Не то, чтоб это были два барана.
Скорей, два носорога, два слона.
Кино «Заманский против урагана»
Когда-нибудь увидит вся страна.
Я снял тогда на видео те волны,
Тот чёртов ветер — сорок пять секунд,
Как лапы ливня Лёньку в свете молний
За шкирку держат, хлещут и секут,
И нераскрытый зонтик, как рапиру,
В сырую мглу вонзив по рукоять,
Он морю, звёздам, небу, всему миру
Кричит: «Эй, вы, не падать, жить, стоять!»
-6-
Мой читатель, ты мне не поверишь,
Мол, такое в моей голове лишь,
В сновиденьях возникнуть могло,
Но всего полчаса миновало,
А вокруг, вон, ни бури, ни шквала,
Всё плохое исчезло, ушло!
Штиль не штиль, но потише, получше
Сразу стало вокруг. Даже тучи
Унеслись врассыпную, аврал! –
Словно серые в море селёдки!
Мы за это махнули по сотке, –
Это Лёнька их всех разогнал!
Вот оно и в мозгах уложилось,
Всё, что раньше во мне копошилось,
Всё устроилось в мыслях моих –
То, что нас не поднимут на вилы
Никакие зловещие силы,
Если грудью стоять против них!
Я синоптик теперь? Да едва ли.
Но прогноз мой такой, что не свалит
Никакая стихия тебя,
Если ты, как Заманский, — с рапирой.
(Кстати, лучше его не копируй,
Чуть ошибся, и дело — труба).
Мы хорошо в круизе отдохнули.
Майор наш, правда, малость начудил –
В Стокгольме, где в пивной его надули,
За мордобой в кутузку угодил.
Надули как? Он пива по-английски
Себе четыре кружки заказал,
При этом вместо «пиво» слово «виски»
Он произнёс. Других он слов не знал.
В итоге и того он, и другого,
И третьего хлебнул, чтоб лакернуть,
И дважды повторил, от пуза, вдоволь,
И бармена пять раз пытался пнуть.
Конечно, всё в итоге шито-крыто.
Он там сказал в застенках, в той норе,
Что в детстве он по поводу рахита
Насмешкам подвергался во дворе.
Психолог, что сеанс ему давала
В легавке ихней типа КПЗ,
Три дня потом от жалости рыдала,
Была, как говорится, на слезе!
Отмазали, короче. Алкоголь мы
Ни капли не даём теперь ему,
А вот другие в городе Стокгольме
Проблем не создавали никому.
Среди их городского шума-гвалта,
Освоившись внутри чужих земель,
Мои друзья, Зубило и Кувалда,
Купили пневматическую дрель.
Чтоб их отвлечь от пагубной напасти,
Чтоб спирт «Рояль» мозги им не сковал,
Воздушный штуцер в качестве запчасти
Им Сашка от души презентовал.
Они регулировку оборотов
На трезвый мозг усвоили вполне
И презирали пьяных обормотов,
Позорящих себя в чужой стране.
-7-
В общем, отдых удался на славу.
Мы увидели ихние нравы
И сумели себя показать.
Да, не всё там у нас получалось,
Аж терпенье у Лёньки кончалось,
Если правду вам всю рассказать.
Он майору орал: «Да пойми ты:
Скандинав толерантен к рахиту
Как к явлению, зная, что он
Провоцирует психику к срыву,
И по ходу распития пива
Ничего ты не ставишь на кон –
Даже если бузишь, дебоширишь,
А взглянуть так поглубже, пошире –
Есть места ещё, где нас не ждут,
Дефективных на группы не делят,
Там не только тебя отметелят,
А, возможно, ещё и сожрут!»
Мы, как в море, в Москву окунулись,
В толкотню переулков и улиц.
Я скучал по тебе, дом родной!
Нас опять карусель закрутила,
Лишь майору предписано было
Поработать ещё над собой.
Москва, Москва, как много в этом звуке! –
Поэт одной строкой мозги вспорол
Согражданам своим, а эти суки
Его спокойно бросили под ствол.
Нет, не сказать, чтоб все такими были,
Имел-таки поэт какой-то тыл,
Но парня так технично притравили,
Что пулю он свою заполучил.
Дуэль — она навроде инструмента,
Простейший путь, не надрывая жил,
Легально закошмарить оппонента,
С кем только что шампанское глушил.
Короче, мы всегда себе умели
Подкладывать подобную свинью.
Ребята, что касается дуэлей,
Я этот инструмент не признаю.
Мне просто так башку не интересно
Свинцом сносить случайному врагу.
Я мирный парень, это всем известно,
Хотя по рылу тоже дать могу.
К чему я это всё? А всё к тому я,
Чтобы сказать вам, братцы-кореша,
Без всяких выкрутасов, напрямую:
Москва была в те годы хороша!
Там люди на дуэлях друг по другу
Не били в лоб, как в прежние года, –
Да, по чужим бывало, с перепугу,
Но по своим, как эти, никогда!
Какие эти? Да такие «эти» –
Дантесов всяких долбаных толпа,
Каких полным-полно на белом свете,
Любого задавил бы, как клопа!
Нет, чтобы на войне, на поле боя
Отчизну от набегов защищать,
Графья, князья друг дружку с перепою
Любили у барьера постращать!
Кошмар, чума болотная, ей-Богу,
Такая вот была в то время хрень –
Бесперебойно, хоть и понемногу,
Свои своих валили каждый день.
-8-
Я поэт, но никак не историк.
Сядь, читатель, со мною за столик,
Мы по рюмке с тобою махнём
За него, за отличного парня, –
Вся Росссия ему благодарна, –
За погибшего в тридцать седьмом!
Да не в том, про который все знают, –
Да уже и добром вспоминают
(Есть такие) масштаб и размах
Той стрельбы, что в тюремных подвалах
Ни на час, ни на миг не смолкала,
До сих пор ещё эхо в ушах.
Дрянь дела-то. Но я не про это.
Я про год, когда пулю в поэта
Вколотили, как гвоздь — получи!
И нормально потом пили-ели…
Что сказать? Кто придумал дуэли,
Те и есть для меня палачи.
Да, весёлые были денёчки.
Девяностые — мелочь, цветочки,
Не водилось такого у нас,
Чтоб открыто, спокойно и скоро
Сам себя истреблял без разбора
Этот долбаный правящий класс!
Вообще, кто правил, было непонятно,
Мы все имели шансы прихватить
Природные ресурсы за бесплатно,
Поскольку было некому платить.
Хотели, но не стали — жизнь дороже.
Да, пару слов о звуках той Москвы:
Их стройный лад томил меня, тревожил,
Как хоровод танцующей листвы.
Гитары и гармошки рвали душу,
Она тогда была почти у всех.
Творцы, что не желали бить баклуши,
На улицах сражались за успех –
Из бывших филармоний виртуозы,
Перелистнув судьбы своей главу,
Где заработок был сплошные слёзы,
Пытались удержаться на плаву.
Без всяких уже званий и регалий,
Они и вправду были хороши
И на Арбате лихо зажигали,
И денег им давали от души.
Да, выступать на людях было в моде,
Где сцена — рынок, улица, вокзал,
Да я и сам в подземном переходе
Бывало, свои песни исполнял.
Они в то время были мрачноваты,
Девчата даже плакали под них,
Но разве мы, поэты, виноваты,
Что время бьет нам в рожу и под дых?
Как спринтер, зазевавшийся на старте,
Спешил я жить и петь, пока дают.
Но время перемешивает карты.
Сегодня на Арбате не поют.
Тогда же новый мир, рождаясь в муках,
Играл и пел, плясал, в литавры бил,
И как же много было в этих звуках,
Москва тех лет, как я тебя любил!
-9-
Время шло. В девяносто четвёртом
Лёнька был всё таким же упёртым.
Он блокнот, наконец, дочеркал
Кривобокой цифирью какой-то,
И вердикт, словно выстрел из «Кольта»,
Среди белого дня прозвучал.
Он собрал нас в своём кабинете
И сказал: «Я завод заприметил
И уже просчитал, что к чему –
Он как за́мок стоит неприступный,
Надо сразу вложиться и крупно,
Даже страшно слегка самому.
Как там, что, я не знаю детально,
Но поднимемся мы капитально,
В перспективную нишу войдём,
Мелкотравчатость всю позабудем
И своим торговать уже будем
Стратегически важным сырьём.
Мы ему: что ж, весёлое дельце,
А представь, что состарится Ельцин,
И другие на смену придут,
И с тобой поработают тесно.
Как? Вот так — откровенно и честно
В интересах страны обдерут.
Он нам в ответ: Ребята, ну чего вы,
Я вас никак сегодня не пойму,
Мой план, возможно, в чём-то и хреновый,
Но сколько я готовился к нему!
Волков бояться — дома на диване
Сидеть и пиво «Балтика» хлестать,
И точно уж на яхте в океане
Сквозь шторм не плыть и в космос не летать!
А это он, я чувствую, ребята,
Вот там мы развернёмся наконец,
А кто не хочет — режь себе в салаты
Кружочками солёный огурец!»
«Постой, не кипятись, остынь немного! –
Уже построже надо было с ним, –
Заманский, цыц! У нас одна дорога,
Но мы на ней замёрзнуть не хотим,
Как тот ямщик, что в песне. Не дождутся
Лентяи, что умеют лишь свистеть
Вослед идущим. Лёня, хватит дуться,
Про ямщика бы хором лучше спеть.
Ну, что, погнали, — вдумчиво, тихонько,
Давай, братишка, помни, не тупи,
Что люди замерзают, слышишь, Лёнька,
Когда они одни в глухой степи.
Мы за тобой пойдем в жару и в стужу,
В любой огонь, но всё-таки сперва
Нам надо знать, что ты с мозгами дружишь,
Что у тебя в порядке голова.
В одном ты прав: пора менять орбиту,
Но космос тоже разный, ты пойми –
Мерзавцы, негодяи, паразиты
Там часто притворяются людьми.
Да, надавать им хочется по шеям.
Козлы — кругом, и жалко, нету слов,
Что мы в высоких сферах не умеем
Уменьшить концентрацию козлов!»