спешащий плюет и убегает. Очередь входит в магазин.
Утесов. У вас есть н...ноты н...новых к...композиторов?
Фед. Сем. Есть.
Утесов. Какие?
Фед. Сем. Есть Белый, Коваль, Давиденко.
Утесов. Д...дайте мне Дав... Дав... Дав... Давайте другого кого-нибудь – этот у меня не выходит.
Фед. Сем. Вам предложить что-нибудь новое или старое?
Утесов. Что-нибудь н...новое из ст...старого.
Фед. Сем. Для танцев или для пения?
Утесов. Д...для д...доклада.
Фед. Сем. Как – для доклада?
Утесов. П...понимаете, я п...председатель п...правления.
Фед. Сем. Вы всегда так заикаетесь?
Утесов. Н...ет, к...огда я п...ою, я не з...аикаюсь.
Фед. Сем. Так пойте!
Утесов (поет). Я завтра делаю доклад, та-ра-ра-ра-ра. Но если я буду его говорить, то никогда не кончу. Поэтому я должен (говорит) п...ропеть д...оклад п...по н...отам.
Фед. Сем. Какие же вам ноты?
Утесов. Т...рогательные, п...отому что у н...ас...
Фед. Сем. Пойте, пойте!
Утесов (поет). Дефицит.
Фед. Сем. Может быть, вот это?
Утесов. Д...айте п...осмотреть. (Раскрывает ноты, поет.)
Где б ни скитался я цветущею весной,
Мне все мерещится, что ты была со мной.
Но это только сон, что ты была со мной.
Да, это был лишь сон, что ты была со мной.
Фед. Сем. Ну что, подходит?
Утесов. С...ейчас п...роверю. Т...оварищи п...айщики. К...ак, к...ак п...редседатель п...равления Лакокраска к...ате-горически утверждаю, что (поет).
Наш коллектив за весь текущий год,
Казалось, должен был нам дать большой доход.
Но это был лишь сон. Совсем наоборот.
З...аверните. (Берет ноты и уходит, но по дороге нечаянно сбрасывает с прилавка пачку нот.)
Фед. Сем. Кто это сделал?
Утесов. Ты... ты...
Фед. Сем. Я?
Утесов. Нет, не вы, а ты... ты...
Фед. Сем. Во-первых, это не я, а во-вторых, вы могли бы быть повежливей.
Утесов. Ты... ты... тысячу извинений, это я. (Уходит.)
К концу номера по второй части сцены по мосту проходит Утесов – Старик с кнутом в руке. Он ведет за собой лошадь, напевая какую-то песенку. Входит с лошадью в магазин.
Утесов. Посторонитесь, посторонитесь, граждане, пропустите старушку. Тпру!
Фед. Сем. Ты что, бродяга, обалдел? С лошадью в магазин прешь?
Утесов. Ну и с лошадью. Ну и пру. Небось не поганое животное, не собака.
Фед. Сем. Да ведь грязная ж!
Утесов. А какая ж от нее грязь? Вот у нас агроном всегда говорит: навоз, говорит, то же золото. Я, знаете, так решил: весной обязательно возика два в Торгсин свезу. Пущай там за это золото джемпер дадут аль зипунишко какой каракулевый.
Фед. Сем. Да говорят же тебе, грязная она.
Утесов. Что ж, что грязная? Небось она в стойле живет. Вы бы, к примеру, в стойле жили – вы бы тоже грязный были. Она у меня первый человек, вы уж ее не обижайте, пожалуйста. (К лошади.) Отойди, Маша, от двери – простудишься. Вот стань здесь в сторонке. Садись. У меня, знаете, кобыла в 25 лошадиных сил. Я с ней 18 годков прожил и ни разу от нее грубого слова не слышал.
Фед. Сем. Это черт знает что такое. Выведите ее на улицу!
Утесов. Что она, пьяная? Она тихо сидит, никого не трогает. Сиди, Маруся, сиди.
Фед. Сем. Оставьте сейчас же помещение!
Утесов. Да вы что все в городе, очумели, что ли? В трамвае сегодня три остановки проехал, вдруг: вылезай, говорят, с лошадью нельзя. А легко сказать: вылезай. Сдавили ее со всех сторон. Пошевелиться нельзя. Что же вы, говорю, скоты, лошадь мою затираете? А мне один жеребец с портфелем говорит: «Ежели, говорит, вам здесь тесно, ездили бы, говорит, с ней на такси». Граждане, говорю, ведь я не с женой, с лошадью еду. Ежели бы вы мою жену затоптали, я бы, говорю, ничего не сказал. Лошадь животная бессловесная, а вы говорю, ее локтем пхаете. А тут как раз дамочка одна в котиковом хомуте ей копытом своим на ногу наступила. Я гляжу, у моей Маруськи в глазах слезы, а глаза такие большие, бархатные и будто бы вслух говорят: «Эх вы, говорят, звери вы, звери, что же вы со мной делаете?» Гляжу, место одно освобождается. Бросился я к нему, хотел для Маруськи занять. И тут гражданин какой-то: «Вы почему у меня место из-под носа вырвали?» Как же, говорю, я место у вас из-под носа вырвал? У вас нос вот где, а место вот где. А из-под чего я у вас его вырвал, об этом, говорю, лучше не говорить. И где же тут, граждане, справедливость? С детьми пущают, а с лошадью, говорят, нельзя. Дети-то, они небось больше гадят, чем лошадь. Поп в трамвае едет, ему ничего не говорят, а у него грива-то больше, чем у Маруськи. Демагогика. Дайте меру овса.
Фед. Сем. У нас нет овса.
Утесов. Ну дайте полмеры.
Фед. Сем. Да нет у нас овса, я тебе говорю.
Утесов. Ну давайте скрипку тады. Вы сколько за смычок со своим прикладом возьмете?
Фед. Сем. Как это – со своим прикладом?
Утесов. А так, палка ваша, а волос наш – вот Маруська пожертвует. Вы обратите внимание, волос-то какой! Отойдите в сторонку, а то она очень задом бьет. (Выдергивает у лошади из хвоста несколько волосков.) Вот волос какой!
Фед. Сем. Это черт знает что такое!
Утесов. А вы что же, гражданин, пастух, что ли, будете?
Оркестрант. Почему пастух? Из чего вы заключили?
Утесов. Я гляжу, дудка у вас больно богатая. Вам бы с такой дудкой пастухом быть – цены бы вам не было. Сыграл бы чего на дудке, музыку, что ль, какую. У меня Маруська очень любительница.
Джаз играет. Лошадь все больше оживляется и, наконец, пускается в пляс. Сложный танец лошади под аккомпанемент джаза.
В магазин входит Утесов – Дирижер американского джаза.
Утесов. Здравствуйте.
Фед. Сем. Здрасте.
Утесов. Я приходил получайт у вас капелька русский музыка, вашей великий маленький кучка.
Фед. Сем. Пожалуйста. Что же вам угодно?
Утесов. Я хотел получайт опера вашей великий маленький кучка: Глинка, Мусорный, Римский-Корсаков и Чайниковский. Я хотел играйт ваша чудная опера «Червивая дама», «Боб Годунов», «Юджин Онегин» и «Маленький золотой петух».
Фед. Сем. Вы музыкант?
Утесов. О ес, ес. Я есть один известный американский дирижер.
Фед. Сем. Очень приятно.
Утесов. Я имел специально приезжать из Нью-Йорк, чтобы бывать знаком с ваша великая русский музыка.
Фед. Сем. И вы уже что-нибудь слышали?
Утесов. О ес. Я имел бывайт в ваш Большой театр, но находил, что он не дает никакой ответ на этот день, на сегодня.
Фед. Сем. Ну что вы! Разве вы не знаете, что Большой театр первый выкинул лозунг «Искусство – трудящимся»?!
Утесов. Выкинул?
Фед. Сем. Выкинул.
Утесов. И далеко выкинул?
Фед. Сем. Так далеко, что его невозможно найти.
Утесов. Я это имел замечайт.
Фед. Сем. А как вам понравилась постановка?
Утесов. Я имел приходить на «Юджин Онегин», и я замечайт очень бедная постановка. Там имели исполняйт «Слыхали львы, слыхали львы за рощей глас певца любви», и я замечайт много певец любви и ни одного льва. Я не понимайт: такой большой театр – и ни одного льва. У нас в Америка, если бы пели «слыхали львы, слыхали львы», обязательно показали бы львы. Это не очень дорого, но это нравится публикум. Я считай, что ваша русская музыка очень хорошая музыка, но очень длинная музыка и очень скучная музыка. Я считай, что для того, чтобы русская музыка могла догнать и перегнать американская музыка, ее нужно играть совсем на другой манер. Ее надо немного сокращайт и немного изменяйт.
Утесов (входя). Здравствуйте.
Фед. Сем. А, Леонид Осипович, очень рад, очень рад. А мы вам приготовили целый комплект новых нот. (Зовет.) Костя, Костя, Костька, черт. Константин! Опять куда-то запропастился.
Утесов. Между прочим, обратите внимание: как только я прихожу – его нет.
Фед. Сем. Да-да. Очень странно. А когда вас нет, он все время здесь. Ну ничего, я сейчас сам достану. Вот (достает кипу нот). Замечательные песенки. Последние новинки Европы!
Утесов (перелистывая ноты). «Томми в сумасшедшем доме». Вертинский – новая ариэтка «Уж горит Чапей». Скажите пожалуйста. Уже успел. Интересно, как он откликнулся на это событие? (Раскрывает ноты, напевает.) «Уж горит Чапей, пей детка, пей!» Ну да все понятно. Дальше, разумеется, пойдет: «Уже Шанхай в огне, прильни ко мне». А конец такой:
Что нам блеск шанхайского пожара,
Что нам в том, что догорел Чапей?
Дорогая самая да у меня гитара,
Никогда я не расстанусь с ней.
Какое блестящее разрешение японско-китайских отношений. До этой гитары Лига Наций еще не додумалась. Великие державы не хотят расстаться со своими концессиями, а Вертинский со своей гитарой. Пойдем дальше. «Сердце глупенькой девочки в паутине чулок». Вальс-бостон. Не понимаю, зачем вы мне все это показываете?
Фед. Сем. Я думал, что из этого вы сможете чем-нибудь воспользоваться для своего репертуара.
Утесов. Какая чепуха. Я не исполняю никаких песенок и никакой легкой музыки. Я исполняю только классические произведения.
Фед. Сем. Как – не исполняете легкой музыки? Вы смеетесь надо мной!
Утесов. Может быть, вы с кем-нибудь себя путаете?
Фед. Сем. С кем же я могу себя спутать?
Утесов. Этого я не знаю. Мало ли на свете есть идиотов, с которыми вы можете себя спутать. Я вам повторяю, что никогда легкой музыки не исполнял и исполнять не собираюсь.
Фед. Сем. Не исполняли?
Утесов. Не исполнял.
Фед. Сем. Нет?
Утесов. Нет.
Фед. Сем. Никогда?
Утесов. Никогда!
Фед. Сем. Одну минуточку (заводит граммофон).
Федор Семенович ставит пластинку, и она начинает звучать.
Пласт. Значит, гражданин Утесов, вы говорите, что вы никогда никаким джаз-бандом не дирижировали? Вы никогда этим безобразием не занимались? Тогда разрешите я вам напомню. Что вы скажете по поводу вот этого?
Из раструба звучит фокстрот «Арабелла».
Утесов. Подумаешь! Какая-то серенькая полечка.
Пласт. Это настоящий американский фокстрот.
Утесов. Да я и не помню, чтобы мы это играли, – у нас музыканты лучше!
Пласт. Ах, вы, значит, не помните, что вы это делали? Вам обязательно нужно свой голос услышать? Пожалуйста, будьте любезны!
С пластинки звучит начало песни «С Одесского кичмана».
Ну а это что такое?
Утесов. Не знаю, не знаю. Какой-то безголосый певец! Это не я вовсе!
Пласт. Ах это тоже не вы? Но тогда разрешите еще один документик представить.
С пластинки звучит голос Утесова, поющего «Бублички».
Утесов. Что вы привязались к этой подозрительной личности? И песня эта, и певец были справедливо раскритикованы. При чем здесь я?
Пласт. Простите, я не могу с вами спорить, потому что я кончаюсь. Переверните меня.
Утесов. Кто кончается?
Пласт. Я – пластинка.
Утесов переворачивает пластинку.
Благодарю вас, товарищ Утесов. Вы очень любезны.
Утесов. Пожалуйста, не стоит благодарности.
Пласт. Позвольте вам напомнить еще одну маленькую штучку.
Из граммофона звучит песня «Пока».
Вот это аргументы! А ваши разговоры чепуха! Давно пора перестроиться. Я вам столько раз об этом говорила. Будьте здоровы, дорогой мой!
Утесов. Каюсь. Пел. Скажу даже больше: пел, пускал корни и насаждал. Бейте меня, Федор Семенович!
Фед. Сем. Что вы, что вы, Леонид Осипович, успокойтесь. Какие пустяки...
Утесов. Как – пустяки? Вы, Федор Семенович, эти анти-отмежевательнические настроения бросьте! Я каюсь, а вы мне под руку говорите. Не мешайте мне, пожалуйста. Товарищи! Признаю свои ошибки, все до одной. Теперь я прозрел и понял, что это было с моей стороны типичное мракобесианство. Это была форменная упадочничевщина, адриановщина и пиотровщина. Но повторяю, что теперь я совершенно переродился. У меня появилось совершенно новое мировоззренчество, мироощущенчество и миросозерцанчество. Теперь я исполняю только классическую музыку. Сейчас я вам докажу. Товарищи, вы можете мне сыграть «Музыкальный момент» Шуберта, этого классического представителя эпохи накопления торгового капитала, периода его борьбы с феодальной загниваевщиной?
Джаз играет Шуберта, Утесов поет.
Всюду те же речи
Все твердят при встрече,
Все превратностей полно,
Все полно противоречий.
Год за годом мчится.
Как не подчиниться?
Иногда и кое-где
Стало черти-те что твориться.
И досада и потеха
Транспорт в городе на ять!
Но чтоб пять минут проехать,
Надо пять часов стоять.
В этой странной аксиоме
Лишь одно дано понять:
Чтобы время сэкономить,
Надо время потерять.
Вот как странно все кругом,
Вот как славно мы живем:
Хоть об стенку бейся лбом,
Диалектика во всем!
Все кругом так сложно,
Противуположно,
Что одно с другим связать
Стало просто невозможно.
То ли, скажем кратко,
В чем-то тут загадка.
То ли просто кое-где
Нет у нас еще порядка.
Для здоровья аккуратно
Ты стремишься летом в Крым.
По дороге же обратно
Успеваешь стать больным!
С этим правилом суровым
Трудно свыкнуться иным:
Для того чтоб быть здоровым,
Надо сделаться больным.
Вот как странно все кругом,
Вот как славно мы живем.
Хоть об стенку бейся лбом,
Диалектика во всем!
Фед. Сем. Ну вот что, Леонид Осипович. Я думаю, что, если вы останетесь стоять на месте, вы сделаете большой шаг вперед!
Утесов. Если я буду стоять на месте, то сделаю большой шаг вперед?
Фед. Сем. Да.
Утесов. Диалектика!
Фед. Сем. В вашем творчестве произошел большой сдвиг. Но вам необходимо быть ближе к производству. Знаете что? Костя не возвращается. К тому же я его уже давно хочу сократить. Оставайтесь жить у меня.
Утесов. Как – у вас?
Фед. Сем. Вместо Кости.
Утесов. Где же тогда я буду жить?
Фед. Сем. Там же, где он. В контрабасе.
Утесов. В контрабасе? На каких правах?
Фед. Сем. На правах застройщика.
Утесов. Принимаю предложение!
Фед. Сем. Ну вот и прекрасно! Заприте магазин и ложитесь спать. Спокойной ночи!
Утесов. Спокойной ночи! (Прощается со всеми. Все уходят. Поет.)
Всему свой час – труду и наслажденью.
Ждет завтра вас серьезных дел гора.
Моя игра подходит к завершенью,
Расстаться нам теперь пришла пора!
Счастливый путь! Спасибо за вниманье!
Счастливый путь! Устали вы и я.
Счастливый путь! До нового свиданья!
Счастливый путь, счастливый путь, друзья!
Счастливый путь. Уж небо потемнело.
частливый путь. Синеет небосклон.
Счастливый путь. Конец венчает дело.
Счастливый путь. Вас ждут постель и сон.
Счастливый путь! Спасибо за вниманье.
Счастливый путь! Устали вы и я.
Счастливый путь! До скорого свиданья.
Счастливый путь! Счастливый путь, друзья!
(Кладет контрабас. После чего ложится в контрабас и закрывает крышку.)