– В последнее время не происходило ничего такого, что заставило бы вас бояться?
– Нет. – Тони Лейке задумчиво посмотрел перед собой. – Кроме кражи со взломом, когда ко мне в дом кто-то проник через подвальную дверь. Это было несколько дней назад. Черт, надо было сигнализацию поставить, верно?
– В полицию заявили?
– Да нет, взяли только велосипед.
– Думаете, серийные убийцы в свободное время занимаются кражей велосипедов?
Лейке расхохотался и кивнул, улыбаясь. Не туповатой, пристыженной улыбкой, как тот, кто сам понимает, что сморозил глупость, отметил Харри. Но обезоруживающей, победительной улыбкой чемпиона, означающей «ну, приятель, в этот раз ты меня подколол».
– А почему вы решили поговорить именно со мной?
– В газете написано, расследование ведете вы, вот я и подумал, что так будет правильнее. Кроме того, как я уже говорил, я надеюсь, это не станет известно слишком многим, вот и решил обратиться к самому главному.
– Я – не главный, Лейке.
– Правда? А в «Афтенпостен» написали…
Харри потер скулу. Он еще не решил, как ему относиться к Тони Лейке. Это сочетание ухоженной внешности с шармом плохого парня напомнило Харри одного хоккеиста, рекламировавшего нижнее белье. Тот явно хотел произвести впечатление легкомысленного и искушенного циника, но спрятать собственную искренность и глубину натуры ему не удавалось. Хотя, возможно, все как раз наоборот: именно легкость была подлинной, а искренность – наигранной.
– А что вы делали в Ховассхютте, Лейке?
– Ну ясное дело, на лыжах катался.
– Один?
– Да. На работе выдалось несколько тяжелых дней, пришлось взять тайм-аут. Я часто бываю в Устаусете и на хребте Халлингскарвет. Можно сказать, это мои места.
– Так почему же вы не построите там свою собственную дачу?
– Там, где я хотел бы иметь дачу, строительство запрещено. Законом о национальных парках.
– А почему невеста с вами не поехала? Она что, не ходит на лыжах?
– Лене? Она… – Лейке отхлебнул еще кофе. Очень характерно отхлебнул – прямо посредине предложения, чтобы взять паузу и подумать, отметил Харри. – Она была дома. Я… мы… – Он взглянул на Харри с отчаянной гримасой, словно умоляя о помощи.
Харри ему не помог.
– Черт. Только не для прессы, ладно?
Харри не ответил.
– Хорошо, – сказал Лейке, как если бы Харри ответил утвердительно. – Мне надо было немного передохнуть, уехать. Подумать. Помолвка, женитьба… все это не игрушки, надо было определиться, как к этому относиться. А лучше всего мне думается, когда я один. Особенно там, в горах.
– Очевидно, размышления помогли?
Лейке вновь сверкнул эмалевым кварталом.
– Да.
– А вы помните, кто был в хижине, помимо вас?
– Как я уже говорил, я помню Марит Ульсен. Мы с ней выпили красного вина. Я и не знал, что она депутат стортинга, пока она сама не сказала.
– Кого-нибудь еще?
– Там сидело еще три или четыре человека, с которыми я только поздоровался. Но я там появился довольно поздно, кто-то наверняка уже спал.
– Да?
– Снаружи стояло шесть пар лыж. Я это помню совершенно точно, поскольку сам внес их в коридор, была угроза схода лавины. Я подумал, вполне возможно, те, другие, не имеют большого опыта нахождения в горах. Хорошего мало, если хижину накроет трехметровым слоем снега и все окажутся без лыж. На следующее утро я, как обычно, встал раньше всех и ушел еще до того, как встали остальные.
– Вы сказали, что поздно пришли в тот вечер. Значит, вы шли по горам один, в темноте?
– Налобный фонарик, карта и компас. Я ведь туда сорвался совершенно спонтанно, так что в Устаусет приехал только вечером – на поезде. Но, как я уже говорил, те края я знаю неплохо, привык ориентироваться на местности в темноте. Да еще погода была как на заказ, светила луна, мне ни карта, ни фонарик не понадобились.
– Можете рассказать, что происходило в хижине, пока вы там были?
– Да ничего не происходило. Мы с Марит Ульсен поговорили о красном вине, а также о том, как трудно сейчас бывает поддерживать отношения. В общем, ее подход к этому был, пожалуй, более современный, чем у меня.
– А она ничего не говорила, может, что-то такое произошло в этой хижине раньше?
– Абсолютно ничего.
– А остальные?
– Они сидели чуть поодаль, у очага, говорили о лыжных походах и пили. Возможно, пиво. Или какой-то спортивный напиток. Две девушки и один мужчина, от двадцати до тридцати пяти лет, так мне показалось.
– Имена?
– Мы только кивнули друг другу и сказали «привет». Как я уже говорил, я отправился туда, чтобы побыть одному, а не искать знакомств.
– Внешность?
– В таких хижинах вечером обычно бывает довольно темно. Если я скажу, что одна из них – светленькая, а другая – темненькая, то нет уверенности, что так оно и было. Как я уже говорил, я даже не помню, трое их было или четверо.
– Выговор?
– Мне кажется, одна из девушек говорила на западном диалекте.
– Ставангерский диалект? Берген? Сюннмёре?
– Мне очень жаль, но я в этом плохо разбираюсь. Может, она была вовсе не из Западной, а из Южной Норвегии.
– О’кей. Вы хотели побыть один, но разговорились с Марит Ульсен о современных нравах.
– Просто так получилось. Она подошла ко мне и села. Не слишком застенчивая тетка. Болтушка. Но толстая и симпатичная. – Он сказал это так, будто оба слова гармонично дополняли друг друга. Харри вдруг вспомнилось, что, вопреки общей тенденции к повышению средненорвежской массы тела, Лене Галтунг, судя по фотографии, тощая как вобла.
– Так что, кроме Марит Ульсен, вам ни о ком другом сказать нечего? Даже если я покажу вам фотографии тех, кто, по нашим сведениям, там был?
– Почему же? – Лейке снова улыбнулся. – Думаю, мне найдется что сказать.
– Неужели?
– Когда я собирался укладываться спать в одной из комнат, мне пришлось включить свет, чтобы посмотреть, какая койка там свободна. И я видел, что двое уже лежали и спали. Мужчина и женщина.
– И вы думаете, что сможете их описать?
– Ну, не то чтобы описать, но я вполне уверен в том, что мог бы их узнать.
– Да?
– Знаете, бывает, стоит увидеть человека, и сразу вспоминаешь его лицо.
Харри знал, что Лейке прав. С описанием примет у свидетелей, как правило, бывало неважно, но при опознании они обычно не ошибались.
Харри подошел к картотечному шкафу, который они с Бьёрном задвинули в глубь комнаты, открыл нужные папки и вытащил фотографии. Дал пять снимков Лейке, тот принялся их изучать.
– Марит Ульсен, – сказал он и протянул Харри одну из фотографий. – А это, мне кажется, две девушки, сидевшие у очага, но наверняка не скажу. – Он отдал Харри фотографии Боргни и Шарлотты. – Это, возможно, тот парень – Элиас Скуг. Но никого из них не было в спальне, в этом я уверен.
– То есть вы не уверены, что узнаёте тех, с кем довольно долго сидели в одной комнате, но уверены, что узнали бы тех, кого видели всего лишь несколько секунд?
Лейке кивнул:
– Они спали.
– А что, спящего узнать легче?
– Нет, но они же на тебя не смотрят, правда? Так что ничто не мешает тебе их рассмотреть.
– Ммм… За несколько секунд?
– Может, чуть подольше.
Харри убрал фотографии в папки.
– У вас есть какие-нибудь имена? – спросил Лейке.
– Имена?
– Да. Как я уже говорил, я встал первым, сделал себе пару бутербродов на кухне. Там же была и гостевая книга, а я туда еще не записался. И пока я доедал свои бутерброды, я открыл эту книгу и просмотрел имена тех, кто записался накануне вечером.
– Зачем?
– Зачем? – Тони пожал плечами. – В туристических хижинах часто встречаешь одних и тех же людей. Я посмотрел, может, есть кто из знакомых.
– Были?
– Нет. Но если бы вы назвали имена тех, кто, как вы знаете или полагаете, был там, то я, возможно, вспомню, видел ли я их в гостевой книге, – понимаете?
– Понимаю. Но к сожалению, у нас нет никаких имен. И адресов тоже.
– Нет? Ну и ладно, – сказал Лейке и принялся расстегивать шерстяное пальто. – Тогда, боюсь, толку от меня немного. Кроме того, что теперь вы можете меня вычеркнуть.
– Ммм, – сказал Харри. – Ну раз уж вы здесь, у меня найдется еще пара вопросов. Если у вас есть время.
– Я сам себе хозяин, – сказал Лейке. – Во всяком случае, пока.
– Прекрасно. Вы говорите, что у вас в прошлом были проблемы. Не могли бы вы коротко сказать, в чем они заключались?
– Я попытался убить одного типа, – прямо ответил Лейке.
– Понятно, – сказал Харри и откинулся на спинку кресла. – За что?
– Потому что он на меня напал. Он утверждал, что я увел у него девушку. По правде говоря, она не была и не хотела быть его девушкой, к тому же я не увожу чужих девушек. В этом нет нужды.
– Ммм… Он застал вас на месте преступления и ударил ее?
– Что вы имеете в виду?
– Я просто пытаюсь представить, почему вам захотелось его убить. Если вы всерьез это утверждаете.
– Он меня ударил. И поэтому я попытался убить его. Ножом. И я уже почти сделал это, когда парочка моих друзей буквально оторвала меня от него. Меня осудили за нанесение тяжких телесных повреждений. Так что для попытки убийства я еще легко отделался.
– Вы отдаете себе отчет в том, что сказанное вами может навлечь на вас подозрение в убийстве?
– В этом деле? – Лейке недоверчиво посмотрел на Харри. – Шутите? Я надеюсь, кругозорчик у вас пошире.
– Если вам захотелось убить один раз…
– На самом деле мне хотелось убить не один раз. Вероятно, я так и поступал.
– Вероятно?
– В джунглях не так-то просто разглядеть черного как уголь негра. Стреляешь почти наугад.
– И вы так делали?
– Да, в годы моей грешной молодости. Отбыв срок, я пошел на сержантские курсы, а потом отправился в Южную Африку, устроился там контрактником.
– А-а-а… Так вы были наемником в ЮАР?
– Три года. Причем в ЮАР я только завербовался, потому что драчка шла в соседних странах. Там всегда шла война и всегда был спрос на профессионалов, особенно белых. Черномазые по-прежнему думают, что мы умнее, они больше доверяют белым офицерам, чем своим собственным.