– Подозреваемый будет допрошен Крипосом, после чего отправлен в камеру предварительного заключения.
– То есть вы хотите сказать, что полиция раскрыла это дело?
– Найти виновного и осудить виновного – это разные вещи, – ответил Бельман, уголки его рта подрагивали в чуть заметной улыбке. – Но следствие, проведенное нами в Крипосе, обнаружило так много улик и совпадений, что мы сочли необходимым провести немедленное задержание, поскольку существовала опасность, что могут быть совершены новые преступления, а доказательства – уничтожены.
– Арестованный – мужчина лет тридцати. Что еще вы можете о нем сообщить?
– Был ранее судим за нанесение тяжких телесных повреждений, это все, что я могу сказать.
– В Интернете о личности задержанного ходят всевозможные слухи. Говорят, это известный предприниматель, который, в частности, помолвлен с дочерью известного судовладельца. Вы можете подтвердить эти слухи, господин Бельман?
– Я ничего не стану подтверждать или опровергать, кроме того, что у Крипоса есть все основания надеяться, что в этом деле все скоро разъяснится.
Репортер повернулся лицом к камере, чтобы произнести пару заключительных фраз, но их заглушил шквал аплодисментов в «Юстиции».
Трульс заказал себе пива, а один из следователей влез на стул и заорал, что убойный отдел может у него отсосать, во всяком случае, самый кончик полизать, да и то если сам хорошенько попросит. Хохот сотряс стены тесного, провонявшего потом зала.
В тот же самый миг дверь открылась, и в зеркале Трульс увидел фигуру, которая заполнила собой весь дверной проем.
И ощутил странное возбуждение от этого зрелища, пронзительную уверенность: сейчас что-то произойдет, причем кое-кто при этом пострадает.
В дверях стоял Харри Холе.
Высокий, широкоплечий, с осунувшимся лицом и красными, воспаленными, глубоко запавшими глазами. Он просто стоял, однако без всякой команды заткнуться в «Юстиции» воцарилась тишина, было только слышно, как кто-то шикает на двух разговорчивых экспертов-криминалистов. А когда наконец и они умолкли, Холе произнес:
– Значит, сидите и празднуете, что вам удалось украсть результаты нашей работы?
Он проговорил это тихо, почти шепотом, но тем не менее в зале эхом отдавался каждый слог.
– Вы празднуете, что ваш начальник готов пройти по трупам – и убитых, и тех, кого скоро вышвырнут с шестого этажа Полицейского управления, – лишь бы стать королем-солнцем гребаного Брюна. Ладно. Вот сотня.
Трульс увидел сотенную купюру в поднятой руке Холе.
– Чтобы вам не пришлось воровать. Вот – купите себе пива, прощение, искусственный член для бельманской групповухи…
Харри скомкал сотенную и бросил на пол. Уголком глаза Трульс заметил, что Юсси уже пришел в движение.
– …или наймите еще одного стукача.
Холе пошатнулся, но не упал, и Трульс только сейчас понял, что парень – хоть он и выговаривает каждое слово, как священник на проповеди, – пьян в дупель.
Тут Юсси Колкка вмазал Холе правой в челюсть, отчего тот сделал полпируэта, а потом склонился в глубоком, почти галантном поклоне, когда левый кулак финна врезался ему в солнечное сплетение. Трульс предположил, что через несколько секунд Холе сблюет. Как только у него опять появится воздух в легких. Прямо здесь. Вероятно, Юсси сделал аналогичное предположение и решил, пусть лучше это произойдет не в зале «Юстиции». Было странно видеть, как этот нескладный, почти квадратный финн высоко и изящно, словно балерина, вскинул ногу и, коснувшись ею плеча Холе, толкнул его так точно и аккуратно, что сложившийся пополам полицейский потерял равновесие и вывалился назад из тех же дверей, через которые и вошел.
Самый пьяный и молодой зашелся от смеха, а Трульс хрюкнул. Парочка тех, кто постарше, вскрикнула, а один из них заорал, чтобы Колкка, черт побери, вел себя прилично. Но никто ничего не сделал. Трульс знал почему. И все здесь помнили эту историю. В свое время Харри выпачкал их мундир, нагадил в свое гнездо, убил одного из их лучших людей.
Юсси проследовал к барной стойке без всякого выражения, как будто просто выходил вынести мусор. Трульс, похрюкивая, ржал. Нет, никогда ему не понять этих финнов, саамов, эскимосов, или кто они там.
В глубине зала какой-то человек поднялся и направился к выходу. Трульс никогда не видел его в Крипосе раньше, но взгляд из-под темных кудрявых волос был взглядом полицейского.
– Ты скажи, ленсман, если вдруг тебе с ним помочь надо, – крикнул ему вслед сосед по столику.
Только через три минуты, когда снова включили Селин Дион и возобновились разговоры, Трульс отважился слезть с табурета, наступить каблуком на сотенную и подтянуть ее ногой к стойке бара.
В легкие Харри наконец-то вернулся воздух. И его вырвало. Один раз, потом еще. Потом он снова упал. Асфальт был так холоден, что прожигал ему бок через рубашку, и так тяжел, как будто он лежал на Харри, а не наоборот. В глазах плясали кровавые точки и черные извивающиеся змеи.
– Холе?
Харри услышал голос, но знал: если увидят, что он пришел в сознание, то могут снова ударить. Поэтому глаза не открывал.
– Холе? – Голос приблизился, и он почувствовал чью-то руку у себя на плече.
Еще Харри знал, что алкоголь снижает реакцию, меткость и способность оценивать расстояние. Но он все равно сделал то, что сделал. Открыл глаза, вывернулся и ударил в кадык. А потом снова упал.
Он промазал почти на полметра.
– Давай я тебе такси возьму, – произнес голос.
– Какого черта, – простонал Харри. – Убирайся, проклятая крыса.
– Я не из Крипоса, – сказал голос. – Меня зовут Кронгли. Я ленсман в Устаусете.
Харри повернулся и взглянул на него.
– Я просто немного выпил, – просипел Харри, стараясь дышать неглубоко, чтобы боль в животе снова не вызвала рвоту. – Ничего страшного.
– Да я и сам немного выпил, – улыбнулся Кронгли и закинул одну руку Харри себе на плечо. – И честно говоря, я понятия не имею, где здесь взять такси. Встать-то сможешь?
Харри подтянул сначала одну ногу, потом другую, пару раз моргнул и констатировал, что он, во всяком случае, опять в вертикальном положении. И практически в обнимку с ленсманом из Устаусета.
– Ты где сегодня ночуешь? – поинтересовался Кронгли.
Харри искоса взглянул на ленсмана:
– Дома. И совершенно один, если ты не против.
В ту же секунду к ним подъехала полицейская машина, боковое окно поползло вниз. Харри услышал, как оборвался смех, а потом раздался спокойный голос:
– Харри Холе, убойный отдел?
– Я, – вздохнул Харри.
– Нам только что звонил один из следователей Крипоса, он распорядился, чтобы мы приехали сюда и доставили вас домой – в целости и сохранности.
– Значит, открывайте дверь!
Харри уселся на заднее сиденье, положил голову на подголовник, закрыл глаза, почувствовал, как все вдруг завертелось, но все равно это было лучше, чем смотреть в глаза тем двоим, что пялились на него с передних сидений. Кронгли попросил их перезвонить на его телефон, когда «Харри» будет дома. С какой стати этот тип вообразил себя его приятелем? Харри услышал, как боковое окно поднимается, и приветливый голос с переднего сиденья поинтересовался:
– Где живете, Холе?
– Езжайте прямо, – сказал Холе. – Надо кое-кого навестить.
Почувствовав, что автомобиль тронулся, Харри открыл глаза и увидел Аслака Кронгли, оставшегося стоять на тротуаре.
Глава 43Визит
Кайя лежала на боку и смотрела в темноту спальни. Она услышала, как скрипнула калитка, а потом гравий захрустел под чьими-то подошвами. Она затаила дыхание и стала ждать. Потом в дверь позвонили. Она выскользнула из кровати, надела халат и подошла к окну. Снова позвонили. Она приоткрыла занавеску. И вздохнула.
– Пьяный полицейский, – громко сказала она.
Сунула ноги в тапки и поплелась в коридор, к двери. Открыла ее и встала в проеме, скрестив руки на груди.
– Привет, пупсик, – прогнусавил полицейский. Как будто пародия, какой-нибудь смешной скетч про пьяниц. А может, несмешной оригинал.
– Что привело тебя сюда так поздно? – поинтересовалась Кайя.
– Ты. Ты меня впустишь?
– Нет.
– Но ты сказала, что я могу связаться с тобой, если мне будет слишком одиноко. И мне стало слишком одиноко.
– Аслак Кронгли, – сказала она. – Я уже легла. Езжай в гостиницу. Завтра в первой половине дня можем выпить где-нибудь кофе.
– Мне кажется, кофе нужен мне сейчас. Десять минут, а потом я позвоню и вызову такси, ладно? А пока можем поговорить об убийствах и серийных убийцах. Что ты на это скажешь?
– Прости, – сказала она. – Но я не одна.
Кронгли вдруг резко выпрямился, и Кайе показалось, что он вовсе не так пьян.
– А-а-а… Значит, он здесь, тот полицейский, в которого ты по уши влюблена?
– Возможно.
– Э-это его? – медленно спросил ленсман и пнул большие ботинки возле дверного коврика.
Кайя не ответила. В голосе Кронгли, нет, в его интонации было что-то, чего она никогда не слышала раньше. Как какое-то низкочастотное, едва слышное рычание.
– Или ты выставила эти башмаки на всякий случай, чтобы попугать? – Во взгляде его был и смех, и слезы. – У тебя никого нет, правда, Кайя?
– Послушай, Аслак…
– Тот полицейский, о котором ты говорила, Харри Холе, сегодня вечером облажался. Появился в «Юстиции» пьяный в стельку, прямо напрашивался на то, чтобы ему дали в рыло, ну и получил свое. Потом приехала патрульная машина, чтобы увезти его домой. Так что ты сегодня вечером все равно свободна, или как?
Сердце ее забилось чаще, и она уже больше не мерзла в своем халате.
– А что, если его сюда привезли? – спросила она и услышала, что и голос у нее стал другим.
– Нет. Они мне потом перезвонили и сказали, что повезли его черт-те куда, он собрался кого-то навестить. Когда выяснилось, что это Государственная больница, то ребята попытались отговорить его от посещения, а он просто взял и выпр