– Но они же выбраны не случайно, они ночевали в одной хижине в одну и ту же ночь.
– Именно. Как раз это и заставляет усомниться, что мы здесь имеем дело с классическим серийным убийцей. Или правильнее было бы сказать – с классическим мотивом серийного убийства. Потому что для типичного маньяка убийство само по себе – уже достаточный мотив. Если он убивает женщин-проституток, то, как правило, не потому, что они грешницы, просто они – легкая добыча. Я знаю только одного серийного убийцу, чей критерий отбора был связан с самими жертвами.
– Снеговик.
– Я не верю, что серийный убийца станет выбирать себе жертв со взятой наобум страницы из гостевой книги в туристической хижине. А если в Ховассхютте произошло нечто, что дало убийце мотив, то мы не можем в данном случае говорить о классическом серийном убийстве. Кроме того, он явно хочет, чтобы его заметили, он созрел для этого гораздо быстрее, чем свойственно обычным серийным убийцам.
– Что ты имеешь в виду?
– Он отправляет женщину в Руанду и Конго, чтобы скрыть убийство и одновременно купить орудие, которым собирается умерщвлять других. Потом он эту женщину убивает. Иными словами, прилагает массу усилий для того, чтобы скрыть убийство Аделе Ветлесен. Когда он спустя несколько недель убивает снова, то не предпринимает абсолютно ничего. Еще через несколько недель случается новое убийство, и он опять выступает в качестве матадора, который тычет бандерилью нам в морду и помахивает плащом. Его личность словно меняется на глазах. Как увязать одно с другим?
– А ты не думал, что убийц может быть несколько? И у каждого свой метод?
Харри покачал головой:
– Есть одно сходство. Убийца не оставляет следов. А если серийный убийца – редкость, то тот, кто не оставляет следов, – вообще лох-несское чудище. И в этом деле их не больше одного.
– Хорошо, кто он тогда? – Кайя развела руками. – Серийный убийца с раздвоением личности?
– Или лох-несское чудище с крыльями, – сказал Харри. – Я не знаю. Да и не все ли равно, мы же просто прикалывались. Ведь сейчас это дело Крипоса. – Он допил кофе. – Я возьму такси и поеду в больницу.
– Могу тебя подбросить.
– Не надо, спасибо. Езжай лучше домой и готовься к новым, интересным заданиям.
Кайя тяжело вздохнула:
– И еще Бьёрн…
– Об этом не должна узнать ни одна живая душа, – предупредил Харри. – Хороших снов.
Алтман как раз выходил из палаты отца, когда подошел Харри.
– Он спит, – сказал медбрат. – Я ввел ему десять миллиграммов морфина. Вы, конечно, можете остаться, но он проснется еще очень не скоро.
– Спасибо, – сказал Харри.
– Не за что. У меня у самого была мать, которая… короче, ей пришлось терпеть больше боли, чем нужно.
– Ммм… Вы курите, Алтман?
Судя по реакции, Алтман курил, и Харри предложил ему выйти на улицу. Они курили, а Алтман, которого звали Сигурдом, рассказывал, что стал специализироваться на анестезии именно из-за матери.
– То есть когда вы сделали этот укол моему отцу, вы…
– Это была просто услуга одного сына другому, – улыбнулся Алтман. – Но вы ничего такого не думайте, мы всё обговорили с врачом. Я не хочу потерять свою работу.
– Очень разумно, – сказал Харри. – Жаль, что я не такой разумный.
Они докурили, и Алтман уже собирался идти, когда Харри спросил:
– Раз уж вы занимаетесь анестезией, то не подскажете, где можно раздобыть кетаномин?
– Ой, – произнес Алтман. – На этот вопрос мне, вероятно, отвечать не следует.
– Да ладно, – ухмыльнулся Харри. – Речь идет об убийстве, которое я расследую.
– А-а-а… Тогда ладно. Если вы не занимаетесь анестезией по работе, то в Норвегии достать кетаномин вам будет трудно. Он действует как выстрел, пациент отключается буквально на месте. Но есть побочные эффекты, например, он вызывает язву желудка. Кроме того, при передозировке велика опасность остановки сердца, чем и воспользовались многие самоубийцы. Но теперь все, кетаномин уже несколько лет как запретили. И в ЕС, и в Норвегии.
– Это я знаю, но куда бы вы отправились, если бы вам понадобился кетаномин?
– Ну… В бывшие советские республики. Или в Африку.
– Например, в Конго?
– Точно. После того как препарат запретили в Европе, производитель продает его по демпинговым ценам, соответственно он оказывается в бедных странах, так всегда бывает.
Харри сидел у постели отца и смотрел, как поднимается и опускается под пижамой тощая грудь. Час спустя он поднялся и ушел.
Прежде чем включить телефон, Харри запер входную дверь, поставил «Don’t Get Around Much Anymore»[94], одну из отцовских пластинок Дюка Эллингтона, и принес коричневый комочек. Гуннар Хаген вновь оставил сообщение, но Харри не собирался его выслушивать, потому что примерно представлял себе, о чем пойдет речь. Что Бельман снова побывал у него и с этого момента им нельзя даже приближаться к делу об убийствах, какие бы распрекрасные объяснения ни были у них заготовлены. И что Харри следует появиться на службе, если он все еще собирается работать в полиции. Ну ладно, последнее, пожалуй, перебор. Пора отъезжать. И путешествие начнется здесь, сейчас, сегодня вечером. Одной рукой он вытащил зажигалку, а другой стал тыкать в кнопки мобильного, чтобы прочитать пришедшие эсэмэски. Первая была от Эйстейна. Он предлагал устроить в скором будущем мальчишник и позвать Валенка, который, по всей видимости, на данный момент был из них троих самым обеспеченным. Другая эсэмэска пришла с незнакомого номера. Он открыл сообщение:
Прочитал на сайте «Афтенпостен», что дело у вас.
Могу вам немного помочь. Прежде чем его приклеили к ванне, Элиас Скуг кое-что сказал.
Харри выронил зажигалку, с громким стуком упавшую на стеклянный стол, и услышал, как заколотилось сердце. Когда расследуешь убийство, то получаешь массу обращений с советами, намеками, догадками. Люди, готовые под присягой подтвердить то, что они видели, слышали или что им рассказали, – может, полиция уделит им немного времени и выслушает их? Чаще это бывали одни и те же люди, но каждый раз появлялись и новые полоумные болтуны. Хотя Харри знал, что этот не такой. Пресса много писала об этом деле, информации у людей хватало. Но никто из посторонних не знал, что Элиаса Скуга приклеили ко дну ванны. И никто не знал номера телефона Харри, поскольку тот не был зарегистрирован.
Глава 38Увечье
Харри приглушил Дюка Эллингтона и задумался с телефоном в руке. Этот человек знал про суперклей. И еще он знал номер Харри. Может, теперь надо определить по номеру его адрес и имя и сделать так, чтобы его задержали, рискуя вспугнуть? С другой стороны, он ждет ответа.
Харри нажал на кнопку «Позвонить отправителю».
Раздалось всего два гудка, потом он услышал низкий голос:
– Да?
– Это Харри Холе.
– Спасибо за прошлую встречу, Холе.
– Угу. А когда она была?
– Ты не помнишь? В квартире Элиаса Скуга. Суперклей.
Харри чувствовал, как, сдавливая горло, пульсирует сонная артерия.
– Я там был. С кем я говорю и что ты там делал?
Наступила пауза, и Харри даже показалось, что собеседник отсоединился. Но тут из трубки снова послышалось протяжное оканье:
– Ой, извини, я, наверное, подписал эсэмэску просто «К.»?
– Да.
– Привычка такая. Это Колбьёрнсен. Старший инспектор из Ставангера. Ты дал мне свой номер, забыл?
Харри выругался про себя, внезапно обнаружил, что все еще сидит не дыша, и хрипло выдохнул.
– Ты слушаешь?
– Да-да, – сказал Харри, схватил чайную ложечку, лежавшую на столе, и отскоблил от опиумного комка маленький кусочек. – Ты написал, что у тебя что-то для меня есть?
– Точно. Но у меня одно условие.
– Какое же?
– Что это останется между нами.
– Почему?
– Потому что я терпеть не могу козла этого, Бельмана, ходит, понимаешь, с таким видом, будто он номер один в расследовании убийств. Меня прямо трясет оттого, что он и гребаный Крипос задумали стать в этом деле монополистами. Пусть убирается ко всем чертям. А у меня тут с начальством проблема. Меня не подпускают ни на шаг к проклятому делу Скуга.
– И поэтому ты обратился ко мне?
– Я простой парень из провинции, Холе. Но, читая в «Афтенпостен», что ты подключился к делу, я понимаю, что это значит. Ты ведь такой же, как я, не можешь просто махнуть на все рукой, верно?
– Ну… – протянул Харри, уставившись на опиумный комочек.
– Короче, если хочешь их обставить, чтобы бельмановская империя зла накрылась медным тазом, то давай. Я отправлю Бельману рапорт не раньше послезавтра. Потяну с этим. У тебя есть завтрашний день, чтобы подумать.
– Что у тебя есть?
– Я сам переговорил с людьми из окружения Скуга. А их оказалось немного, потому что он был чудак, знаешь, шило в одном месте, мотался по свету, причем совершенно один. Точнее, я переговорил с двумя женщинами. С хозяйкой дома. И еще с одной девицей, до нее мы добрались, когда отследили его последние звонки. Ее зовут Стине Эльберг, она рассказала, что говорила с Элиасом в тот вечер, когда его убили. Они ехали в автобусе из города, и он рассказал ей, что был в Ховассхютте вместе с убитыми девушками, о которых писали газеты. Странно, говорил он, но никто до сих пор не обнаружил, что они были в одной и той же хижине, и он думает, не пойти ли ему в полицию и не рассказать ли об этом. Только, мол, все никак не решится, опасается оказаться втянутым в это дело. Это-то как раз понятно. У Скуга и раньше были проблемы с полицией, два раза на него заявляли за сталкинг. Честно говоря, ничего противозаконного он не совершал, я же говорю, у него просто шило было в одном месте. По словам Стине, она опасалась его, но в тот вечер, похоже, он сам чего-то боялся.
– Любопытно.
– Стине сделала вид, что не знает, о чем он говорит, и тогда Элиас рассказал ей о еще одном человеке, который был в той хижине, и ей показалось, что он действительно знает, кто это. А вот сейчас тебе будет по-настоящему интересно. Потому что это известный человек. Так сказать, звезда второго ряда.