насквозь продувал всю одежду: и термобелье, и анорак, и лыжные ботинки.
Из внедорожника выпрыгнул мужчина и направился к ней. В спину ему светило низкое зимнее солнце. Кайя зажмурилась. Мягкая, уверенная походка, белозубая улыбка и протянутая для приветствия рука. Она застыла. Это был Эвен.
– Аслак Кронгли, – представился мужчина и крепко пожал ее руку. – Ленсман.
– Кайя Сульнес.
– Холодно сегодня. Не то что там у вас в низине, а?
– Точно, – согласилась Кайя и тоже улыбнулась.
– Я не смогу поехать сегодня в Ховассхютту. У нас сошла лавина, закрыт туннель, приходится перенаправлять транспорт. – Не спросив, он взял ее лыжи, положил на плечо и направился к машине. – Но я договорился, и вас отвезет туда человек, который присматривает за той хижиной. Его зовут Одд Утму. Ничего?
– Ничего, – сказала Кайя, которую это только обрадовало. Возможно, ей теперь не придется отвечать на многочисленные вопросы о том, почему вдруг полиция Осло так заинтересовалась делом об исчезновении девушки из Драммена.
Кронгли довез ее до гостиницы, до которой было всего-то метров пятьсот. На занесенной снегом площади перед входом на желтом снегоходе сидел мужчина. На нем был красный комбинезон, меховая шапка с опущенными ушами, лицо до носа укутано шарфом, а глаза закрывали большие солнечные очки.
Когда он сдвинул на лоб очки, пробормотав свое имя, Кайя увидела, что один его глаз затянут молочно-белой пленкой. Другой глаз беспардонно рассматривал ее с головы до ног. Мужчина держался очень прямо, как юноша, но лицо его было старческим.
– Кайя. Спасибо, что так быстро согласились нам помочь.
– Мне же платят, – сказал Одд Утму, посмотрел на часы, оттянул шарф вниз и сплюнул. Кайя увидела, как в коричневых от жевательного табака зубах сверкнули брекеты. Табачный плевок на снегу выглядел как черная звезда. – Надеюсь, вы успели перекусить и пописать.
Кайя рассмеялась, но Утму уже оседлал снегоход и повернулся к ней спиной.
Она взглянула на Кронгли, который тем временем успел засунуть ее лыжи и палки под ремни, и они были теперь прочно прикреплены к снегоходу вместе с лыжами Утму, связкой чего-то напоминающего красные динамитные шашки и винтовкой с оптическим прицелом.
Кайя повернулась к Кронгли. Ленсман пожал плечами и еще раз улыбнулся своей белозубой мальчишеской улыбкой.
– Желаю удачи, надеюсь, вы на…
Остаток фразы утонул в реве снегохода. Кайя поспешила занять место позади Утму. К своему огромному облегчению, она обнаружила, что на сиденье снегохода есть ручка и ей хотя бы не придется обнимать за спину этого белоглазого деда. Дохнув выхлопными газами, скутер рывком тронулся с места.
Утму привстал, согнув колени и наклоняя корпус то вправо, то влево, виртуозно провел скутер мимо гостиницы, перевалил через огромные сугробы прямо в мягкий снег и устремился дальше наискосок на первый пологий склон. Когда они поднялись наверх и кучка домов оказалась под ними, глазам Кайи открылась белая бесконечность. Утму обернулся и вопросительно мотнул головой. Кайя кивнула в ответ: все в порядке. И он дал газ. Кайя обернулась и увидела, как в фонтане снежных брызг, вылетающих из-под гусениц, исчезает поселок.
Кайя нередко слышала, что заснеженные равнины напоминают пустыню. И вспомнила дни и ночи, проведенные с Эвеном на его прогулочной яхте.
Снегоход несся вперед сквозь пустынные просторы. Снег и ветер стерли все очертания, все сгладили и выровняли, так что вокруг, казалось, раскинулась бескрайная морская гладь, над которой чудовищной волной вздымалась гора Халлингскарвет. Ничего резкого, мягкость снега и тяжесть снегохода делали все движения мягкими и замедленными. Кайя осторожно потерла рукой нос и щеки, чтобы удостовериться, что кровообращение в них еще не нарушилось. Ей доводилось видеть, что делают с лицом даже небольшие обморожения. Монотонное рычание мотора и успокаивающее однообразие ландшафта действовали усыпляюще, но вдруг она проснулась – оттого что мотор умолк и они остановились. Кайя взглянула на часы. Первой мыслью было, что у них заглох мотор, а до цивилизации минимум сорок пять минут езды. А сколько тогда идти на лыжах? Три часа? Пять? Она понятия не имела. Утму уже спрыгнул со скутера и отстегнул лыжи.
– Что-то не так с… – начала она, но замолчала, когда Утму, выпрямившись, указал ей на небольшую ложбину, перед которой они остановились.
– Ховассхютта, – сказал он.
Кайя зажмурила глаза за солнцезащитными очками. И в самом низу горы она увидела маленькую черную хижину.
– А почему мы не могли поехать?..
– Потому что люди – идиоты, и к хижине придется теперь подкрадываться.
– Подкрадываться? – переспросила Кайя и следом за Утму поспешила застегнуть крепления.
Тот лыжной палкой ткнул в сторону горного склона.
– Если на снегоходе въехать в такую узкую долину, звук усилится эхом, пойдет во все стороны. А рыхлый снег…
– Лавина, – догадалась Кайя.
После одной из своих поездок в Альпы отец рассказывал, что там во время Второй мировой войны погибло под лавинами, большей частью вызванными звуковой волной от артиллерийской канонады, более шестидесяти тысяч солдат.
Утму на секунду остановился и снова взглянул на нее.
– Наши городские любители природы считают, что очень умно строить хижину под прикрытием склона. Но ее тоже рано или поздно снесет лавиной.
– Тоже? – переспросила Кайя.
– Ховассхютта здесь всего три года стоит. А такой рыхлый снег выпал только в этом году. Скоро выпадет еще больше.
Он показал рукой на запад. Кайя поднесла ко лбу ладонь и увидела, что он имел в виду. У снежного горизонта гигантским грибом на синем фоне вздымалось серо-белое облако.
– Снег всю неделю будет идти, – сказал Утму, отстегнул винтовку от снегохода и повесил через плечо. – На вашем месте я бы поторопился. И ни в коем случае не кричал.
Вниз, в долину, они спустились молча. Оказавшись в тени, Кайя почувствовала, насколько стало холоднее, холод точно прятался в каждой складке местности.
Перед выкрашенной в черный цвет бревенчатой хижиной они скинули лыжи, прислонили их к стене, Утму выудил из кармана ключ и вставил в замок.
– А как сюда попадают те, кто хочет заночевать? – спросила Кайя.
– Покупают стандартный ключ. Он подходит ко всем таким хижинам по всей стране.
Он повернул ключ в замке и толкнул дверь. Безрезультатно. Он тихо ругнулся и навалился на дверь плечом. Она отделилась от дверной коробки, пронзительно взвизгнув.
– Хижина садится от мороза, – пробормотал Утму.
Внутри было сумрачно, пахло парафином и печкой.
Кайя осмотрела хижину. Она знала, что порядки тут предельно простые. Люди появлялись, записывались в гостевую книгу, занимали кровать – или матрас, если кровати были уже заняты, зажигали огонь в очаге, варили принесенную с собой еду на кухне, где имелась плитка и все, что нужно, из посуды, и, если использовали сухие припасы из шкафчиков, оставляли деньги в коробке. В той же коробке оставляли деньги за ночлег или же заполненное платежное поручение. Все основано на ответственности и честности гостей.
В хижине было четыре спальни, все окнами на север, в каждой – четыре спальных места на двух двухъярусных кроватях. Окна гостиной выходили на юг, и обставлена она была вполне традиционно – тяжелой сосновой мебелью. Для уюта тут имелся большой открытый очаг, а для более эффективного обогрева – печка. Кайя прикинула, что за обеденным столом могли одновременно разместиться двенадцать-пятнадцать человек, вдвое больше людей могли здесь заночевать, если лечь компактнее и использовать матрасы и пол. Она представила себе свет стеариновых свечей, огонь камина, освещающий знакомые и незнакомые лица, разговор о сегодняшнем и завтрашнем походе под пиво или бокал красного вина. Раскрасневшееся лицо Эвена, который смотрит на нее с улыбкой. Он сидит в темном углу и протягивает навстречу свой бокал.
– Гостевая книга на кухне. – Утму показал на одну из дверей.
Он так и стоял у входа в шапке и варежках, всем своим видом выражая нетерпение. Кайя положила руку на дверную ручку и собиралась нажать на нее, как вдруг на нее нахлынуло. Ленсман Кронгли. Как же он похож. Она, конечно, знала, что это ощущение обязательно вернется, только не знала когда.
– Вы не могли бы открыть мне дверь? – попросила она.
– Чего?
– Примерзла, – сказала Кайя. – Холодно.
Она прикрыла глаза, когда он приближался, услышала, как беззвучно открывается дверь, почувствовала на себе его удивленный взгляд. Потом снова открыла глаза и вошла.
На кухне стоял едва ощутимый запах прогорклого жира. Она почувствовала, как участился пульс, пока ее взгляд скользил по столам, шкафчикам. На лавке под окном лежала черная книга в кожаном переплете, прикрепленная к стене синей нейлоновой веревкой.
Кайя перевела дух. Шагнула к книге. Раскрыла ее.
Страница за страницей, от руки исписанные именами гостей. Большинство следовали правилам и указывали свой дальнейший маршрут.
– Я все равно сюда собирался после выходных, мог бы проверить книгу, – услышала она голос Утму за спиной. – Но вы наверняка не могли ждать?
– Не могли, – призналась Кайя, просматривая даты.
Ноябрь. Шестое ноября. Восьмое ноября. Она посмотрела дальше. И потом назад. Нет его. Листка за седьмое ноября не было. Она пошире раскрыла книгу. Из переплета торчали остатки вырванной страницы. Кто-то ее забрал.
Глава 31Кигали
Аэропорт в Кигали, Руанда, был маленький, современный и на удивление удобно устроенный. С другой стороны, Харри по собственному опыту знал, что международные аэропорты мало или вообще ничего не говорят о стране, в которой находятся. В индийском Мумбае царит спокойствие и эффективность, в аэропорту Кеннеди в Нью-Йорке – паранойя и хаос. Очередь на паспортный контроль слегка продвинулась, и Харри сделал шаг вперед. Несмотря на вроде бы комфортную температуру, между лопатками под тонкой хлопчатой рубашкой все равно струился пот. Он снова вспомнил тех, кого видел в Схипхоле в Амстердаме, где с опозданием приземлился рейс из Осло. Харри основательно разогрелся, пока несся по коридорам в поисках своего выхода на посадку, вдоль всего алфавита и числового ряда по возрастающей, чтобы успеть на самолет, который должен был доставить его в Кампалу, Уганда. На одном из поворотов он краем глаза заметил знакомый силуэт. Но она стояла против света и слишком далеко, чтобы различить лицо. И, войдя последним в самолет, Харри сделал совершенно очевидный вывод: это не могла быть она. Шансы мизерные. К тому же мальчик рядом с ней никак не мог быть Олегом. Он просто не мог так вырасти.