– Йейлу.
– Спасибо.
– Ты говоришь, попытался соблазнить, Нил, то есть ты имеешь в виду – пытался изнасиловать?
– Нет. Мне пришлось сделать несколько заходов, прежде чем мы с мисс Пеллер определились с формулировкой. Она сказала, что, по словам подруги, полицейский спустил с нее штаны против ее воли, но он не прикасался к ней интимно.
– Но…
– Мы, конечно, вправе предположить, что цель у него была именно такова, но утверждать ничего нельзя. Смысл в том, что ничего уголовно наказуемого не произошло. Мисс Пеллер с этим согласилась, они и не подумали заявить на него, а просто взяли и уехали оттуда. Полицейский даже нашел какого-то деревенского чудака, который довез всех троих до станции и помог сесть в поезд. По словам мисс Пеллер, полицейский был не слишком удручен тем, что произошло, и гораздо больше стремился заполучить номер телефона ее подруги, чем ее прощение. Как будто речь шла о совершенно обычном деле, о том, что сплошь и рядом случается между мужчиной и женщиной.
– Хм… Что-нибудь еще?
– Нет, Харри. Не считая того, что мы, как ты и предложил, предоставили ей полицейскую охрану. Полный круглосуточный сервис, еду и все необходимое доставляют ей прямо к двери. Она может наслаждаться солнцем. Если в Бристоле будет солнце.
– Спасибо, Нил. Если что-нибудь…
– …появится, то я позвоню. И наоборот.
– Разумеется. Take care[109].
«Скажешь тоже», – подумал Маккормак, положил трубку и посмотрел в синее послеполуденное небо. Сейчас, летом, дни немного длиннее. Он все-таки еще успеет на полуторачасовую прогулку на яхте, прежде чем стемнеет.
Харри встал и направился в душ. Простоял там двадцать минут, не двигаясь, подставив тело под обжигающе горячую воду. Потом вышел, вытер распаренную, покрывшуюся красными пупырышками кожу и оделся. Посмотрел на мобильный и обнаружил, что, пока спал, пропустил восемнадцать звонков. Значит, им удалось раздобыть его номер. Он узнал первые цифры телефонов трех крупнейших норвежских газет и двух основных телеканалов: у всех у них коммутаторы с нулями и одинаковыми цифрами. Последние цифры различались, явно указывая на разных журналистов, равно жаждущих комментариев. Его взгляд задержался на одном из номеров, он даже не понял почему. Потому что какие-то байты в его мозгу наверняка ведали запоминанием номеров. К тому же первые цифры говорили о том, что телефон ставангерский. Он заглянул еще дальше в список звонков и нашел номер Колбьёрнсена.
Харри перезвонил и, пока завязывал ботинки, прижал телефон щекой. Кстати обнаружилось, что пора покупать новые. Отлетела металлическая набойка, позволявшая безнаказанно наступать даже на гвоздь.
– Черт, Харри. Ты сегодня в газетах просто герой дня. Прям звезда. Что начальник-то говорит?
Голос у Колбьёрнсена был как с похмелья. А может, просто больной.
– Не знаю, – сказал Харри. – Я с ним не говорил.
– Убойный отдел не при делах, во всем виноват ты лично. Это твой шеф заставил тебя take on of the team?[110]
– Нет.
Повисла долгая пауза, за которой последовал новый вопрос:
– Ну не Бельман же?
– Чего ты хочешь, Колбьёрнсен?
– Черт бы тебя побрал, Харри. Я, как и ты, занимаюсь somewhat[111] нелегальным самостоятельным расследованием. И сперва хотел бы знать: мы по-прежнему одна команда?
– Да нет у меня никакой команды, Колбьёрнсен.
– Ладно. Слышу, что ты по-прежнему с нами. В команде проигравших.
– Скоро вылечу.
– Right on[112]. Я снова переговорил со Стине Эльберг, той, за которой бегал Элиас Скуг.
– Да?
– Оказалось, что Элиас Скуг рассказывал ей о том, что произошло в ту ночь в хижине, чуть побольше, чем мне удалось выяснить у нее на первом допросе.
– Я начинаю верить в эффективность вторичного допроса, – сказал Харри.
– Чего?
– Да ничего. Давай выкладывай.
Глава 49«Бомбей-Гарден»
«Бомбей-Гарден» относился к числу заведений, которые на первый взгляд даже права на существование не имеют, но, в отличие от своих более модных конкурентов, все равно остаются на плаву, и так год за годом. Местоположение в самом центре восточной части Осло было ужасным – на боковой улице прямо между бывшим складом пиломатериалов и зданием закрытой фабрики, которое сейчас занимал один из негосударственных театров. Заведение то и дело лишали лицензии на продажу алкоголя, так как правила постоянно нарушались, то же относилось и к праву готовить пищу. Однажды санитарный рейд обнаружил на кухне грызуна неясной видовой принадлежности, но явного родственника Rattus norvegicus[113]. На полях своего отчета представитель санэпидстанции не поскупился на эпитеты и охарактеризовал кухню как «место преступления», где «вне всякого сомнения, совершались убийства самого свинского свойства». Некоторый доход приносили выстроившиеся вдоль стен игровые автоматы, хотя их регулярно обчищали. Но не похоже, чтобы вьетнамцы, владевшие заведением, использовали его для отмывания денег от сбыта наркотиков, пусть даже кое-кто их в этом и подозревал. Причина, по которой «Бомбей-Гарден» держался на плаву, заключалась в том, что находилось в самой глубине заведения, за двумя закрытыми дверями. Там размещался так называемый приватный клуб, и, чтобы туда попасть, необходимо было стать его членом. На практике это означало, что клиент у вьетнамца за стойкой бара в ресторане подписывал заявление с просьбой его принять, просьба немедленно удовлетворялась и он платил сто крон в качестве годового членского взноса. После чего его провожали внутрь, и дверь за ним закрывалась.
Человек оказывался в прокуренной комнате – поскольку закон, запрещающий курить в общественных местах, на частные клубы не распространяется, – где перед ним стоял овальный ипподром в миниатюре, размером четыре на два метра. Само поле было покрыто зеленым сукном и разделено на семь дорожек. По дорожкам двигалось семь плоских металлических лошадей, насаженных на спицы. Скорость каждой лошади определялась компьютером, шумно работавшим под столом и, как утверждали многие, совершенно непредсказуемым и справедливым. То есть случайной выборкой компьютера отдельные лошадки с большей вероятностью развивали бо́льшую скорость, что отражалось на соотношении ставки с выигрышем и на последующей выплате. Члены клуба, завсегдатаи и новички, восседали вокруг ипподрома в удобных вращающихся кожаных креслах, курили, пили местное пиво по специальным ценам для членов клуба и криками подбадривали лошадь или комбинацию, на которую поставили свои деньги.
Клуб действовал в серой правовой зоне, и по правилам, если в зале присутствовало двенадцать или более членов клуба, ставка каждого ограничивалась ста кронами в одном забеге. Если же собиралось меньше двенадцати человек, по уставу они рассматривались как небольшая дружеская компания, встречающаяся в помещении клуба, а в небольшой частной компании никто не может помешать взрослым людям заключать частные пари, и ставки, которые в таких случаях делались, были личным делом присутствующих. По этой причине в самом дальнем помещении «Бомбей-Гарден» на удивление часто бывало ровно одиннадцать человек. Кстати, почему в названии фигурирует бомбейский сад, никто не знал.
В 14.10 мужчина, недавно, точнее, ровно сорок секунд назад ставший обладателем членской карточки клуба, был впущен в помещение, где помимо него самого оказалось всего два человека: член клуба, сидевший во вращающемся кресле спиной к нему, и вьетнамец, судя по жилету, какие обычно носят крупье, администратор на бегах и в тотализаторе.
Фланелевая рубашка едва не лопалась на широкой спине того, кто занимал вращающееся кресло. На воротник ниспадали черные кудри.
– Выигрываешь, Кронгли? – спросил Харри и уселся в кресло рядом с ленсманом.
Курчавая голова ленсмана повернулась в его сторону.
– Харри! – вскричал он с неподдельной радостью в голосе и на лице. – Как ты меня нашел?
– А с чего ты взял, что я тебя искал? Может, я и сам здешний завсегдатай.
Кронгли расхохотался, не отрывая глаз от лошадей, которые двигались вдоль длинной стороны ипподрома, каждая со своим оловянным жокеем на спине.
– Не-а. Я здесь бываю всякий раз, как приезжаю в Осло, но тебя ни разу не видел.
– Ладно. Кое-кто рассказал мне, что я, вероятно, найду тебя здесь.
– Черт, неужели это известно? Возможно, для полицейского тут не самое подходящее место, хотя и в рамках того, что считается легальным.
– Кстати о легальности, – сказал Харри и покачал головой, отвечая крупье, который указывал ему на пивную бочку. – Именно о ней я и хотел с тобой поговорить.
– Давай, – сказал Кронгли, внимательно глядя на поле, где лидировала синяя лошадь на крайней дорожке: как раз сейчас она приближалась к крутому повороту.
– Иска Пеллер, австралийская барышня, которую ты забрал в Ховассхютте, говорит, что ты приставал к ее подруге Шарлотте Лолле.
Сосредоточенное выражение на лице Кронгли не изменилось. Харри ждал. Наконец Кронгли взглянул на него.
– Ты хочешь, чтобы я что-нибудь сказал по этому поводу?
– Только если захочешь, – ответил Харри.
– Я так понимаю, этого хочешь ты. «Приставал» – не совсем точное слово. Мы немного пофлиртовали. Целовались. Я захотел пойти дальше. А она считала, что хватит. Я предпринял вполне конструктивную попытку уговорить ее, ведь именно этого, что ни говори, женщины ждут от мужчины – это часть ролевой игры между полами. Но не более того.
– Не очень похоже на то, что, как говорит Иска Пеллер, ей рассказывала Шарлотта. Думаешь, Пеллер лжет?
– Нет.
– Нет?
– Просто я думаю, что Шарлотта предпочла представить своей подруге несколько иную версию. Девушки-католички часто хотят казаться более добродетельными, чем на самом деле.